366. Когда новости сообщаются неизвестно кем и притом правдоподобны и ожидаются давно, я верю им мало, потому что люди легко выдумывают вести, которых ждут или которым хочется верить. Я буду вслушиваться внимательнее, если это новости странные или неожиданные, так как людям незачем выдумывать или убеждать себя в том, о чем никто не помышляет; я много раз убеждался в этом на опыте.
367. Счастлив жребий астрологов, хотя все в них суета, по несовершенству ли искусства или их самих; одно верное предсказание больше укрепляет веру в них, чем сто ложных предсказаний ее ослабляют. Если обыкновенного человека хотя бы только раз уличили во лжи, вся правда, которую он может сказать, делается подозрительной. Происходит это от великого желания людей знать будущее; не имея для этого других средств, они легко верят тем, кто заявляет, что может их этому научить, как больной верит врачу, который обещает ему спасение.
368. Молите бога, чтобы вам не пришлось быть на стороне побежденного, потому что вас всегда будут винить, даже если вы ни в чем не виноваты; нельзя всегда оправдываться на всех площадях и подмостках; зато сторонник победившей стороны слышит одни похвалы, даже если он их не заслуживает.
369. Всякий знает, что в частных отношениях дело надежное быть владельцем вещи, хотя бы способы доказательства не менялись, а порядок суда и иска оставался обычным и твердым; это неизмеримо менее надежно в делах, зависящих от политических случайностей или от воли властвующих; так как здесь нельзя бороться неизменными доказательствами и нет устойчивых судов, то каждый день возникают тысячи дел, которые охотно возбуждаются теми, кто может притязать на твою собственность.
370. Кто хочет быть любимым людьми, занимающими высокое положение, должен оказывать им почет и уважение и быть в этом скорее расточительным, чем скупым; ничто так не оскорбляет начальствующего, как мысль, что ему не оказали того почета или уважения, которые ему, по мнению его, полагаются.
371. Приказ сиракузян, упоминаемый Ливием и предписывающий убить всех дочерей тиранов, был жесток, но не вовсе бессмыслен; когда тирана больше нет, люди, которым хорошо жилось под его властью, провозгласили бы другого, если бы только могли, но создать имя новому человеку не так просто, и потому они собираются вокруг потомков умершего. Таким образом, город, только что освободившийся от тирании, никогда не обеспечит своей свободы, если не истребит всю породу и потомство тиранов. Я безусловно утверждаю это о мужчинах, а насчет женщин надо различать, смотря по условиям, по особенностям их и по состоянию города.
372. Я уже говорил, что государства не обеспечивают себя тем, что рубят головы, ибо тем скорее множатся враги, как это сказано о гидре; есть, однако, много случаев, когда государства скрепляются кровью, как стены скрепляются известкой. Нет правила, которое научило бы различать эти противоположности; это дело ума и чутья того, кому приходится различать их в жизни.
373. Никто не властен выбирать себе по собственной воле чины и дела, но часто приходится брать то, что уготовано тебе судьбой, и сообразно состоянию, в котором ты родился; поэтому высшая хвала в том, чтобы хорошо и толково исполнять свое дело. Так и в комедии не меньше хвалят актера, хорошо играющего раба, чем того, кто играет царей; действительно, каждый может на месте своем добиться славы и чести.
374. Каждый делает в этом мире ошибки, вред от которых бывает больше или меньше, смотря по тому, какие последуют за этим дела и события; счастливы люди, которым случается ошибаться в делах неважных, так что беспорядок от этого не слишком велик.
375. Великое счастие жить так, чтобы не терпеть обид и самому не обижать других; однако тот, кто доведен до того, что вынужден давить или терпеть, должен взять то, что ему выгодно; ведь защищаться, чтобы оградить себя от обиды, так же справедливо, как и защищаться от обиды уже нанесенной. Конечно, здесь надо хорошо различать обстановку, не воображая себе от излишнего страха, что ты должен предупреждать намерения другого, и не оправдывая насилия, творимого тобой из алчности и злобы, ссылкой на этот страх, когда в действительности у тебя ни на кого подозрений нет.
376. Дому Медичи при всем его величии труднее сейчас сохранить власть над Флоренцией, чем было его предкам, простым гражданам, эту власть приобрести. Причина здесь в том, что город в те времена еще не изведал свободы и народного строя; наоборот, он был всегда в руках немногих, и поэтому тот, кто правил государством, не возбуждал к себе вражды всех граждан и народа; ведь им было почти все равно, принадлежит ли власть тем или другим. Однако память о народном строе, который держался с 1494 до 1512 года, настолько крепка, что, кроме очень немногих, рассчитывающих на то, что при олигархии они могут угнетать других, все остальные – враги властителю, так как они лишились власти, принадлежавшей, по их мнению, им самим.
