Рославлев старший. Ах! это сама истина; я только теми и занимался, которые обманывали меня. – Но почему все это вам известно, неужели эта Юлия, ангел на земли, сестра ваша?..
Юлия(сбрасывает с себя конфедератку и шинель). Я сама.
Рославлев старший. Боже мой! Какое превращение!
Юлия. Вот уже месяц, как я из Варшавы, от вас и от самой себя бежала. Здесь мне понравилось, здесь, где я никому не известна, старалась припомнить то время, когда душевное свое спокойствие употребляла на успокоение других. – Ах! другим хорошо; но мне где найти утешение? Прочих тайн моих вам, кажется, открывать нечего: я от вашего передового узнала, что вы сюда будете, схватилась за первый способ, который мне вообразился, чтобы видеть вас и говорить с вами под чужим именем. Теперь я все объяснила, что сердце мое обременяло; прощайте и помните, это был – последний наш разговор, последнее свидание.
Рославлев старший. Как! чтоб мне с вами расстаться! едва верю всему, что слышу… иногда в романах начитывал что-то подобное… Я вне себя, я в восторге: нет, нет, я вас не пущу, сударыня!
Андрей(входит). Лошади готовы.
Рославлев старший. Убирайся! пошел вон! Ах! повторите… мне еще раз об любви вашей, мною вовсе не заслуженной, и не говорите о расставанье.
Пан Чижевский(входит). Ясновельможный…
Рославлев старший. Будь проклят и оставь нас одних!
Юлия. Я вам повторяю: мы более не увидимся. Иначе какое же вам ручательство, что я не одна из тех кокеток, которые на все отваживаются для достижения цели?
Рославлев старший. Я!.. чтоб смел приравнять вас…
Входят жиды-музыканты и гудят какой-то танец.
Тс! Вот вам деньги; после, после я вас позову, а теперь проваливайтесь сквозь землю! (Бросает им червонец.) Нет, прекрасная Юлия, мы теперь соединимся навсегда.
Юлия старается от него освободиться. Он бросается на колени и в таком положении следует за нею до самого цветника.
Юлия. Или вы поезжайте, или я скроюсь отсюдова туда, где никто меня не сыщет.
Рославлев старший. Нет! нет!
Антося и Лудвися входят.
Антося. Этакое презрение к нашему полу!
Лудвися. На коленях всю комнату изъездили!
Рославлев старший. Оставьте нас; вам будет праздник, только после, подите!
Рославлев младший, в виде больного, треплет его сзади по плечу.
Рославлев старший(вскрикивает). Что это! больной на ногах! мертвецы воскресают.
Рославлев младший(сбрасывает с себя одежду пациента). Узнаешь ли?
Рославлев старший. Брат!
Рославлев младший. Как видишь, и вот моя жена, рекомендую!
Рославлев старший. Какое дьявольское сплетение!
Антося
Что, каково свели концы?
Вот с польками быть в ссоре!
Лудвися
Напрашиваясь в мудрецы,
Вы назвали́сь на смех и горе
Пан Чижевский(кланяясь)
Позволите ль и мне при том
Сказать, ясновельможный, слово:
Как вас доехали путем –
И вам в путь ехать все готово!
Рославлев старший. Как я был глуп, о, как я глуп был! Однако, если дался ей в обман на полчаса, любезный брат, тебе эта участь предоставлена на всю жизнь, мужайся.
Рославлев младший. Не беспокойся, я сам хотел, сам и отвечаю. Куда же мы? В Варшаву? или к нам в Петербург?
Рославлев старший. К вам, и как можно скорее, с прекрасной Юлией!.. А может быть, имя вымышленное, все равно: с твоею женою! Знакомиться нам нечего, мы, кажется, довольно подружились.
Пан Чижевский. Ясновельможный! позвольте нам позвать наших музыкантов и плясунов, которых вы давеча прогнали? Мы хотим окончить наше веселье.
Рославлев старший. Делайте что хотите, теперь я готов ждать лошадей хоть трое суток!
Рославлев младший. Прекрасно: теперь мы все довольны, виват!
Рославлев младший
Наши замыслы все шатки,
Наша мудрость вся туман,
Вечно люди будут падки
И к обманам и в обман,
Если ж и с женой моею
Мне обман в участок дан,
То признайтесь, что имею
В ней хорошенький обман. (bis)
Лудвися
Бойтесь, – нам твердят издетства,
Бойтесь вы сердечных ран,
От мужчины ждите бедства,–
Он обманщик и тиран!
Знать обманы – жребий жалкий!
