м и не получившим надлежащей оценки. Думаю, что то же самое справедливо и относительно событий, происходивших в действительности: для косных умов достаточно узнать самое существенное их содержание и конечный исход; но созерцателя деяний, совершенных доблестью как неким великим искусством, если он способен оценить их высокую красоту, больше привлекают именно частности: конечный исход во многом зависит от судьбы; в последовательности же причин и событий наблюдатель видит борьбу доблести со случайностями, мудрой отваги — с опасностями, разумного начала — с обстоятельствами момента. Прими же и нас за зрителей такого рода: расскажи нам о последних событиях1127 с самого их начала и передай нам разговор, который, как мы слышали, происходил в твоем присутствии; ради этого я не замедлил бы даже поехать в Фивы, если бы и без того афиняне не считали меня сверх должного склонным к беотизму.
Кафисий. Ну, Архидам, ради такого твоего благожелательного стремления узнать все происходившее я должен был бы, согласно Пиндару, «положив это превыше недосуга»,1128 явиться к тебе для такого рассказа. Но раз мы уже прибыли сюда с посольским поручением и пользуемся досугом в ожидании ответа от Народного собрания, было бы грубой невоспитанностью не пойти навстречу желанию благорасположенного друга, и я вновь пробудил бы старинное обвинение фиванцев в нелюбви к речам, уже ослабленное в окружении вашего Сократа; да и мы проявили себя в этом отношении усердием к почитаемому Лисиду.1129 Но подумай о присутствующих — расположены ли они выслушать рассказ о стольких деяниях и передачу стольких речей: ведь немало продлится мое изложение, раз ты предлагаешь включить в него и речи.
Архидам. Ты их не знаешь, Кафисий? Надо тебе с ними познакомиться — это сыновья доблестных отцов, дружески к вам расположенных. Это вот племянник Фрасибула Лисифид, это Тимофей, сын Конона, это сыновья Архина;1130 остальные также принадлежат к нашему содружеству: так что твой рассказ встретит благожелательных и сочувственных слушателей.
Кафисий. Очень рад. Но с чего же должен начаться мой рассказ, чтобы дополнить то, что вам уже известно?
Архидам. Нам, Кафисий, приблизительно известно положение в Фивах до возвращения изгнанников. Как Архий и Леонтид, побудив спартанца Фебида среди мира и спокойствия захватить Кадмею, одних граждан изгнали, а других устрашением заставили подчиниться своей противозаконной насильственной власти, об этом мы узнали от Мелона и Пелопида с товарищами, которые были нашими гостями и постоянными собеседниками во все время своего изгнания; слыхали мы и о том, что лакедемоняне наложили взыскание на Фебида за захват Кадмеи, отставив его от командования в походе на Олинф, но вместе с тем еще усилили гарнизоны крепости, прислав, на смену Фебида, Лисанорида с двумя помощниками. Знаем также, что Исмений, сразу после проведенного суда над ним, был подвергнут злой казни. Об этом сообщил Горгид в своих письмах находящимся здесь фиванским изгнанникам. Так что тебе остается только рассказать о возвращении наших друзей и о свержении тиранов.
2. Кафисий. В те дни, Архидам, все мы, участники заговора, обычно собирались на дому у Симмия,1131@ который тогда поправлялся от раны на ноге, чтобы обменяться необходимыми по ходу нашего дела соображениями, а для видимости вели литературные и философские беседы, к которым, отводя от себя подозрение, часто привлекали Архия и Леонтида, не чуждых такого рода собеседованиям. Симмий много путешествовал вдали от родины, встречаясь с иноземцами, лишь недавно вернулся в Фивы, преисполненный всевозможных диковинных рассказов о чужбине, и Архий охотно слушал его, присаживаясь вместе с молодыми людьми: он предпочитал, чтобы мы проводили время в таких речах, а не присматривались к делам властей. В тот день, когда с наступлением темноты изгнанники должны были незаметно приблизиться к стене, прибыл из Афин посланный Фереником человек, неизвестный у нас никому, кроме Харона. Он сообщил, что двенадцать самых молодых изгнанников охотятся с собаками на Кифероне и к вечеру придут в Фивы; сам же он послан, чтобы предупредить об этом и узнать, кто предоставит дом, в котором они найдут убежище, чтобы они могли сразу туда направиться. Мы пришли в некоторое замешательство и медлили с ответом, и тогда Харон изъявил готовность предоставить свой дом. Посланец поспешил отправиться с этим ответом обратно к изгнанникам. (3.) А гадатель Феокрит, взяв меня за руку и крепко пожимая ее, посмотрел вслед шедшему впереди Харону и сказал: «Вот, Кафисий, он не философ и не получил какого-либо особого, возвышающегося над средним уровнем образования, как твой брат Эпаминонд; но, повинуясь своей природе как прекрасному закону, он ради блага родины подвергает себя величайшей опасности. Эпаминонд же, считающий себя лучше кого-либо из беотийцев воспитанным к доблести, остается равнодушным и бездеятельным, словно ожидая какого-либо лучшего случая, чем этот, чтобы надлежащим образом проявить свои природные качества и воспитание». Я ответил ему: «Ты, Феокрит, слишком скор на суждения. Каждый из нас действует так, как считает правильным; и Эпаминонд, не убедив других действовать согласно его мнению, естественным образом воздерживается от действий, к которым его призывают, тогда как он им не сочувствует. Ведь если бы врач обещал тебе излечить твой недуг, не прибегая к отсечению и прижиганию, то было бы, полагаю, неблагоразумно понуждать его все же применить нож и огонь…1132@ Так как большинство с ним не согласно и мы уже вступили на избранный нами путь, то он просит сохранить за ним возможность остаться незапятнанным гражданской кровью, чтобы в нужный момент, не нарушая справедливости, принести пользу родине. Ведь дело не остановится в должных границах: Ференик и Пелопид, конечно, обратятся прежде всего против действительно виновных и зловредных, но Евмолпид и Самид, люди склонные к горячности и гневу, взявшись за меч под покровом ночной тьмы, не отложат его в сторону, не наполнив весь город кровопролитием и не расправившись со многими своими личными противниками».
