покорен?
Как оказался готовым
Слушать, безмолвствуя, он?
Кто посещал Геликон?
Чьи средь богов неизменно
Длятся работа и сон?
Кто манит всех, как сирена?
Над ее ликом чудесным
Среди густой синевы
В трепете льется прелестном
Зелень лавровой листвы —
Память о Дафне[268], увы!
Будь ей сестрою, Паллада.
Вышедшая из главы
Зевса — на счастье Эллады!
СОНЕТ А. Ф. Р. К Д. Л. Л.[269]
Кто не знаком с тобой, Луиза, должен счесть
За счастье прочитать твоей любви сонеты.
Кто слышал, как поешь ты с лютнею дуэты,
Тот думал, что ему рай посылает весть.
В лучах твоих очей для многих чары есть,
Плененные тобой дают любви обеты.
Так цепи рабские и на меня надеты,
Так бремя страсти мне ты повелела несть.
Мной властвуя, твой взгляд мне растравляет рану,
Но в танце, в пении, в игре ты так мила,
Что от тебя бежать пытаться я не стану.
Поэзии твоей везде слышна хвала,
Хоть до меня тобой пленялись и другие,
Твой дар прославленный я угадал впервые.
ДАМЕ ЛУИЗЕ ЛАБЕ ИЗ ЛИОНА, СРАВНИВАЯ ЕЕ С НЕБЕСНЫМ СВОДОМ[270]
Сияют семь светил среди небес —
И все воплощены в тебе одной:
Ты знаешь толк в науках, как Гермес,
Диану превосходишь белизной.
Венера — идеал, но предо мной
Ты предстаешь не менее прекрасной.
У Феба блещет золото кудрей,
Но у тебя они еще светлей.
Всем страшен Марс, ему же ты опасна.
Покорны небеса Зевеса нраву,
А ты красой над всем царишь одна.
Сатурн средь звезд прославился по праву,
А ты любовью покорила Славу
И счастьем, как никто, вознесена.
ПОХВАЛЫ ДАМЕ ЛУИЗЕ ЛАБЕ ИЗ ЛИОНА[271]
Мне не надо исступленно
Всех богов на помощь звать
Или дев кружок ученый,
Чтоб достойно речь начать.
Ибо Боги с прилежаньем,
Муз и Небо взяв в союз,
Преисполнили блистаньем
Лик и тело, ум и вкус
Той, к кому иду, смятенный,
С похвалою несравненной.
Для сомнений нет причин:
Божество любое станет
Пособлять мне — пусть же грянет
Подобающий зачин!
Ну же, шуйца белоснежна,
Соизволь на струны пасть,
Ты вослед, десница нежна,
Сотвори созвучий сласть:
Воспоем мы лик небесный,
Златовласую главу,
С коей быть сравненным лестно,
Верно, даже божеству.
Воспоем в стихах умело,
Как красавица сумела
Нежну плоть вооружить:
На верху главы прекрасной
Гребень высится ужасный[272],
Всех грозящий сокрушить.
О священный перл творенья,
Дочь божественных высот!
О, яви хоть на мгновенье
Свет очей, что радость льет,
Чтоб рукой моей водила
Музы мощная рука
И в хвалах тебе затмила
Римлянина-старика[273],
Коий древний край Сатурна[274]
Бросил ради страсти бурной,
Полюбив навек тебя,
И тебе, глядящей грозно,
Стал, несчастный, жертвой слезной,
Верность истово блюдя.
Музой старца удалого,
Чей высокий слог учен,
Образ твой на крыльях слова
Был бы в небо вознесен —
Все же рок решил иначе:
Парка к старцу в дол пришла,
С крыльев песен, с крыльев плачей
Перья разом сорвала
И рекла: старик хвалящий,
Юности твоей претящий,
Телом пусть лежит в земле,
А душой своей влюбленной
Вступит в край, отрад лишенный,
Что покоится во мгле.
Боги сводов многозвездных,
Что навеки облекли,
Хороня от вихрей грозных,
Ширь бескрайнюю земли,
Дайте мне прожить спокойно
Естеством сужденный срок,
Чтобы выразить достойно
Я в труде нетленном смог
Чары красоты великой
Ослепительного лика,
Что над смертными царит, —
Пусть Прекрасная по праву
Вечную обрящет славу
И потомков покорит.