Но влачить девичий сан
Для стареющей весталки –
Вот несноснейший обман! (bis)
Пан Чижевский
Ян, как брат наш, без талана
Стал спесив, как богдыхан;
Если верить басням Яна,
То с умом и с де́ньгой Ян!
Но поверь его заране,
Взвесь и мозг в нем, и жупан,
То в болване и кармане
Ты найдешь пустой обман. (bis)
Андрей
Я в зевалах мастер ловкий
Я зеваю трезв иль пьян;
Но, зевая без сноровки,
Можно вызевать изъян.
Раз на винах и на жлудях
Прозевал я свой карман…
Зазевайся в добрых людях –
И тотчас попал в обман. (bis)
Рославлев старший
«Заживо гляжу в потомки!
Я на пир бессмертья зван!» –
Во́пит Вралькин, так же громкий
И пустой, как барабан.
Счастлив он, пока в нем бродит
Самолюбия дурман;
Но одних вралей ли вводит
Самолюбие в обман? (bis)
Юлия(к зрителям)
Хоть невинный и безвредный
Мною выдуман роман,
Но сколь часто автор бедный
Для ушей чужих тиран!
Вечно горд, самолюбивый,
Всем доволен шарлатан! –
Суд же публики правдивый
Не впадет никак в обман. (bis)
Антося
Бедным авторам к успеху
Путь ухабист и песчан,
С публикою не до смеху;
С ней пропал ты или пан!
Что, как скажет критик едкий,
Мненья общего орга́н:
«Нас поддели, но напредки
Не заманите в обман!» (bis)
Входят музыканты – жиды, мазуры, поляки и русские, и начинается дивертисмент.
<1823–1824>
Серчак и Итляр*
Серчак
Ты помнишь ли, как мы с тобой, Итляр,
На поиски счастливые дерзали,
С коней три дня, три ночи не слезали;
Им тяжко: градом пот и клубом пар,
А мы на них – то вихрями в пустыне,
То вплавь по быстринам сердитых рек…
Кручины, горя не было вовек,
И мощь руки не та была, что ныне.
Зачем стареют люди и живут,
Когда по жилам кровь едва струится!
Когда подъять бессильны ратный труд
И темя их снегами убелится!
Смотри на степь, – что день, то шумный бой,
Дух ветреный, другого превозмогший,
И сам гоним… сшибутся меж собой,
И завивают пыль и злак иссохший:
Так человек рожден гонять врага,
Настичь, убить иль запетлить арканом,
Кто на путях не рыщет алчным враном,
Кому уже конь прыткий не слуга,
В осенней мгле, с дрожаньем молодецким,
Он, притаясь, добычи не блюдет,–
Тот ляг в сыру землю́: он не живет!
Не называйся сыном половецким!
Итляр
Мы дряхлы, друг, но ожили в сынах,
И отроки у нас для битвы зрелы.
Не празднен лук, – натянут в их руках;
Не даром мещут копья, сыплют стрелы.
Давно ль они несчетный лов в полон
Добыли нам, ценою лютых браней,
Блестящих сбруй, и разноцветных тканей,
И тучных стад, и белолицых жен.
О, плачься, Русь богатая! Бывало,
Ее полки и в наших рубежах
Корысть деля́т. Теперь не то настало!
Огни ночной порою в камышах
Не так разлитым заревом пугают,
Как пламя русских сел, – еще пылают
По берегам Трубе́жа и Десны…
Там бранные пожары засвечают
В честь нам, отцам, любезные сыны.
Серчак
В твоих сынах твой дух отцовский вне́дрен!
Гордись, Итляр! Тебя их мужественный вид,
Как в зимний день луч солнечный, живит.
Я от небес лишь дочерью ущедрен
И тою счастлив… Верь, когда с утра
Зову ее и к гру́ди прижимаю,–
Всю тяжесть лет с согбенных плеч стрясаю.
Но ей отбыть из отчего шатра:
Наступит день, когда пришельцу руку
Должна подать на брачное житье;
Душой скорбя, я провожу ее,
И, может быть, на вечную разлуку…
Тогда приди всем людям общий рок!
Закройтесь, очи, – не в семье чад милых…
Наездник горький: ветх и одинок,
Я доживу остаток дней постылых!
Где лягут кости? В землю их вселят
Чужие руки, свежий дерн настелят,
Чужие меж собой броню, булат
И все мое заветное разделят!..
<1825>
Грузинская ночь*
К.
Но сам я разве рад твоей печали?
Вини себя и старость лет своих.
Давно с тебя и платы не бирали…
Т.
Ругаться старостью – то в лютых ваших нравах.
Стара я, да, – но не от лет одних!
Состарелась не в играх, не в забавах,
Твой дом блюла, тебя, детей твоих.