25 февраля. Первые вести о беспорядках, начавшихся в Петрограде, были получены на дворцовом телеграфе 24 февраля около 22 часов (контора телеграфа помещалась в самом дворце). Сведения эти были кратки и неясны. Первоначально им никто не придавал особого значения. Жизнь во дворце продолжала течь нормально.
26 февраля. В течение дня стали получаться уже более определенные и тревожные сведения о том, что беспорядки в столице Империи расширяются и что уличные демонстрации начинают принимать характер открытого бунта…
Командир полусотни Л.-Гв. 5-й Сводной сотни хорунжий А. Рогожин и командир роты Сводного Пехотного полка капитан В. Богенский, бывший со своей ротой также в охране Киевского Императорского дворца, усилили караулы от Конвоя и Сводного полка, доведя их до половины состава всех своих людей. Во дворец был перенесен запас всех имевшихся при полусотне патронов.
Государыня Императрица Мария Федоровна по-прежнему совершала свои ежедневные прогулки в большом парке дворца, выходившем на Днепр, и поездки в автомобиле по городу, продолжая посещать военные госпитали. Прекратились лишь, в связи с событиями в Петрограде, загородные выезды Ее Величества, которые Государыня особенно любила. Подробности развивающегося в столице бунта мало кому были известны. Из местных газет их нельзя было узнать, ибо они выходили с большими пробелами в текстах.
27 февраля. С утра стали поступать вести одна хуже другой, а к вечеру были получены сведения, что весь Петроград охвачен бунтом! Дворцовый телеграф перестал работать, и связь с Петроградом была прервана. В связи с этим во дворце, хотя внешне были все спокойны, общее тревожное настроение заметно увеличилось. Хорунжий Рогожин, разъясняя обстановку казакам и делясь с ними имеющимися у него сведениями о положении в Петрограде, напомнил им о том, что они должны быть особенно бдительными, твердыми и стойкими в исполнении общего долга – охраны священной Особы Августейшей матери Государя Императора. В ответ на это казаки полусотни просили своего командира быть за них спокойным, так как «мы хорошо помним присягу!». И действительно, во все последующие дни казаки Конвоя к своей службе относились с исключительным вниманием, проявляя выдержку и полное спокойствие.
28 февраля. От бывших в городе чинов охраны дворца стало известным, что на улицах города прежние небольшие собрания случайных людей и собираемые ими летучие митинги превратились в громадные толпы народа, запрудившие все улицы и почти прекратившие всякое на них движение. В городе чувствовалась полная растерянность военных и гражданских властей.
1 марта. Во дворце особо тревожное положение. В городе начались массовые демонстрации. Хорунжий Рогожин приказал взводу, остававшемуся в казармах, каждую минуту быть готовым к вызову.
Толпы народа с красными флагами и оркестрами военной музыки непрерывным потоком двигались по Александровской улице мимо дворца. Пение революционных песен и звуки «Марсельезы» совершенно ясно были слышны внутри дворца, а бесконечные крики «ура», временами переходившие в рев, создавали впечатление, что толпа ринулась на дворец.
Государыня Императрица Мария Федоровна ни на минуту не теряла присутствие духа. Совершенно спокойное отношение Ее Величества к происходившим демонстрациям ободряюще действовало на всех ее окружающих. Беседуя с офицерами, Государыня Императрица изволила заявить, что, если бы толпа попыталась проникнуть во дворец, она не допустит кровопролития и выйдет к ней сама… Однако во время даже самых бурных демонстраций не было сделано попытки проникнуть не только во дворец, но и на задний его двор, непосредственно выходивший на улицу с воротами, остававшимися все время открытыми.
2 марта. Распространился слух об образовании в городе новой власти – «революционной»! Она именовалась «Исполнительный комитет совета общественных организаций». Центром этой новой власти была Киевская городская дума. В сущности, не было никакой власти!
От Командующего войсками Киевского военного округа генерала Ходоровича и коменданта города генерала Медера не было никаких указаний и информации обо всем, что происходило в городе. Однако наружная охрана дворца, назначаемая комендантом города от частей гарнизона, продолжала нести свою службу.
Местные газеты, вышедшие в этот день, появились с не сдерживаемыми уже цензурой описаниями всех подробностей петроградских событий. Газеты сообщали о восстании запасных батальонов, об образовании Временного Комитета Государственной Думы и были полны всевозможными «революционными воззваниями» и призывами к армии и народу.
В этих же газетах особо крупным шрифтом был помещен созданный в Петрограде фантастический миф о том, что «Собственный Его Величества Конвой в полном своем составе прибыл в Государственную Думу».
Офицеры и казаки Л.-Гв. 5-й Сводной сотни, находившиеся в Киеве при Государыне Императрице Марии Федоровне, возмущенные этой наглой ложью и клеветой на родную Часть, знали о том, что в Петрограде не было ни одной сотни Конвоя и что там была только лишь нестроевая команда и команда их сотни, обслуживающая ими же оставленных в Петрограде лошадей.
И в самом дворце в это явно провокационное сообщение никто вообще не верил, но оно все же тяжело переживалось казаками и в особенности офицерами Конвоя. Об этом стало известно Государыне Императрице, и она поручила обер-гофмейстеру князю Шервашидзе успокоить офицеров.