Как Семирамида[275], чадом
Мнясь супруга своего,
Принесла назло преградам
Вавилону торжество
И, презрев свою природу,
Что податливо-нежна,
Шла в военные походы,
С долей жен разобщена,
Устрашая всех бронею,
Воинов вела стеною,
И в лесов индийских мрак
Сабля всех гнала кривая,
Наземь с маху повергая
Сотни вражеских вояк.
Так взнесен средь Альп рагатых
(Где и летом и зимой
Небо застит туч косматых
Ветрами несомый рой),
Весь в кудрях ветвей еловых,
Пик, глава крутой горы[276],
Что к раскатам бурь грозовых
Был привычен до поры;
Громом пущенный с обрыва,
Он топтал нещадно ниву —
Тяжкие волов труды, —
По дороге все сметая,
В скачке к долу оставляя
Взор страшащие следы.
Или как Пентесилея[277],
Что за Гектора дралась
И, меж греков ужас сея,
Ослепляла златом влас,
Одного копьем удалым
Выбивала из седла,
А другому смерть кинжалом
Неизбежную несла.
Иль как девы, коих рвенье[278]
Грудь одну без сожаленья
Нудит выжечь, чтоб вести
Жизнь в походах, в тяжких войнах,
Добрых воинов достойных,
И врага сметать с пути.
Так Луиза, вмиг на латы
Платье женское сменив,
В бой бросалась[279], как солдаты,
И готовила прорыв
Меж испанцами, бессчетно
Осаждая вражий стан
В час, когда французы плотно
Окружали Перпиньян.
Силу там она явила:
Грозной пикой подчинила
Истового смельчака.
Ловкость дамы станем славить:
Так конем умеет править
Только рыцаря рука.
Вот она на иноходце
Ровным шагом едет вспять,
Вот, пришпорив, вскачь несется,
Чтобы прыть коня узнать.
Шлем дрожит на ней султаном,
Коли в ход пошло копье —
Принцы все на поле бранном
Хвалят доблести ее.
Шуйцей шпагу крепко сжала,
А в деснице — сталь кинжала,
На котором злат узор.
Рать Луиза покидает —
Между ратников блистает,
Как Ахилл или Гектор.
Горделивый сын Климены[280]
Делом нам помог понять,
Что не ради славы бренной
Должно подвиги свершать.
Дело, кое затевают
Без согласия богов,
Никогда не доставляет
Ожидаемых плодов.
Но у Всадницы гордыни
Не было и нет доныне —
Не за славой в бой пошла.
В брань влеклась она, Венере
Вняв, что в некий вечер к дщери
С вестью наземь снизошла.
Выше дола[281], где взъяренный,
Буйный и кипучий Рон[282]
Взял бесхитростную Сону
В рук извилистых полон,
Сад тенистый и отрадный[283]
У прелестной девы цвел,
Столь приятный и нарядный,
Что иные превзошел.
Тот, кто видел это чудо
(Красота жила повсюду
В сказочном саду услад),
Мнил, что кущи Алкиноя[284]
Зрел, где всякою порою
На ветвях плоды висят.
Осенясь листвой древесной,
Там с лилеями росли
Полумесяцы прелестны[285]
Властелина сей земли.
Рядом с ветвью майорана,
В коей средь густых листов
Цвет пестрел благоуханный,
Помещалось шесть стихов:
"ВСЕХ ФРАНЦУЗОВ ВЛАСТЕЛИНА
ПОЛУМЕСЯЦ СТАНЕТ ЧИННО
РОСТ ЛЕЛЕЯТЬ С КАЖДЫМ ДНЕМ
ДО ПОРЫ, КОГДА, ДРУГ С ДРУГОМ
СЛИВШИСЬ, РОГИ ПОЛНЫМ КРУГОМ
ЗАБЛЕСТЯТ НАД КОРОЛЕМ".
И стояли там беседки
Столь пленительны вокруг,
Что пример являли редкий
Мастерства искусных рук:
Свод вздымался данью богу,
Что в бедре Зевеса рос[286],
Ибо сень сплелась чертога
Из листвы мускатных лоз.
А колонны глянцевиты
Украшали, в плети свиты,
Розаны и Розмарин,
Что взбегали вверх красиво,
Прилегая к прутьям ивы
Ровно, ладно, чином чин.
Посреди, в ветвленьях плотных,
Нес орешник свой шатер,
И покров дерев бессчетных
Сень свою над всем простер:
Лист оливы убеленный[287],
Что хвален Афиной был,
И побег вечнозеленый,
Коий Аполлон любил[288],
Древо, верное Кибеле[289],
И кусты, что студят в теле
Афродитино тепло[290],
Древо темное[291]