1313 —
кто отменно исполнил свою должность и явился народу как глава посольства, как триумфатор, как стратег, — с тем ни зависть, ни презрение ничего поделать не могут. Так пришел к славе Арат,1314 начав свою государственную деятельность свержением тирании Никокла; так пришел к славе Алкивиад, устроив союз с мантинейцами против Лакедемона. А Помпей даже потребовал себе триумфа, еще не успев стать членом сената, и когда Сулла возбранял ему это, бросил слова: «Восходящему солнцу поклоняются больше, чем заходящему», — и Сулле оставалось только уступить.
Незаурядное начало было у Корнелия Сципиона, и неспроста побудило оно римлян, когда тот выступил соискателем на место эдила, в нарушение закона избрать его консулом;1315 народ восхищался победой в единоборстве, которую он одержал в Испании еще совсем мальчиком, и деяниями, совершенными им чуть позже в должности военного трибуна против карфагенян и побудившими Катона Старшего воскликнуть:
Он лишь с умом, все другие безумными тенями веют.1316
Нынешнее положение наших городов, однако, не предоставляет случая отличиться при военных действиях, свержении тирана или переговоров о союзе; как же государственному деятелю начать свое поприще со славою и блеском? Остаются всенародные суды и посольства к императору, для которых тоже нужен человек, соединяющий горячность и решительность с умом. Можно привлечь к себе внимание, выступив восстановителем добрых, но забытых обычаев, каких немало было у наших городов, или искоренителем порочных привычек, распространившихся на позор или во вред городу. Случалось, что и другие дела послужили для кого-то славным началом: хорошо вести важное судебное дело, верно защищать слабого против влиятельного противника, неустрашимо выступить за правду против нестерпимого тирана. Многих возвысила готовность помериться силою с теми, чье положение в государстве внушает всем зависть и страх; ведь мощь побежденного тотчас переходит к победителю вместе с вящей славой. Конечно, по зависти напасть на мужа почтенного и заслуженно первенствующего среди сограждан, как Симмия1317 напал на Перикла, Алкмеон1318 — на Фемистокла, Клодий — на Помпея, а оратор Менеклид1319 — на Эпаминонда, есть дело не только бесславное, но еще и неосмотрительное: когда народ дурно обошелся с достойным человеком, а после, как это часто бывает, раскаялся в этой вспышке своего гнева, быстрейший способ оправдаться перед жертвой обиды — расправа с зачинщиком и подстрекателем — представляется ему и самым справедливым. Но восстать на негодяя, подчинившего себе город обманом и запугиванием, как это делали в Афинах Клеон и Клеофонт,1320 ниспровергнуть его и унизить — вот блистательный выход на сцену политической жизни. Известно мне и то, что иные стяжали власть и с нею славу, умалив полномочия ненавистного и олигархического Совета; однако такое предприятие таит для новичка в государственных делах особые опасности. Лучше уж начал Солон: государство тогда было разделено на три партии, которые именовались диакриями, недиеями и паралиями,1321 он же не соединился ни с одной из них, но принадлежал равно всем, ставя каждое свое слово и дело на службу общественного согласия, почему был избран законодателем ради примирения сограждан, и с этого началось для него государственное поприще.
Итак, мы рассмотрели способы, при посредстве которых можно совершить выход на сцену политической жизни с блеском.
11. Есть, однако, иной способ, более медлительный и надежный, и многие славные мужи его избирали; в числе их были Аристид, Фокион, фиванец Паммен, римляне Лукулл и Батон, лакедемонянин Агесилай. Уподобляясь плющу, который, обвив сильные деревья, тянется вверх вместе с ними, каждый из них в пору юности и безвестности прибег к помощи кого-нибудь из старших и знаменитых, мало-помалу поднимаясь над землей благодаря такой опоре, вырастая вместе с ней, но и прочно укореняясь в почве государства. Аристиду содействовал Клисфен,1322 Фокиону — Хабрий, Лукуллу — Сулла, Катону — Фабий Максим, Паммену — Эпаминонд, а Лисандр — Агесилаю; и если последний поспешил отойти от своего наставника, оскорбив его неуместным честолюбием и состязанием, то прочим хватило порядочности и политической мудрости, чтобы до конца почитать и прославлять своих учителей, подобно тому как тела, освещенные солнцем, возвращают ему его блеск отраженным и умноженным.
