Если дерево умнее
Их мыслительных голов!..
Не пора ли ж? — И не худо,
Всё за чудом видя чудо,
Позадуматься о всём?
Но стремимся, мы кружимся
И вертимся колесом,
Остановимся ль? — Едва ли!
Не пора ли? — Не пора ли?!.
Не пора ль взглянуть на Бога,
В тайны сердца заглянуть? —
Это ль к счастию дорога?
Тот ли мы избрали путь?
Мы охотники до смеха,
Только пляшем да поем:
Современники ж Ламеха
Шли не тем ли же путем?
И тогда ведь люди знали,
Что ковчег свой, как пророк,
Строит Ной на близкий срок.
И провидцы восклицали:
«Нет ни веры, ни морали!» —
Не пора ли?! — Не пора ли?!
1850-1860-е
БУКВА И ДУХ
Из-под завесы буквы темной
Выходит часто Божий день;
Но берегут свой мрак наземный
Сыны земли и ловят тень...
Не могут их больные очи
Глядеть с любовию на Свет,
За то противен чадам ночи
Световещающий поэт.
Зачем, сроднясь с незримым связью,
Поет он им: «К вам Свет идет!»...
В светило дня упрямо грязью
Кидает бешеный народ!..
Прося телесных наслаждений,
Алкая радостей ночных,
Не любит современный гений
Ни слов, ни мыслей световых...
Иносказания, загадки
Его заботят, он ленив,
Он голой буквой, — без подкладки, —
Так незатейливо счастлив!!.
Но будет время — выйдет в поле
Пророк и возгласит костям:
По всемогущей Бога воле,
«Восстать повелеваю вам!» —
И сбудется... Я вижу пору,
Когда трубой пронзится слух
И эту плоть пробьет как кору
Животрепещущийся Дух.
И громко голоса запросят
Свободы из своих гробов,
И весело живые сбросят
С себя заплечных мертвецов!..
Повеет чудною весною,
И жизнь, вступя в свой Царский ход,
Над нашей пасмурной землею
Раздвинет светлый свой намет...
1860
«И ЖИЗНЬ МИРОВАЯ ПОТОКОМ...»
И жизнь мировая потоком
Блестящим бежит и кипит,
Потока ж в поддонье глубоком
Бессмертия тайна лежит.
1860-е
ОСЕНЬ
Золотой метелью
Мчится желтый лист;
Жалобной свирелью
Слышен ветра свист...
В синие долины
Сумерки сошли;
С горныя вершины
Вьются журавли!..
Слышу шепот сосен
С ближней высоты:
«Наступает осень,
Что же медлишь ты?!.»
<1863>
ЧТО ДЕЛАТЬ?
Нет, други! сердце расщепилось
И опустела голова...
Оно так бойко билось, билось
И — стало... чувства и слова
Оцепенели... Я, бескрылый,
Стою, хладею и молчу:
Летать по высям нет уж силы,
А ползать не хочу!
Конец 1860-х
СЛЕЗЫ УМИЛЕНИЯ
Если б слезы умиления
Воротить я мог себе,
Я стерпел бы все мучения,
Я смеялся бы судьбе!
Если б так, как в ранней младости,
Я отплакиваться мог,
Слезы, слезы! сколько сладости
Насылал мне с вами Бог!
Помню: грудь мою царапали,
Говорили: «Умирай!»... —
Но на грудь вы, слезы, капали,
С вами капал в душу рай!..
Помню, помню, ночи целые
Я проплакивал в тиши;
Гасли свечи нагорелые,
Но не гас огонь души.
Где ж вы, дети умиления,
Ран целенье — в буре битв,
Хлеб души — в миг просветления,
Соль былых моих молитв?
Где теперь вы, драгоценные?
Видно, ранняя роса
На лазорево-священные
Вас умчали небеса!..
Где вы?.. Грудь, как степь горячая,
Накалилась зноем бед;
Я брожу — как тень ходячая, —
Я ищу... чего уж нет!..
Если б слезы умиления
Воротить я мог себе,
Я стерпел бы все мучения,
Я смеялся бы судьбе...
<1869>
«СОЛНЦЕ ЗЕМЛЮ ГРЕЕТ...»
Солнце землю греет,
Ветер землю студит.
Солнце — милость Божья,
Ветер — наши ссоры.
Между двух мы ходим,
Но более зябнем,
Отслонясь от солнца,
Отдаваясь ветру...
Прекратися, ветер,
Все бы солнце грело,
Все б играло сердце,
Все б в душе светлело!..