4. В то время как я вел такой разговор с Феокритом, меня прервал Галаксидор, указав на Архия и спартанца Лисанорида, которые поспешно направлялись от Кадмеи в нашу сторону и были уже недалеко. Мы остановились, Архий, подозвав Феокрита, подвел его к Лисанориду, и они долго разговаривали, отойдя несколько от дороги в сторону святилища Амфиона,1133@ так что у нас возникло опасение, недопрашивают ли они Феокрита, что-то заподозрив или получив какой-то донос. В это время Филлид, который, как ты, Архидам, знаешь, был тогда писарем у Архия и его подчиненных, посвященный в план возвращения изгнанников и участник дела, взяв меня по-дружески за руку и сделав для виду несколько шутливых замечаний, касавшихся гимнастических упражнений и борьбы, отвел затем поодаль от остальных и осведомился, остается ли в силе договоренность о дне возвращения изгнанников. Когда я подтвердил это, он сказал: «Значит, я правильно выбрал для приема сегодняшний день: я пригласил Архия, и заговорщикам легко будет захватить его пьяным во время пирушки». — «Превосходно, Филлид, — сказал я, — попытайся же свести в одном месте всех или хотя бы большинство наших врагов». — «Но это нелегко, — возразил он, — а скорее даже невозможно: Архий надеется встретить у меня одну знатную женщину, и поэтому для него нежелательно присутствие Леонтида. Так что нам придется принимать их в двух разных домах; а после того как будут захвачены Архий и Леонтид, остальные, думаю я, разбегутся или откажутся от сопротивления, довольствуясь тем, что им будет предоставлена безопасность». — «Так мы и поступим, — сказал я. — Но о чем это они разговаривают с Феокритом?» — «Не могу сказать с уверенностью, — отвечал Филлид, — но я слыхал, что были возвещены тягостные и неблагоприятные для Спарты предзнаменования и оракулы». После того как Феокрит вернулся к нам, подошел Фидолай, родом из беотийского Галиарта, и сказал: «Симмий просит вас немного подождать здесь; у него важная встреча с Леонтидом, перед которым он ходатайствует о замене Амфифею смертной казни изгнанием».
5. «Вот встреча кстати, — воскликнул Феокрит, — я как раз хотел узнать, что обнаружилось при произведенном у вас вскрытии погребения Алкмены.1134 Присутствовал ли ты там, когда Агесилай распорядился перенести эти останки в Спарту?» — «Нет, не присутствовал, — ответил Фидолай, — и очень огорчался и негодовал против сограждан, которые оставили меня в стороне от этого. Но, как мне известно, был найден камень вместо тела, небольшое медное запястье и две глиняные амфоры со слежавшейся и окаменевшей землей внутри, а над гробницей лежала медная доска с письменами, поражавшими древностью своих начертаний. Понять из них ничего не удалось, хотя они выступали отчетливо, когда доска была вымыта; их характер был какой-то особенный и чуждый, более всего сравнимый с египетскими письменами. Поэтому Агесилай, как говорили, послал их список египетскому царю с просьбой показать тамошним жрецам — не поймут ли. Но об этом вам, вероятно, сможет сказать что-нибудь и Симмий, который в то время много общался с египетскими жрецами, обсуждая с ними философские вопросы. Галиартяне же полагают, что разлив болота и большой неурожай постигли их как проявление гнева свыше за то, что они отважились раскопать погребение». Феокрит несколько помедлил, а потом заговорил: «Думаю, что и лакедемонян не минет гнев божества, как предвещают знамения, о которых мне сообщил Лисанорид. Теперь он едет в Спарту, чтобы снова засыпать погребение и, согласно оракулу, совершить возлияния Алкмене и Алею,