Собственный Его Императорского Величества Конвой. История частей непосредственной охраны российских государей от основания при Александре I до расформирования после отречения Николая II. 1811— 1917 — страница 60 из 85

Около десяти часов неизвестно откуда получили известие, что поезда с солдатами, вооруженными пулеметами, и с вооруженными рабочими следуют из Петрограда в Царское Село.

Совершенно те же сведения и почти одновременно были получены и от коменданта города с сообщением, что им выслан броневой автомобиль к вокзалу, а другой направляется в расположение Коменданта Александровского дворца. Действительно, вскоре к дворцу подошел броневик и к Коменданту Дворца явился прапорщик с докладом, что прибыл в его распоряжение. Через полчаса этот же прапорщик своим начальством был отозван со своим броневым автомобилем к каким-то винным погребам, которые начали громить солдаты, и больше не возвращался. Разъезды Конвоя, высланные в направлении на Петроград и Гатчину, донесли, что никакого подозрительного движения к Царскому Селу не наблюдают. Сведения о «наступлении» оказались вздорными.

Но самое «сенсационное» известие было получено во время завтрака. Кто-то в дежурной комнате Сводного полка сказал, что из Петрограда пришла «революционная новость» – сообщение «о явке Собственного Конвоя в полном своем составе в Государственную Думу с выражением своей покорности…». Как ни тяжело было душевное состояние всех офицеров дворцового гарнизона, это провокационное измышление делателей революции вызвало у присутствующих на завтраке во дворце офицеров Конвоя и Сводного полка общий смех, ибо всем было известно, где находятся сотни Конвоя!

Вскоре сотник Зборовский был вызван к Государыне Императрице. Ее Величество передала Зборовскому печатный листок «Известий рабочих и солдатских депутатов». В этом наскоро, косо и криво набранном листке на первой странице крупным шрифтом была напечатана клевета на Конвой. С большим возмущением оценивая эту провокацию, Государыня Императрица изволила сказать: «Государя хотят убедить, что верных Ему войск нет, что даже Его казаки изменили… Это мышеловка!» Ее Величество считала очень важным скорее сообщить Государю Императору лживость этого революционного сообщения.

Листок «Известий» с сообщением о «явке всего Конвоя в Думу», помимо его общепровокационного значения, был опасен еще и тем, что, дойдя своими путями до отрезанной от Петрограда и Царского Села Ставки, мог поставить служившие там две сотни Конвоя, хоть и на краткое время, все же в очень тяжелое положение.

Согласно указанию Ее Величества, надо было как можно скорее информировать Ставку о фактическом положении всех событий. Было составлено подробное письмо с описанием событий в Петрограде и в Царском Селе, которое должно было быть отправлено с особым курьером в Ставку. Но в этот же день в Царское Село явился казак Конвоя, посланный из Могилева помощником командира полковником Ф. Киреевым, командовавшим Дивизионом Конвоя в Царской Ставке.

Посланный полковником Киреевым казак пробрался, Бог весть какими путями, и доложил, что Могилев полон тревожных слухов, что Его Величества в Ставке нет, что по дороге «не поймешь, что делается». Немедленно этот же казак, совместно с другим из гарнизона дворца, был командирован обратно в Ставку с заготовленным письмом и другими донесениями. Посланное есаулом Свидиным полковнику Кирееву донесение было в Ставке первым верным сведением о событиях в Царском Селе.

Поздно вечером был вызван в городскую ратушу, где помещалась «революционная комендатура», генерал фон Гротен и… обратно во дворец не вернулся. Арест генерала Гротена был большой потерей для гарнизона дворца. Наступила ночь на 3 марта.

3 марта. День с утра протекал спокойно. Обязанности арестованного генерала Гротена принял следующий по старшинству офицеров гарнизона дворца, командир Сводного Пехотного полка генерал-майор Ресин. Генерал Ресин вошел в связь с царскосельской комендатурой. Передавали, что это было сделано по указанию Государыни Императрицы. Совместно с этой комендатурой вырабатывались меры в целях безопасности дворца. В результате переговоров и совместно принятых условий между обеими сторонами (то есть между гарнизоном дворца и гарнизоном города) была установлена «нейтральная зона». Вне этой зоны охрану Александровского дворца и порядка в районе его продолжают нести чины дворцового гарнизона. Охрану порядка в остальной части города и на вокзалах берет на себя Царскосельский гарнизон. Делясь своими впечатлениями о настроении гарнизона Царского Села, генерал Ресин указал на то, что, несмотря на принятые условия комендантом города, солдаты запасных батальонов все же не доверяют гарнизону дворца и что их активные выступления возможны.

В целях безопасности дворца круги, руководившие его охраной, считали необходимым устранить это возбуждение и опасное настроение солдат городского гарнизона. Было получено распоряжение от каждой части дворцового гарнизона выслать представителей для связи с гарнизоном Царского Села.

Это распоряжение офицерам Конвоя было не только непонятно, но и принято с большим сомнением, вызвавшим известную настороженность и недоверие к полученному приказанию.

