32. Нельзя осуждать честолюбие и порицать честолюбца, который жаждет достичь славы путями честными и достойными; напротив, все честолюбивы, кто творит дела великие и славные. У кого нет этого желания, тот человек духа холодного и склонен больше к праздности, чем к деятельности. Гадко то честолюбие, единственная цель которого – собственное величие, как обычно бывает у князей: создав себе этот кумир, они, ради приближения к цели, легко разделываются с совестью, честью, человечностью и всем прочим.
33. Есть пословица, что богатство неправедное идет в прок только до третьего колена. Если это происходит оттого, что нечист источник богатства, казалось бы, еще менее должно бы оно итти впрок тому, кто его неправедно нажил. Еще отец мой говорил мне, что, по словам блаженного Августина, нет такого злодея, который не сделал бы какое-нибудь добро, а потому бог, не оставляющий никакого добра без вознаграждения и никакого зла без наказания, позволяет такому человеку в воздаяние за его добро наслаждаться в этом мире, с тем, чтобы в полной мере наказать его за зло в мире ином. Непонятно все же, почему богатство неправедное должно быть искуплено и не сохраняться дальше третьего колена. Я отвечал отцу, что не знаю, верно ли это, ибо можно привести из опыта не мало случаев обратного; однако, если бы это даже было верно, можно найти здесь другую причину; ведь естественная изменчивость дел мира сего приводит к тому, что где богатство, там и бедность, и чаще бывает это у наследников, чем у хозяина, ибо чем больше проходит времени, тем легче такое превращение. Наконец, хозяин, т. е. тот, кто нажил богатство, больше его любит; раз он сумел его скопить, он знает, как его сохранять и, привыкнув жить на малое, не расточает его; у наследников же нет этой любви к тому, что досталось им дома без труда, они уже воспитаны в богатстве, не учились искусству копить, а потому что удивительного, если от расточительности или неумения вести дело они выпускают его из рук?
34. Все, что должно закончиться не одним ударом, а от истощения сил, длится гораздо дольше, чем человек обычно воображает. Посмотрите, например, на чахоточного, про которого думают, что он уже при последнем издыхании, а он живет еще даже не дни, а недели и месяцы; так же и в городе, доведенном до крайности осадой, каждый всегда обманывается насчет того, сколько осталось продовольствия.
35. Как отлична практика от теории! Как много людей, хорошо все понимающих, которые либо забывают, либо не умеют претворить в действие свое знание! Для таких людей ум их бесполезен; это все равно, что иметь в ларце клад и обязаться никогда его оттуда не вынимать.
36. Кто надеется приобрести расположение людей, пусть знает заранее, что никогда не следует прямо отказывать в просьбе, а надо отвечать общими словами; ведь тому, кто просит часто, уже не нужны твои услуги, а кроме того являются препятствия, которые всегда тебя оправдают. Кроме того, люди так просты и так легко позволяют убаюкивать себя словами, что, даже не делая ничего для себя неудобного или невозможного, ты часто, благодаря одной только ловкости ответа, вполне удовлетворишь того, кто всегда остался бы тобой недоволен, если бы сразу получил отказ.
37. Отрицай всегда то, что по-твоему не должно быть известно, и утверждай то, чему люди по-твоему должны верить; пусть многое тебя изобличает, пусть будет против тебя почти достоверность, но смелое утверждение или отрицание часто привлекает ум слушателя на твою сторону.
38. Могущественнейшему дому Медичи с его двукратным папством много труднее удержать власть над Флоренцией, чем это было простому гражданину Козимо; помимо его необычайного могущества, этому способствовали и условия времени, так как Козимо приходилось бороться за власть с могуществом немногих, не вызывая противодействия народа, не ведавшего свободы[86]; наоборот, при всех распрях между знатными и при всех переменах выдвигались люди среднего и даже самого низкого состояния. Теперь же, когда люди узнали, что такое Большой совет, речь идет не о том, чтобы взять или удержать власть, захваченную четырьмя, шестью, десятью или двадцатью гражданами, а о правлении всего народа, который так стремится к свободе, что никакая мягкость, никакое угождение, никакое превознесение народа со стороны Медичи или других властителей не позволяет надеяться, что он о ней забудет.
39. У нашего отца были такие удачные сыновья, что он в свое время считался всеми самым счастливым отцом во Флоренции, и все же я много раз говорил себе, что отец, если принять в расчет все, получил от нас больше огорчений, чем радостей; подумайте только, что происходит, когда дети безумны, злы или подлы.
40. Великое дело иметь власть над другими. Кто умеет хорошо ею пользоваться, устрашает этим людей еще больше, чем своей силой; подданный, не зная, как велики эти силы, должен скорее решиться уступить, чем испытывать, можешь ты исполнить свои угрозы или нет.
