Не беспокойтесь! В вашу дичь
Едва заходят день и солнце!
Однако ж звонкий свой товар,
Добытый в долгие досуги,
Они отвозят на базар,
Лесным путем, к погостам Шунги:
Там ярмарка. Там все пестро
И все живет: там торг богатый
Берет уклад за серебро;
И мчит туда олень рогатый
Лапландца, с ношею мехов;
На ленты, зеркальны, монисты
У жен лесных кареляков
Меняют жемчуг их зернистый
Новогородцы-торгаши;
И в их лубочны шалаши
Несут и выдру, и куницу,
И черно-бурую лисицу.
И хвалятся промеж собой
Карельцы ловкою борьбой
(Как некогда Мстислав с Редедей).
И пляска дикая медведей
Мила для их простой души:
Так все идет у них в глуши!..
Туда к знакомым забегает
Наш добродушный Никанор,
Берет винтовку и топор
И что-то в лыжах поправляет.
Куда ж помчится он отсель?
Ему везде простор и гладко:
Под сосной ждет его постель,
Но на душе тепло и сладко —
Он дело доброе творит:
Он послан!.. Вот он и, со мхами,
С древами, с ветрами, с звездами
Советуясь, бежит, бежит
И думает про Годунова
И про Романовых... За них,
Вздохнув, помолится — и снова
Бежит... Но вот не так уж тих,
Не так уж темен лес смолистый:
Людские слышны голоса,
Вдали темнеет полоса,
Над нею вьется дым струистый,
Кресты и церкви... В добрый час!
Беги на Русь, в свой путь далекой!
Нас ждет наш терем одинокой
И недоконченный рассказ
Тулвоозерского монаха:
Полны надежды мы и страха...
Как странно жизнь его текла!
Мне то молва передала:
Он знал любовь, мечты и славу,
Желаний прелесть и отраву...
Он видел мир, боренье зла
И битвы дерзкого порока
С смиренной правдой. Но была
Его душа превыше рока.
И пусть земные, как рабы,
Влачили радостно оковы
Земной униженной судьбы, —
Он сердцем кроткий, но суровый
К лукавым прелестям забав,
К затеям суеты ничтожной,
Давно с очей своих сорвав
Повязку, он узрел сей ложный,
Сей странный, коловратный свет,
Где с самых давних, давних лет
Все та же, в разных лицах, повесть!..
Он не хотел души губить;
Лукавства враг, свою он совесть
Берег, как шелковую нить —
Путеводительницу. Что же?
Он был страстнее и моложе,
Но меж людьми все одинок.
И, возвышаясь силой воли,
Глядел, как в душной их юдоли
Играл слепой — слепцами — рок,
Казнитель, им от Бога данный...
Но, житель сих пустынь случайный,
Он гнев на слабых укротил
И за людей уже молил,
И высшие познал он тайны...
Так говорили про него.
Но мы послушаем его.
В Кареле рано над лесами
Сребро и бисеры блестят,
И с желтым златом, полосами,
Оттенки алые горят,
И тихо озера лежат
На рудяных своих постелях[34].
Уж сосны золотятся днем,
И с красногрудым снегирем
Клесты кричат на острых елях...
Но пусто все на сих брегах,
И грустно в пасмурном затворе!..
Одна, одна!.. О разговоре
Былом мечтает... Где ж монах?
Он обещал прийти!.. — Придет!
Он здесь... вздохнул и помолился,
И взор от грусти прояснился,
И он о прежнем речь ведет:
«Не помню, долго ль я был болен...
Но раз... — на мне уж нет желез! —
Мне говорят: «Иди: ты волен!»
Под вышиной родных небес
Стоял я долго, как бездушный...
Ах! Кто неволю испытал,
Кто знал затвор неводи душный, —
Как жадно воздух он глотал,
Как порывался разделиться —
Рассыпаться... чтоб вдруг с землей
И с воздухом, с водами слиться —
И все с собою слить!.. Что с ней,
С душою делалось моей,
Когда тепло и блеск эфира
И голос из живого мира
Ко мне, воскресшему, дошли?
Я мыслил, я дышал, как новый...
Кипел, шумел народ торговый,
И мчались в пристань корабли,
Но человек — таков с природы! —
Привыкнет скоро ко всему,
И даже к прелестям свободы!..
Зачем подробно все, к чему
Рассказывать: как, что там было?..
Мне стало душно и уныло...
Отца, родных я потерял —
И скоро одинок стоял,
Как запоздалый в поле колос!
Притом — то было ль дум игрой? —
Мне где-то слышался порой
Таинственный, отзывный голос...»
Что в вас, родные небеса?
Как трудно расставаться с вами!
Но уж полнеют паруса,
И флаг играет с облаками,
И Смирна ниже, ниже... и —
В зеленой влаге потонула...
На чьих глазах роса блеснула?
Но очи он отер свои —
Ему понравилося море
И увлекательная даль:
Он в ней топил свою печаль!..
