Связали нескольких — ив земский суд.
И судьи — если мне рассказчики не лгут —
Медведей налицо, по форме, призывали:
Уж, разумеется, они желали
Удостовериться, узнать,
Хотя бы с ставкою очною,
Что могут иногда, порой иною,
И нелюди людей спасать!
1827 или 1828
ВЕСЕННЕЕ ЧУВСТВО
Томление неизъяснимое
В душе моей,
Когда ласкается незримое
Незримо к ней,
Когда нисходит благодатное
От высоты,
И сердцу что-то непонятное
Сулят мечты.
Так с первых вешних дней дыханием,
Где я ни будь,
Уныло-сладостным страданием
Теснится грудь.
Забыто все, что обольщение,
Молва и шум,
И погружаюсь я в волнение
Великих дум.
И тут, что тайное, чудесное,
Все так светло:
Как будто все ко мне небесное
С небес сошло!..
1829
КУПАЛЬНЯ
Плыви, о влага голубая,
С своим кипучим жемчугом,
И обтекай меня кругом,
Струей узорчатой играя...
В твоей живительной волне
Переродилось все во мне.
Увы! надолго ль? море зноя
В июльском воздухе кипит:
Душа боится и болит,
Заранее томленьем ноя...
Так где-то в царстве неземном
Поэт пьет жизнь и запах розы;
И вдруг опять — в быту родном —
В пустынях душных жалкой прозы!..
<1830>
СТРАННИК
Я далеко на полночь заходил:
У города Архангельска — я был;
Сидел на мхах у Кемского Острога;
Следил гагар у Кольских берегов,
И видел я бегучий лес рогов
Вспугнутого оленей резвых стада...
О! много увидит чудес,
Кто по свету много походит!..
Я видел принизивши лес:
Из тундры он робко выходит
И, встретивши в воздухе хлад,
Рад, бедный, под землю назад...
Я видел страшную лавину,
Летевшую по пустырям,
И с шумом плававшую льдину
С медведем белым по морям!..
Я видел край, где спит природа
В полугодичной тишине:
Там много звездного народа
На темно-синей вышине;
Но солнце — пышный Царь-светильный —
Не освещает край могильный,
И лишь мгновенная заря
Глядит в застылые моря...
Но в той стране — на тихой влаге —
Гостит роскошно летний день:
Как на развернутой бумаге
Лежит узорчатая тень
Брегов, — и купол неба синий,
С оттенком роз на вышинах,
Живописуется в волнах
Бездонной зеркальной пустыни
И весь передается ей...
Я помню... море закипело
И стихло, сселось, опустело
И странной чешуей своей
Засеребрилось, засверкало,
Как будто длинной рыбой стало: —
То войско двигалось сельдей,
То, густо шли их легионы...
Какие тайные законы
Вели их? — В памяти моей
Я сохранил... Как вижу, други,
Явился круг, растет... растет...
Двоятся, множатся все круги,
И кто-то, под морем, идет:
Вперед несутся шум и плески,
За ним — глубокая тропа
И, с рокотом глухим и резким,
Два белоглавые столпа,
Две башни, две реки кристальных
Из чьих-то мечутся ноздрей:
То он, то пенитель морей, —
То кит, в своих набегах дальних,
Надежды губит рыбарей! —
Я помню — так не раз бывало! —
Спустился вечер — запылало
На поднебесной высоте;
Кругами пламя выступало;
Полнеба, в чудной пестроте,
Горя и рдеясь, не сгорало!..
Но ярко, меж ночных теней,
То реки молний без ударов,
То невещественных пожаров,
Бездымных, неземных огней,
Сняли пылкие разливы
И сыпались лучи в тиши;
Порою ж — роскошь для души —
То светлых радуг переливы,
То чудный бархатов отлив,
И с яхонтом смарагды в споре,
Хрустальное браздили(море...
И, в этой же картине див,
По тем водам, и злато нив
И цвет фиялы и шафрана,
И черный лоск, как перья врана,
И отблеск вишневый горит!..
И тут-то, в празднестве природы,
Как степь распахивая воды, —
Убийства совершает кит...
Как страшно, — жадный он, — теснит
Среброчешуйные народы,
Воюя в их немых толпах! —
На брызжущих, над ним, столпах,
Заря холодная играет:
И вниз и вверх перебегает,
Как луч, как яркая струя,
Волнообразная змия!
<1827-1840-е>
Я ДОЛГО, ДОЛГО БЫ ГЛЯДЕЛ
Я долго, долго бы глядел
В твои лазоревые очи,
По дням ни жив ни мертв сидел,
Без сна просиживал бы ночи,
И всё бы радостью яснел,
Глядя в твои лазурны очи.