Из-за отсутствия штаб-офицеров Конвоя во дворце (помощник командира Конвоя по строевой части полковник Киреев находился в Ставке, а помощник по хозяйственной части полковник барон Унгерн-Штернберг в Петрограде) непосредственная связь с верхами службы охраны дворца была не всегда возможна. В эти исторические и ответственные дни офицерам Конвоя было ясно, что, исполняя получаемые приказания и принимая то или иное решение (быть может, и самостоятельное), прежде всего необходимо было знать мнение и пожелание Государыни Императрицы.

Офицеры просили старшего из командиров сотен, есаула Свидина, разъяснить создавшуюся обстановку. (Старшим из находившихся офицеров Конвоя в Александровском дворце был есаул принц Риза-Кули-Мирза. Но он, как сверхштатный офицер, никакой строевой должности не занимал, да и по складу своего характера не был подходящим для возглавления сотен Конвоя. Это понимал сам принц и ни на какие командные должности не претендовал.)

Деликатную миссию узнать мнение самой Государыни Императрицы в связи с полученным приказанием есаул Свидин возложил на сотника Зборовского. Объяснение тому следующее. Семья Их Величеств с исключительным вниманием и сердечностью относилась к офицерам Конвоя, но особенным вниманием Царской Семьи пользовались сотник Шведов, в то время бывший в Могилеве, и сотник Зборовский.

Сотник Зборовский отправился «наверх» – такое название установилось за покоями Царской Семьи. О нем доложили. Государыня приняла его на Детской половине, в комнате смежной с комнатой больных старших Великих Княжон.

Ее Величество благодарила Зборовского за приход и на его доклад о сомнениях офицеров в полученном приказании с живостью ответила: «Да, да – пошлите (представителей) непременно! Надо постараться бунтующих солдат словами успокоить. Не надо ни одной капли крови, прошу вас!» Затем Государыня просила Зборовского чаще приходить к ней и непосредственно докладывать о текущих событиях, которые неслись с невероятной быстротой. «Мне часто непонятно, что мне передают», – добавила Государыня.

Вместе с депутацией Сводного Пехотного полка был послан от Конвоя один взводный урядник и два казака. Эта депутация на грузовом автомобиле направилась к казармам Стрелковых полков, откуда раздавалась беспорядочная ружейная стрельба. Депутации дворцового гарнизона («парламентеры» – как таковые, они имели на рукавах белую повязку) была дана инструкция:

1. Призвать солдат Царскосельского гарнизона к хладнокровию, стараясь их заверить в том, что в обязанность дворцового гарнизона входит только защита дворца и лиц, в нем находящихся.

2. Заверить их в том, что дворцовый гарнизон вступит в вооруженную борьбу с солдатами запасных батальонов только лишь в том случае, если они сами эту борьбу вызовут.

Вернувшаяся депутация доложила, что солдаты запасных батальонов встретили ее с явным недоверием. Это недоверие подтвердил следующий случай. Из села Кузьминского, примыкавшего почти непосредственно к тылам казарм Конвоя, в строю с оркестром музыки шел квартировавший там запасный полк. Команда казаков Конвоя, кормившая и убиравшая лошадей внутреннего наряда дворца, из любопытства, бросив уборку, поспешила к воротам своих казарм. Заметив это быстрое движение казаков, музыканты смешались, смолкли, и полк замедлил свое движение.

Во все дни пребывания сотен Конвоя и рот Сводного полка в Александровском дворце офицеры главным образом собирались в дежурной комнате Сводного полка. В ней же ежедневно и «централизовались» все слухи. В сущности, подвальный этаж дворца, да и сам отрезанный от всего внешнего мира Александровский дворец не имели ни о чем точных сведений. Кое-кто, с видом посвященного, говорил что-то, недоговаривая, кое-кто таинственно перешептывался. Всякие слухи естественно находили благоприятную почву для быстрого вырастания. Вследствие этого об эшелонах генерал-адъютанта Иванова говорили, что они «заняли позицию у Пулкова». В то же время другие «по секрету» сообщали, что «они ушли совсем». Увеличивали всякие слухи сведения «верных» людей, «спасавших» дворец и сообщавших «о предстоящих штурмах дворца».

Особую нервность проявляла сама «революционная» комендатура Царского Села. Так, например, она сообщала, что из Петрограда походным порядком и поездами к Царскому Селу двигаются 10 тысяч взбунтовавшихся солдат. Также и из Императорского павильона передавали о движении каких-то поездов, добавляя: «В предупреждение наступления офицеры Железнодорожного полка разобрали путь в 4 верстах от Царского Села». Из Императорского павильона вообще поступали часто слишком тревожные известия, нервировавшие дворец. В павильон с задачей контролировать донесения и, при возможности, проверять слухи было приказано командировать офицера Конвоя. Есаулом Свидиным эта задача была возложена на хорунжего Колесникова. Тревожные звонки из Царского павильона прекратились.

«Верное» сведение, что «из Колпина в Царское Село движется толпа вооруженных рабочих в несколько тысяч человек», также оказалось неверным, ибо высланный на станцию Александровскую офицерский разъезд Конвоя под командой хорунжего Федюшкина прошел значительно глубже в направлении Колпина и, находясь в разведке в течение целого дня, не прислал ни одного тревожного донесения.