41. Если бы люди были добры и разумны, то человек, поставленный над другими, должен был бы по справедливости применять мягкость, а не суровость, но так как они большей частью и не очень добры, и не очень разумны, то приходится больше полагаться на суровость, и тот, кто думает иначе, обманывает себя сам. Охотно признаю, что, если бы кто-нибудь мог соединить как следует то и другое и смешать их вместе, он создал бы то удивительное созвучие и ту гармонию, нежнее которой нет ничего на свете; однако, это такая милость, которую небеса даруют немногим, а, может быть, и никому.
42. Не дорожи приязнью людей больше, чем славой. Когда исчезает слава, исчезает и человеческое доброжелательство, а вместо этого тебя начинают презирать; наоборот, у человека, слава которого гремит, никогда не будет недостатка в друзьях, в приязни и доброжелательстве людей.
43. Во время своего управления я заметил, что, когда мне хотелось довести до конца такое дело, как мирные договоры, гражданские соглашения и т. п., то раньше, чем вмешаться в них самому, полезно было предоставить другим долго их обсуждать и вообще надо было действовать не торопясь; в конце концов партии, утомившись, начинают просить тебя уладить дело; когда тебя уже просят, то при влиятельности и бескорыстии ты можешь вести дело, за которое напрасно взялся бы вначале.
44. Делайте все, чтобы казаться добрыми, – это полезно в самых разнообразных случаях; но ложные мнения непрочны, и вам будет трудно надолго прослыть добрым, если вы в самом деле не добры; об этом напоминал мне еще мой отец.
45. Он же, восхваляя бережливость, обыкновенно говорил, что один дукат в кошельке делает тебе больше чести, чем десять из него истраченных.
46. Во время моих наместничеств мне всегда были не по душе жестокость и слишком строгие наказания, да они и ненужны; ведь, помимо отдельных случаев, когда надо показать пример, достаточно для устрашения наказывать за проступки, считая, так сказать, пятнадцать сольди за лиру, но должно быть правило, что проступки наказываются все без изъятии.
47. Если ум слаб, то наука его не украшает, а, может быть, даже портит, но если она случайно встречает природу благодарную, то делает людей совершенными и почти божественными.
48. Нельзя править государствами по совести; если вдуматься в их происхождение, окажется, что все они порождены насилием, – свободны от насилия только республики, да и то лишь в пределах родного города и не дальше. Я не делаю из этого правила исключения для императора, а еще менее для духовенства, которое творит двойное насилие, так как принуждает и светским, и духовным оружием[87].
49. Не говори никому о вещах, которые хочешь скрыть, ибо причины, побуждающие людей болтать, разнообразны; один поступает так по глупости, другой – из-за выгоды, третий – из тщеславия, чтобы казаться всезнающим; и если ты без нужды сообщил другому свою тайну, не удивляйся, что тот, кто дорожит ее знанием меньше, чем ты, поступит точно так же.
50. Не добивайтесь перемен, если при этом меняются не порядки, которые тебе не нравятся, а одни только люди; такие перемены не дают удовлетворения; например, какой прок в том, чтоб устранить мессера Джованни да Поппи, если место его займет мессер Бернардо да Сан Миниато, человек того же положения.
51. Кто стремится во Флоренции к перемене правления и поступает так не по необходимости, а только потому, что ему запало в голову стать во главе правительства, поступает неразумно: ведь, если дело не удастся, он подвергает опасности себя и все, что у него есть; при успехе он получит разве малую долю того, на что надеялся. И какое безумие затевать игру, в которой можно неизмеримо больше проиграть, чем выиграть! Пожалуй, не менее важно и то, что перемена правления заставляет тебя вечно терзаться страхом новых изменений.
52. Известно по опыту, что все, кто помогал другому возвыситься, почти никогда не бывают очень приближены к новому властителю. Причина, как говорят, в том, что новый князь, знающий себе цену, боится, как бы у него в один прекрасный день не отняли то, что ему было дано. Однако здесь возможно и другое, не менее важное – именно, человек, которому кажется, что он заслужил многое, хочет большего, чем ему полагается; не получая этого, он становится недовольным; отсюда возникают между ним и князем злоба и подозрительность.
53. Если ты был виновником моего возвышения или помог мне стать князем, то ты сам уничтожаешь оказанную услугу, если хочешь, чтобы я правил по-твоему или согласился бы на такте вещи, которые умаляют мою власть, ибо ты стараешься целиком или частью отнять у меня плоды того, что сам помог мне приобрести.
54. Тот, кому приходится защищать города, должен поставить себе главной целью затянуть защиту насколько возможно, ибо, как говорит пословица, – у кого время, у того и жизнь; оттяжка приносит неисчислимые выгоды, на которые вначале никто не надеялся и даже не думал о них.
55. Не траться в расчете на будущие доходы, потому что часто их не бывает или они оказываются меньше, чем ты рассчитывал; расходы, напротив, всегда растут, и ошибка, которая губит многих купцов, состоит именно в том, что они берут деньги у ростовщиков в расчете на большие барыши, а, когда их не получается или они запаздывают, купцам этим грозит опасность разорения из-за процентов; проценты же никогда не приостанавливаются и не уменьшаются, а только нарастают и съедают все.