Так пастырь, празднуя весну,
Один, без мыслей, без волненья,
Сидит и смотрит на луну
И пьет душою тишину
Из бестревожного смотренья!
<1832>
1812 ГОД
Дошла ль в пустыни ваши весть,
Как Русь боролась с исполином?
Старик-отец вел распри с сыном:
Кому скорей на славну месть
Идти? — И, жребьем недовольны,
Хватая пику и топор,
Бежали оба в полк напольный
Или в борах, в трущобах гор
С пришельцем бешено сражались.
От Запада к нам бури мчались;
Великий вождь Наполеон
К нам двадцать вел с собой народов.
В минувшем нет таких походов:
Восстал от моря к морю стон
От топа конных, пеших строев;
Их длинная, густая рать
Всю Русь хотела затоптать;
Но снежная страна героев
Высоко подняла чело
В заре огнистой прежних боев:
Кипело каждое село
Толпами воинов брадатых:
«Куда ты, нехристь?.. Нас не тронь!»
Все вопили, спустя огонь
Съедать и грады и палаты
И созиданья древних лет.
Тогда померкнул дневный свет
От курева пожаров рьяных,
И в небесах, в лучах багряных,
Всплыла погибель; мнилось, кровь
С них капала... И, хитрый воин,
Он скликнул вдруг своих орлов
И грянул на Смоленск... Достоин
Похвал и песней этот бой:
Мы заслоняли тут собой
Порог Москвы — в Россию двери',
Тут русские дрались, как звери,
Как ангелы! — Своих толов
Мы не щадили за икону
Владычицы. Внимая звону
Душе родных колоколов,
В пожаре тающих, мы прямо
В огонь метались и упрямо
Стояли под дождем гранат,
Под взвизгом ядер: всё стонало,
Гремело, рушилось, пылало;
Казалось, выхлынул весь ад:
Дома и храмы догорали,
Калились камни... И трещали,
Порою, волосы у нас
От зноя!.. Но сломил он нас:
Он был сильней!.. Смоленск курился,
Мы дали тыл. Ток слез из глаз
На пепел родины скатился...
Великих жертв великий час,
России славные годины:
Везде врагу лихой отпор;
Коса, дреколье и топор
Громили чуждые дружины.
Огонь свой праздник пировал:
Рекой шумел по зрелым жатвам,
На селы змием налетал.
Наш Бог внимал мольбам и клятвам,
Но враг еще... одолевал!..
На Бородинские вершины
Седой орел с детьми засел,
И там схватились исполины,
И воздух рделся и горел.
Кто вам опишет эту сечу,
Тот гром орудий, стон долин? —
Со всей Европой эту встречу
Мог русский выдержать один!
И он не отстоял отчизны,
Но поле битвы отстоял,
И, весь в крови, — без укоризны —
К Москве священной отступал!
Москва пустела, сиротела,
Везли богатства за Оку;
И вспыхнул Кремль — Москва горела
И нагнала на Русь тоску.
Но стихли вдруг враги и грозы —
Переменилася игра:
К нам мчался Дон, к нам шли морозы
У них упала с глаз кора!
Необозримое пространство
И тысячи пустынных верст
Смирили их порыв и чванство,
И показался Божий перст.
О, как душа заговорила,
Народность наша поднялась:
И страшная России сила
Проснулась, взвихрилась, взвилась:
То конь степной, когда, с натуги,
На бурном треснули подпруги,
В зубах хрустели удила,
И всадник выбит из седла!
Живая молния, он, вольный
(Над мордой дым, в глазах огонь),
Летит в свой океан напольный;
Он весь гроза — его не тронь!..
Не трогать было вам народа,
Чужеязычны наглецы!
Кому не дорога свобода?..
И наши хмурые жнецы,
Дав селам весть и Богу клятву,
На страшную пустились жатву...
Они — как месть страны родной —
У вас, непризнанные гости:
Под броней медной и стальной
Дощупались, где ваши кости!
Беда грабителям! Беда
Их конным вьюкам, тучным ношам:
Кулак, топор и борода
Пошли следить их по порошам...
И чей там меч, чей конь и штык
И шлем покинут волосатый?
Чей там прощальный с жизнью клик?
Над кем наш Геркулес брадатый
Свиреп, могуч, лукав и дик —
Стоит с увесистой дубиной?..
Скелеты, страшною дружиной,
Шатаяся, бредут с трудом
Без славы, без одежд, без хлеба,
Под оловянной высью неба
В железном воздухе седом!
Питомцы берегов Луары
И дети виноградных стран
Тут осушили чашу кары:
Клевал им очи русский вран
На берегах