Но мы как-то любим
Ветер да ненастье
И бесщадно губим
И себя и счастье.
Если бы на солнце
Чаще мы бывали,
Разогретым сердцем
Реже бы хворали!
Но в холодном веке,
Блещущем полудой,
Сердце в человеке
Все больно простудой!..
Конец 1860-х
ВЕСНА
В полях тепло, и жавронок трепещет
Над гнездушком малюточек-птенцов,
Цветок живет и чувством жизни блещет:
У девы мысль мелькнула про любовь!..
Весна! весна!.. земля полна обновы,
Немое все заговорило вслух,
И, мертвые сорвав с вещей покровы,
Все жизнедарный оживляет дух...
Так Вера к нам, — весна души, — слетает
С ней человек, хоть и во льду земном, —
Когда, под зноем духа, сердце тает, —
Не узнает себя в себе самом!..
Так времена и целые народы
Изменятся с Весною мировой,
И, оком духа, с светлой головой,
Прочтя, поймут все таинства природы
И перестроят ветхой жизни строй...
Тогда, теперь не ласковые руки,
Протянутся для братства и родства;
Все позабудут и значенье муки,
И будут все — семья без сиротства!
Тогда земли счастливых населеннее, —
Под солнцем духа, — обновится быт,
И, как Христос благословлял младенцев, —
Друг друга всяк тогда благословит!!.
1867
ТЫ НАГРАДИЛ
Ты наградил за все мученья,
За горе дней, за грусть ночей;
И чистым платом утешенья
Отер все слезы от очей.
Я позабыл былую муку
И все нападки бед и зла,
Когда, прозрев, увидел руку,
Которая меня вела...
Они прошли, те дни железны,
Как снов страшилища прошли,
И на пути пройденном бездны
Уже цветами заросли...
Хромцу, на жизненном скитанье,
Два подал костыля — не Ты ль?
Один из них — есть упованье,
Терпение — другой костыль! —
На них-то, с чувством умиленья,
Быть может, добредет хромец
До благодатного селенья,
Где ждет заблудших чад Отец...
Конец 1860-х
ДВЕ ДОРОГИ
Тоскуя — полосою длинной,
В туманной утренней росе,
Вверяет эху сон пустынный
Осиротелое шоссе...
А там вдали мелькает струнка,
Из-за лесов струится дым:
То горделивая чугунка
С своим пожаром подвижным.
Шоссе поет про рок свой слезный:
«Что ж это сделал человек?!
Он весь поехал по железной,
А мне грозит железный век!..
Давно ль красавицей дорогой
Считалась общей я молвой? —
И вот теперь сижу убогой
И обездоленной вдовой.
Кой-где по мне проходит пеший:
А там и свищет и рычит
Заклепанный в засаде леший —
И без коней — обоз бежит...»
Но рок дойдет и до чугунки:
Смельчак взовьется выше гор
И на две брошенные струнки
С презреньем бросит гордый взор.
И станет человек воздушный
(Плывя в воздушной полосе)
Смеяться и чугунке душной,
И каменистому шоссе.
Так помиритесь же, дороги, —
Одна судьба обеих ждет.
А люди? — люди станут боги,
Или их громом пришибет
1850-1870-е
КАРЕЛИЯ ИЛИ ЗАТОЧЕНИЕ МАРФЫ ИОАННОВНЫ РОМАНОВОЙ
ВВЕДЕНИЕ
Предлагаемое описательное стихотворение основано на событии историческом, засвидетельствованном преданием и грамотами царя Михаила Федоровича. Содержание рассказа весьма просто. Знаменитая затворница в Выгозерском стане обращает на себя внимание окрестных поселян. Один из них проникает в ее уединение. Добрый крестьянин, стараясь рассеять тоску одиночества заключенной, предлагает ввести к ней для собеседования монаха. Вводит. Повествование есть лучшее занятие в уединении, и монах (или отшельник) повествует. Его жизнь, его характер в его повествовании. Между тем крестьянин Никанор отправляется на Русь с тайным посланием. Монах является в другой раз, доканчивает рассказ свой, заключает оный какою-то духовной аллегорией и опять удаляется, уже надолго. Тут в тереме (в храмине заключения Марфы) появляется новое лицо — Маша, дочь Никанора. Она также, частью думая развеселить уединенную, а более из желания поговорить о своем крае, пересказывает, так сказать, всю мифологию Карелии. Монах является в третий раз, и уже не таковым, как был! Теперь из речей и поступков его видно, что он проходил то состояние души, в котором борение внутреннего со внешним, или, как говорят, ветхого