Киприды с купидонами.
Кто, изумясь, пожелает узнать, отколе предстала
Слагательница юная,
Тот узнай: и она, злополучная, мучилась страстью
К Фаону[215] непреклонному,
Бегством его была сражена[216] и печальные песни
Струне кифарной вверила,
Жалами их заострив, язвящими гордое сердце
Любовь презревших юношей.
О ПОЦЕЛУЯХ ЛУИЗЫ ЛАБЕ[217]
Уже тебе не надобны певчие
Геликониды[218], ни лавроносный бог[219]
Парнаса, ни струя Диркеи[220],
Ни опустелый дарами Эвий:
Взыскуй иного! Пей вдохновение
Из уст Лабеи, дышащих нектаром,
Фиалкой, розой, майораном
И аравийского слаще сока.
Ее лобзанья не на губах умрут,
Но в недра сердца, к страсти раскрытого,
Слетят стрелой благоуханной,
В грудь зароняя огонь любовный.
И плоть и кость обымется пламенем,
Меж тем как вздох, пронесшийся веяньем
Всех распустившихся соцветий,
Нежно застынет в губах Лабеи,
Ее лобзанье, столь сладострастное,
Достойней песни, нежели девичий
Точеный ноготок в любовной
Схватке и зуб, прикусивший губку,
Чем оборот небес, чередующих
В году четыре должных времени,
И чем заемный свет Дианы
И замерцавшие в высях звезды;
Оно достойней песни, которую,
Сливая голос с струнными звонами,
Ты пропоешь, певец венчанный,
Над кекрогийской[221] и римской лирой.
В ЗНАК ПРИЗНАТЕЛЬНОСТИ ЗА "ДИАЛОГ АМУРА И БЕЗУМИЯ", СОЧИНЕНИЯ ЛУИЗЫ ЛАБЕ ИЗ ЛИОНА[222]
Что есть любовь? Иль божья благодать,
Нежданное Небес благословенье,
Иль добродетель, что в сердечной лени
Мы не хотим как высший дар принять?
Или души встревоженная гладь,
Желаний тайных тщетное волненье?
Или надежды эфемерной тени,
Ушедшие, чтобы прийти опять?
Кто знал, что, даровав безумству волю,
Влюбленный в рабстве обожжется болью,
Сгубив полынью горькой все услады?
Ведь ум, презрев законы, должен пасть;
Его повергнет в хаос злая страсть
И обречет блужданьям без отрады!
СОЗЕРЦАЯ ДАМУ ЛУИЗУ ЛАБЕ[223]
Кто изваял изгиб влекущий стана
И ясный лоб — врата ума живого?
Дитя какого царского алькова
Ты, чья краса смертельна и желанна?
Сирен ли песнь звучит, полна обмана,
Что Лаэртида[224] устрашила б снова?
Чье слышу я чарующее слово?
Кому Амур дал стрелы из колчана?
Здесь в милости своей Судьба сама
Явила мне и честь, и блеск ума,
И грацию в их совершенстве строгом.
Нет, не избегнуть мне Амура власти!
Мне сердце разорвет он на две части
И даст тебе одну любви залогом!
К ПОРТРЕТУ ДАМЫ ЛУИЗЫ ЛАБЕ[225]
Холодной статуе прекрасной Афродиты
Когда-то пел хвалы Афинянин безвестный[226].
Пыл сердца охладив, Богини лик чудесный
Во мрамор обратил Пракситель знаменитый.
Я, на портрет взглянув, увидел лоб открытый,
Кораллы свежих губ, очей огонь небесный.
О, как легко узнать весь облик твой прелестный!
Я созерцал красу, достигшую зенита.
Что б сделал Грек, когда красавица нагая
С картины бы сошла, в объятьях оживая?
О, что со мной, когда в горячем поцелуе
Луиза льнет ко мне и вновь целует смело?!
В блаженстве гибну я, душа летит из тела,
Но у любимых уст ее тотчас ловлю я.
СОНЕТ[227]
Того, кто на Медузу бросил взгляд[228],
Страстей своих не обуздавши пыла,
Она в гранит холодный превратила,
Но диво есть чудеснее стократ.
Узнайте, как опасен нежный взгляд
Во всем прекрасной поэтессы милой,
Как прелестей ее всевластна сила!
Ведь безотрывно многие глядят
На тела совершенного расцвет,
На очи, где в истоме гаснет свет,
И внемлют вздохам сладостных томлений.
Но, ни в кого из них не влюблена,
В капкан улыбки манит их она,
Чтоб превратить в свои живые тени.
К ТОЙ, ЧТО НЕ ТОЛЬКО САМА ПО СЕБЕ ПРЕКРАСНА
Коль Солнцу не дано светить всегда,
Того, что светит, не беги напрасно,
И если к Небу пламень рвется властно,
В нем свет иной сияет иногда.
Но как? Увы! Что делать нам, когда
Его низводят до Звезды неясной,
Что освещает темный мир ненастный,
И свету оттого грозит беда?
Где первый свет? В Обители какой
Мог, умирая, жить, не знав другой
Опоры, как в лучах Звезды влюбленной?
И если, кроме как собой самим,
Не озарен он светочем иным,
Без Феба будет меркнуть неуклонно.
ДРУГОЙ СОНЕТ К НЕЙ ЖЕ
Влюбленные, вы видите: я тот,
Кто понапрасну призывает жалость.
Я в пустоте — одна душа осталась,
Для коей дружба — недоступный плод.
Но лишь вражду снискал я, сумасброд.
Хочу, о Смерть, чтоб ты ко мне явилась!
Будь милосердной, окажи мне милость:
Пусть ненависть со мной исчезнет прочь!
Меня, ее питавшего, не станет,
Без пищи эта тень бродить устанет:
Ведь без меня ей некому помочь!
К ДАМЕ ЛУИЗЕ, ПЕРВОЙ ИЛИ ДЕСЯТОЙ ИЗ МУЗ, ВЕНЧАЮЩЕЙ ИХ СОНМ[230]
Избрав из многих Замыслов сюжет[231],
Природа превзошла себя саму,
И дар богов, неведомый уму,
Она нежданно извлекла на свет.
Любовь к нему объединит весь Свет,
И много добрых, судя по всему,
Влияний Небеса дарят тому,
Чьей благости превыше в мире нет.
Сиянье Солнца, равного Богам,
Вы, Боги, терпите; предстанет вам
Его краса в весенний час расцвета.
СОНЕТ[233]
Та, кого жадно ждет в свои объятья Рона[234],
Медлительно плывет и, к югу осторожно
Свернув, проходит путь, от века непреложный.
В тот край, куда и ты, задумчивая Сона,
Я, в пояс верности незримо облаченный,
Амуром был ведом, как все, кто безнадежно
Влюблен, и тяжких мук измерить невозможно
Душе, еще вчера блаженством упоенной.
Вздыхая горестно, повсюду Вас зову
Из безмятежности, которой вы дышали,
И жду, что сон придет, желанный мой спаситель.
Вдруг слышу голос Ваш как будто наяву:
"Я менее, чем ты, слез пролила едва ли.
Ведь жизнь для нас с тобой — лишь горестей обитель".
СОНЕТ[235]
Сгораю день за днем, и сладостное пламя
Унять я не хочу; напротив, так желанно
Оно мне, что в огне ему ж кричу: "Осанна!" —