Корабль летел, летел... И вскоре
Уж к ним повеет с берегов,
Где, небом и страной счастливый,
Неаполь смотрит горделивый
На даль с покатистых холмов.
И был он там, где тихо Байя
Ночные вторит небеса;
И зрел искусства чудеса
И древний край — подобье рая.
И часто долго он глядел
На величавую картину,
Когда Везувий пламенел
И на кипящую вершину
Из тучей сизых и густых,
В изломах молний золотых,
Дождшшсь искры — вихорь звездный,
И из недознанныя бездны
Летели камни и, взлетев,
Кололись в выстрелах кусками;
Вздыхало, выло и — вдруг рев
И лава красными реками...
Наш друг поэзию любил:
Он гроб Марона посетил
И прочитал на нем Гомера...
И быть любил он там, в тиши,
И с ним сокровища души:
Любовь, поэзия и вера!..
И было — так он вспоминал —
В его прогулках молчаливых,
Когда алмаз звезды играл
На стекловидных переливах
Чуть колыхавшихся зыбей,
С зеленым блеском изумруда:
«Не знаю, — говорил он, — чей,
И как он взялся, и откуда?
Мелькнул мне образ молодой:
Власы... и стан... и те ж блистали
Глаза!.. Но то была она ли?..
И он не отражен водой,
Тот образ, не мелькнуло тени...
И я ее не осязал;
Но видел, мнилось, и узнал
Ее в мгновенном сем виденьи...
И грусть проснулась!.. Но она
На что-то кротко указала,
Без слов мне весть одну сказала
И скрылась. Как виденье сна,
Мне это памятно. И что же?
С тех пор тоска и мысль о ней
Исчезли... менее тревожен,
Я отдался судьбе своей!..»
Италия! Страна гробов
Неумирающих героев!
В тебе так блещет след веков,
Былых людей, чудесных боев
Сквозь тягостный забвенья прах!..
Но где твои златые годы
В своих негаснущих лучах?..
Твои и храмы и народы —
Все стало баснью... Все мечта!
Лишь неизменна красота
Твоей пленительной природы!
Синеет ясно высота
Над бесконечным вертоградом:
И лавр и, в зелени густой,
Лимон дружится золотой
С янтарным, спелым виноградом...
Там был наш друг! Но, увлечен
Тревогой непонятной чувства,
Недолго жил в стране искусства,
Развалин и чудес... И он —
Он всю Германию прошел,
Искал чего-то... и случайно
Людей с неузнанною тайной[35]
Вдали от общества нашел;
Их, в храминах уединенных,
Не знали слава и молва,
И в их работах сокровенных
Был светоч — мертвая глава,
Но жизнь из-за нее светлела!..
Глубоко вникнув в естество,
Они дробили вещество,
И влага в их стекле тучнела;
Они влияние небес
В скудель земную заключали
И с твердой верой ожидали
Для вас неведомых чудес.
И далее — былое он
Передает, как давний сон.
«Я вёсну проводил над Рейном,
И было там отрадно мне!
Любил бродить я в тиховейном
Дыханьи гор. И в той стране
В глазах моих мелькали замки
И разрисованная даль;
И, стихнув, Рейн — был хрусталь,
Уложенный в цветные рамки!
Там люди счастливо живут!
Их здравый ум, их терпеливость
И не пугающий их труд
Дают избыток. Всюду живость,
Изделия прилежных рук,
И верный торг и ход наук
У них, при нраве их степенном,
Полезен сердцу и уму,
И, развиваясь постепенно,
Он гонит осторожно тьму
Невежества и предрассудка.
Бывает от страстей пожар!
И трудно, трудно сердца жар
Подвесть под правила рассудка!
Но разве только между них
Найдем мы этому примеры!
Простой, живой, но теплой веры
Они полны. Мне быт у них
Патриархальный — был по нраву:
Охотно тут забудешь славу
И не полюбишь суеты!..
В семьях, в домах, где так опрятно,
Как было мне гостить приятно!..
Но тайной сердца пустоты
И то житье не наполняло...
Не знаю, что мой дух стесняло...
И было раз, порой ночной,
Когда, меж сна и пробужденья,
Мелькают думы и виденья...
И свежей памятью дневной,
И томной памятью былого
Глава усталая полна —
Мне вдруг... раскрылась вышина,
Как лик младой из-под покрова!
Не знаю, оставался ль я
Все на земле, иль был возвышен,
И с телом, иль одна моя
Душа летела?.. Был мне слышен,
Был виден, близок мир иной,
Как солнце из-за синей тучи...
И вот, как помню, надо мной,
В средине звезд, путем зыбучим,
Белея, стлалась полоса;
И мне казались небеса
Торжественны и величавы —
Как празднество!.. Вдруг клики славы
И песни песней пронеслись:
Дружины светлых и дружины
Крылатых ангелов сошлись
И стройно заняли вершины: