Тем отмстит он за Поэта,
Что из Рима к нам пришел[311],
Чьи страданья без привета
Твой оставил произвол.
Знай, Амур тебя научит
Выносить несчастий гнет,
Горестей уздой замучит,
Тяжкой упряжью забот:
Часто будешь ты метаться
От заката, может статься,
И до утренних лучей
Тенью по лесам бездомной,
Вся дрожа от неги томной,
От Амуровых бичей.
Защищать себя возьмешься,
Но предстанешь не женой —
Рыцарем ты наречешься
И с копьем поскачешь в бой.
Вижу: ты громишь надменно
Дюжих конных без числа,
Что похвастались мгновенно
Даму выбить из седла;
В грудь копьем их ударяешь,
Вмиг из седел вышибаешь,
С легкостью верша сей труд;
А они, стеная в муке,
С жалким видом тянут руки
И шатаясь прочь бредут.
Но за подвиги от брата
Кара ждет тебя страшна:
От военных дел в расплату
Будешь ты отрешена.
Ты победы не умножишь,
В новый бой не поспешишь —
Наземь ты оружье сложишь
И гордыню усмиришь,
Чтобы впредь не мчались в страхе
И не ползали во прахе
Все отважные мужи,
Что, едва тебя встречали,
Тотчас с криком покидали
Боевые рубежи.
От меча ты отвернешься,
Платье женское надев,
К играм сладостным вернешься,
Сложишь сладостный напев.
И поэтов восхищенных,
Сладкопевцев шумный рой
Воспоет в стихах ученых
Совершенный образ твой.
Песнь Маро[312] и Лафонтена[313]
Вместе с песнею Мулена[314]
Дерзостный подхватит Сэв[315],
Чей могучий гром словесный
Сотрясает свод небесный,
К звездам молнией взлетев.
Все же их воображенье
Так тебя не воспоет,
Как поэта вдохновенье,
Что от волн к тебе придет
Невеликой речки Клана[316],
Чей безбурный ток простер
На прибрежье невозбранно
Трав невянущих ковер.
Будешь музою поэта
Для потомков ты воспета;
Благодарен он судьбе:
Лишь ему дана по праву
Честь воздать земную славу
Полной мерою тебе.
Оцени же чутким сердцем
Песнопевца дивный труд:
Песни те единоверцам
Радость вечную несут.
Кто воспел тебя, счастливый,
Тот бессмертен навсегда,
Ведь ни Лавр и ни Олива
Не завянут никогда.
Так Буше[317] своей хвалою
Имя ангела благое[318]
Для веков запечатлил:
Образ ангельского лика,
Что красою полн великой,
В храме славном поместил".
Завершило это слово
Речь милейшей из богинь,
И повозка уж готова
С нею взвиться в неба синь.
Голубки порхали нежно,
Колесницу ввысь влекли,
Трепетаньем крыл неспешно
Отрываясь от земли.
Тут Луиза пробудилась,
Всей душою подивилась
Сна вещаньям своего;
И не знала: сон столь странный —
Правда, иль игра обмана,
Иль иное волшебство.
Стан и лик ее прелестный,
Твердость грудей, ясность глаз,
Нежных взоров свет небесный,
Лба белеющий атлас,
Смех, что с губ слетает звонко,
Лоно — алавастр точь-в-точь —
Говорят нам, что лионка —
Царственной Киприды дочь.
Удаль же и непокорность,
Смелость, храбрость и проворность,
Все сметающий порыв,
Мощь руки и превосходство
С Богом войн дают ей сходство:
Верно, был отцом Градив.
Но высокая ученость,
К знаньям всяческим любовь
И ко всем искусствам склонность
Выдают иную кровь:
Стих премудрый, ухищренный,
Что красавица поет.
С плеском лютни утонченной
Съединяя слов полет,
Целомудрие, что явно
Неразлучно с девой славной, —
Все уму о том твердит,
Что родство ее законно
С чадами благой Латоны[319]
Иль с семейством аонид[320].
Надлежит нам верить все же
Тем таинственным словам,
Что вещают, сон тревожа,
Боги в час полночный нам.
Так пришел Гектор к Энею[321],
Не нарушив крепкий сон,
Речью долгою своею
Всю судьбу поведал он.
Так грядущее таящий
Образ ум тревожит спящий,
Проступая в смутном сне.
Сон, что бредом нам казался,
Но в дальнейшем оправдался,
Подтвержденьем служит мне.
Все же нам окончить дело
Ныне, лира, час пробил.
Ты не все сказать сумела,
Но вложила весь свой пыл.
Рокот арфы Ариона[322],
Волновавший моря гладь,
Чары Нимфы из Лиона
Не способен передать,
Равно как и вся музыка
Рати лирников великой,
Что столетьями цвела
В Греции, царю, иль граду,
Иль стране даря отрады
Несравненны без числа.
ДОПОЛНЕНИЯ
ТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ, ПРИПИСЫВАЕМЫЕ ЛУИЗЕ ЛАБЕ
СОНЕТ ПРЕКРАСНОЙ К.
Зачем в тот день предстал он предо мной
И душу мне насквозь прожег очами?
Любовь, ужель твое дается пламя,
Чтоб счастье сделать мукою сплошной?
Зачем нам было не дано судьбой
Предвидеть ссоры с плачем и хулами?
Но вечера приходят за утрами,
Все розы долу никнут до одной.
Когда б о власти роковой я знала,
Я б от него столь спешно убежала,
Сколь спешно от его укрылась глаз.
Увы! Что молвлю? Если б вновь забрезжил
Тот день, когда он взоры мне разнежил,
К нему б я легкой птичкой понеслась!
СОНЕТ К ОЛИВЬЕ ДЕ МАНЬИ
Из злата чистого, сребра литого,
Аниса, розанов, гвоздик, лилей,
Что сорваны до утренних лучей,
Сплела венок я чудный и готова
Венчать, обряд изобретая новый,
Создателя прекрасной книги сей;
Он столь вознес красу моих очей,
Что я творца переживу живого.
Считаешь ты: тому, кто так высок,
Приличествует лавровый венок?
Величь поэта пышным воздаяньем.
А мне довольно быть с ним нечужой
И знать: он столь же победитель мой,
Сколь я служу ему завоеваньем.
НА МОГИЛУ ГЮГА САЛЕЛЯ[323]
Прохожий, знай: я — та, стремились взоры чьи
С теченьем времени все более к Маньи;
Прохожий, знай: я — та, кто сушит слез потоки,
Влажнящие его поблекнувшие щеки.
Прохожий, здесь лежит — Господь его спаси! —
Ученейший Салель, родившийся в Керси.
Сестер ученых чтя, он жизнь снискал такую,
Что времени косу крушит и Парку злую;
И знай: покамест свод вершит круговорот,
Покамест желчь горька, покамест сладок мед,
Покамест ручейки, журчащие в низинах,
Ползут среди полей сплетеньем тел змеиных,
Покамест солнца свет сияет в вышине,
Прохожий, пребывать у гроба должно мне —
Чтоб утешать того, кто песнями своими
Неисчислимыми мое возвысил имя.
Вещать, что здесь лежит — Господь его спаси! —
Ученейший Салель, родившийся в Керси.
ЗАВЕЩАНИЕ[324]
Во имя Божье, аминь. Всем, кому будут представлены сии бумаги. Мы, хранитель общей королевской печати, установленной для актов судебного округа Макона и сенешальства Лиона, объявляем, что перед Пьером де ля Форе, королевским нотариусом и письмоводителем, нижеподписавшимся, и в присутствии нижепоименованных свидетелей предстала госпожа Луиза Шарлей, именуемая Лабе, вдова покойного Эннемона Перрена, при жизни горожанина, жителя Лиона, которая сделала сие по своей доброй воле, с благочестивой душой и добросердечному намерению, никем не принуждаемая, но по своей свободной воле, учитывая, что нет ничего более определенного, чем смерть, и более неопределенного, чем час ее прихода; не желая покинуть сей мир, не распорядившись достоянием, которое Богу было угодно даровать ей в сем бренном мире, и дабы после ее кончины и погребения между ее наследниками не возникло спора. По сей причине, а также но другим соображениям, беспокоящим ее, вышеназванная завещательница отменяет, объявляет недействительными и уничтожает все предыдущие завещания, сделанные, как устно, так и письменно, и заявляет, что только настоящее завещание является действительным, как законное и торжественное, составленное в форме приписки к духовному завещанию и дарственной записи в предвидении кончины; иначе говоря, сделанное как можно лучше, действительное, согласно законам, праву церковному и другим установлениям и обычаям, введенным ради пользы завещателей. Она сделала свое завещание и изъявление своей последней воли, распорядившись всем своим имуществом, движимым и недвижимым, наличным и тем, какое может оказаться, в следующей форме и следующим образом.
Прежде всего вышеназванная завещательница, как добрая и преданная христианка, вручает свою душу Господу Создателю, умоляя его ради смерти и страстей его единственного сына Иисуса Христа принять ее душу, дабы предстала она на суд в царствии небесном при заступничестве его пресвятой матери, святых мужей и святых жен, и во имя сего осеняет себя крестным знамением со словами: "Во имя Отца и Сына и Святого Духа".