В комнату, где помещались офицеры Конвоя, пришел князь и сообщил им: «Ее Величество поручила мне передать вам, что Она ни на секунду не сомневается в лживости газетного сообщения, цель которого ясна!»
Такое особо исключительное внимание самой Государыни Императрицы глубоко тронуло не только офицеров Конвоя, но и всех находившихся во дворце. Офицеры Конвоя просили князя Шервашидзе донести Ее Величеству об их верноподданнической преданности и немедленно же поставили в известность казаков, как Государыня отнеслась к той лжи, которая была помещена в газетах.
3 марта. Из города донеслись страшные слухи, поразившие всех своим ужасом! Передавалось о том, что якобы Государь Император отрекся от Престола… При этой кошмарной вести доносившиеся звуки музыки и крики непрекращавшихся демонстраций обезумевшего народа воспринимались с невыносимою болью в сердце. Последовало распоряжение о решении Государыни Императрицы немедленно же выехать в Могилев на встречу с Государем Императором. От Конвоя Государыню сопровождали хорунжий Ногаец, один урядник, два казака и камер-казак Ее Величества урядник Ящик.
5 марта. Во время отсутствия Государыни во дворец явилась комиссия от городского революционного комитета. Комиссия эта имела «особо важное задание», как торжественно заявили ее члены, заключавшееся в том, что комиссия должна была «обнаружить во дворце беспроволочный телеграф», по которому якобы… «Государыня сносилась с немцами»!.. При этих глупых поисках один из «милиционеров» (охранявших членов комиссии), особо рьяно предававшийся поискам, свалился с чердачной балки и основательно расшибся, что и послужило концом исполнения этой комиссией своей «особо важной» задачи.
О том, что дикая мысль о существовании во дворце беспроволочного телеграфа действительно могла прийти в голову представителям революционной власти, можно судить по воспоминаниям самого бывшего «военного комиссара» города Киева К. Оберучева. Этот «участник великой русской революции» (как сам себя называет Оберучев) в своей книге пишет: «Какой-то испуг, боязнь контрреволюции, как бы овладел многими…»
Что представляла [собой] так называемая «милиция», созданная вместо «ликвидированной» государственной полиции, и как у этих «милиционеров» «развился вкус» к обыскам и арестам, бывший комиссар Оберучев (на той же странице своей книги) дает следующее описание: «На помощь пришла учащаяся молодежь, студенты, курсистки, а также и рабочие, которые добровольно взяли на себя обязанности полиции, получившей название милиции. Функции у нее остались те же: ловить воров, грабителей и прочее жулье, которого оказалось достаточно. А рядом с арестом воров у многих развился вкус и к предварительным арестам – «в порядке целесообразном» – «как покусителей на новый строй». И сколько было попыток арестовать инакомыслящих! Какой-то испуг, боязнь контрреволюции, как бы овладел многими…»
8 марта. До этого дня особых событий не происходило. Никаких других посещений дворца представителями новой власти не было. Хорунжий Рогожин и капитан Богенский получили от «исполнительного комитета общественных организаций» и из штаба Командующего войсками округа сообщение, что на следующий день, 9 марта, назначено войскам «шествие перед исполнительным комитетом и Командующим войсками». Казакам Конвоя и солдатам Сводного полка предлагалось принять участие в этом «шествии». Командир полусотни Конвоя и командир роты Сводного Пехотного полка на это предложение ответили категорическим отказом.
10 марта. Государыня Императрица, Великий Князь Александр Михайлович и все сопровождавшие Государыню вернулись из Могилева. После встречи Ее Величества офицеры Сводного Пехотного полка и другие лица, находившиеся во дворце, собрались в комнате офицеров Конвоя, дабы присутствовать при сообщении сопровождавшего Государыню Императрицу хорунжего Ногайца следующих подробностей.
Поезд Государыни Императрицы Марии Федоровны состоял из пяти вагонов: салон-столовая, вагон Ее Величества, в котором при Государыне были ее фрейлина графиня Менгден и камер-фрау. В третьем вагоне находились Великий Князь Александр Михайлович, обер-гофмейстер князь Шервашидзе, состоящий при Государыне Свиты Его Величества генерал князь Долгоруков и офицер Конвоя хорунжий Ногаец. В четвертом вагоне – казаки Конвоя, ограниченное число прислуги и служащие железнодорожной администрации. Пятый вагон – кухня и необходимый при ней штат служащих.
Великий Князь Александр Михайлович в пути неофициально взял на себя должность коменданта поезда и отдавал соответствующие распоряжения. Поезд Государыни Императрицы шел «вне расписания», и на каждой станции его задерживали. Несмотря на то что на всех остановках Императорский поезд со стоящими у вагона Государыни казаками Конвоя привлекал всеобщее внимание толпившегося на станциях народа во все время пути следования поезда из Киева в Могилев и обратно, никто не позволил себе каких-либо демонстраций и революционных выступлений. Едва поезд остановился на станции Могилев, Государь Император сразу же вошел в вагон своей Августейшей матери.