377. Пусть никто во Флоренции не надеется стать во главе государства, если он не принадлежит к роду Козимо, да и тот не может держаться без помощи пап. Ни у кого другого, кто бы он ни был, нет таких корней иди стольких сторонников, чтобы он мог об этом помышлять, если только его не выносит наверх народное движение, которому нужны вожди; так было с Пьеро Содерини; поэтому, кто мечтает о таких высотах, не принадлежа к роду Медичи, должен любить строй народный.
378. Склонности и решения народов столь обманчивы и так часто вдохновлены случайностью, а не разумом, что тот, кто строит свою жизнь, опираясь только на надежду возвыситься с помощью народа, в том мало здравого суждения; он рассчитывает больше на случай, чем на разум.
379. У кого нет данных для того, чтобы стать во Флоренции главой государства, тот безумен, если связывает себя с какой-нибудь партией так тесно, что судьба партии решает и его судьбу; на этом проигрываешь несравнимо больше, чем выгадываешь; пусть не вздумается никому подвергнуться опасности изгнания; мы не вожди партий, как Адорни и Фрегози в Генуе, и никому нет охоты нас поддерживать, так что мы остаемся на чужбине безвестными и бездомными людьми, которым приходится ввести нищенскую жизнь. Кто помнит Бернардо Ручеллаи[112], для того это пример более чем достаточный; по той же причине должно советовать держаться осторожно и оставаться в ладу с главой государства, так как не следует иметь его врагом или быть у него на подозрении.
380. Я был бы готов стремиться к переменам в правлении, которое мне не нравится, если бы я мог надеяться произвести эти перемены один; когда же я вспомню, что надо соединяться с другими людьми, большей частью безумцами или злодеями, не умеющими ни молчать, ни делать дело, то нет другой вещи, о которой я думал бы с таким отвращением.
381. Было двое пап, по характеру совершенно противоположных друг другу, Юлий[113] и Климент[114]; один, человек большой, может быть даже огромной, смелости, нетерпеливый, бурный, прямой и открытый; другой – осторожный, может быть даже робкий, терпеливый до крайности, умеренный, скрытный. И все же, как ни противоположны они по характеру, можно ожидать от их великих дел одних и тех же последствий. Дело в том, что у великих мастеров терпение и натиск одинаково способны творить великое, так как один действует тем, что толкает людей и навязывает свою волю событиям, а другой берет их измором и побеждает с помощью времени и случая. Поэтому вредное в одном – полезно в другом и обратно; кто мог бы соединить их свойства и во-время ими пользоваться, тот был бы существом божественным, но, так как это почти невозможно, я думаю, что, omnibus computatis, можно больше сделать терпением и умеренностью, чем натиском и стремительностью.
382. Будущее настолько смутно, что, даже когда люди решают что-нибудь, хорошо это обдумав, последствия часто бывают обратными. Тем те менее нельзя, подобно зверю, отдаваться на волю судьбы, а надо, как подобает человеку, действовать разумом; мудрый же должен быть более удовлетворен, если поступит обдуманно, хотя бы это привело к плохим последствиям, чем если бы получил хороший результат от дурного совета.
383. Кто хочет жить во Флоренции, пользуясь расположением народа, должен бояться славы честолюбца и ничем не обнаруживать, что он хотя бы в мелочах или повседневной жизни хочет казаться важнее, пышнее или утонченнее других; в городе, где все основано на равенстве и насыщено завистью, неизбежно становится ненавистным всякий, о котором думают, что он не хочет быть как другие или выделяется из общего строя жизни.
384. Главное в хозяйстве не допускать никаких излишних расходов, – но искусство, как мне кажется, в том, чтобы одни и те же расходы приносили тебе больше выгоды, чем другим, или, говоря попросту, в умении купить на грош пятаков,
385. Знайте, что тот, кто наживает, может, конечно, тратить больше, чем тот, кто не наживает ничего, но все же безумно, не составив себе сначала хорошего состояния, сыпать деньгами, рассчитывая только на наживу, ведь случаи нажить бывают не всегда. Если их даже много, тебе от этого не лучше, потому что, когда пройдет эта пора, ты оказываешься потом беден, как прежде, и только потерял время и честь; в конце концов все считают простаком человека, не сумевшего как следует воспользоваться удобным случаем; помните хорошенько эту заметку, потому что я видел в свое время, как много в этих делах было ошибок.
386. Отец мой говаривал, что каждый дукат в твоем кошельке делает тебе больше чести, чем десять из него истраченных; слова эти надо заметить как следует, не для того, чтобы стать скрягой или не тратиться на дела почетные и разумные, а для того, чтобы они были тебе уздой и удерживали тебя от расходов излишних.
387. Очень редко бывает, чтобы договоры подделывались с самого начала; однако впоследствии, когда люди начинают хитрить или замечают по ходу дела, что им было бы нужно, они стараются заставить бумагу заговорить, как человеку этого бы хотелось; поэтому, когда бумаги по делам важным для вас заготовлены, заведите себе обычай снять с них копию сейчас же и хранить ее у себя дома в форме, требуемой законом.