Хулители Сципиона утверждали, что он-де лишь исполнитель собственных деяний, а сочинитель их — друг его Лелий; однако Лелий не позволил себе возгордиться, но всю жизнь ревновал лишь о добродетели и славе Сципиона, как о своей собственной. Афраний, друг Помпея, имел основания рассчитывать, что его, невзирая на низкое происхождение, изберут консулом; видя, однако, что Помпей принял в этом деде другую сторону, он отказался от честолюбивых помыслов, сказав, что стать консулом против воли и без помощи Помпея для него хотя и почетно, однако слишком огорчительно. Выждав всего один год, он и консульство получил, и друга сберег.
Кто подобным образом дает вести себя к славе, приобретает народную приязнь, и даже в случае каких-либо трений на его долю выпадет меньше ненависти. Потому-то Филипп и советовал Александру заводить друзей, пока он еще под державою отца и ему можно беседовать и общаться, с кем он пожелает.
12. Выбирая своего вождя, начинающий политик должен искать человека не просто знаменитого и влиятельного, но заслужившего то и другое своей добродетелью.
Как не всякое дерево принимает и поддерживает оплетающую его виноградную лозу, но есть такие деревья, которые удушают и стесняют ее рост, так и в государственной жизни бывают люди, любящие не честь, а почести, и они-то не оставляют молодым случая отличиться, но завистливо гнетут их и обездоливают, словно те покушаются не на долю славы, а на их хлеб. Так, Марий, в Африке, а позднее и в Галлии обязанный Сулле многими успехами, порвал с ним отношения, причиною чему была зависть к его быстрому подъему, а предлогом — пресловутый перстень. Дело в том, что когда Сулла в бытность свою квестором служил в Африке под началом Мария и был послан им к Бокху,1323 ему удалось привести в плен Югурту; честолюбивому молодому человеку, впервые вкусившему славы, не удалось сохранить при такой удаче умеренности, и он заказал в память о своем подвиге вырезать выдачу Югурты на перстне, который с тех пор всегда носил. Поставив ему это в вину, Марий отдалил его от себя; тогда Сулла перешел на сторону Катула и Метелла, мужей почтенных и противников Мария, а вскоре после этого отправил Мария в изгнание — и окончил гражданскую войну лишь тогда, когда Рим стоял на краю гибели.
Тот же Сулла, напротив, и Помпея стремился всячески возвышать от самой юности последнего, так что однажды даже встал и обнажил голову при его приближении, и другим молодым людям давал случай отличиться на важных местах, поощряя некоторых даже против их воли и наполняя все свое войско честолюбивым пылом; так он утвердил свою власть, предпочтя быть первым, а не единственным, и величайшим среди множества великих. К подобным мужам следует прилепляться и связывать с ними свою судьбу, не подражая тому корольку из Эзоповой басни, который дал орлу нести себя на спине, а после вспорхнул и обогнал его, и не похищая славу старших, но получая ее от них как дружеский дар; ведь, по слову Платона,1324 не сможет хорошо повелевать тот, кто не научился сначала как следует повиноваться.
13. Теперь скажем о выборе друзей, не одобряя образа мыслей ни Клеона, ни Фемистокла.
Едва только Клеон решил пуститься в политику, он созвал друзей и объявил им, чтобы они больше не считали его другом, потому что дружба грозит размягчать строгость справедливых решений и отклонять от прямого пути. Он лучше бы сделал, если бы изгнал из души своей сребролюбие и любопрение, да еще очистил себя от зависти и злонравия; государственная жизнь требует от человека не одиночества и нелюдимости, но честности и благоразумия. Друзей он прогнал, да что толку? Вместо них, как говорится в комедии,
Вкруг него сто голов, вкруг него сто льстецов подвывали, ревели, лизали,1325
И если с людьми смирными он был суров и жесток, для толпы он был готов на все, лишь бы ей угодить,
Себя предавши на служенье рабское,1326
поддерживая самую дурную, нравственно недужную часть народа против лучших граждан.
Что до Фемистокла, он, напротив, в ответ на чье-то увещание править хорошо и являть себя для всех равно беспристрастным сказал: «Пусть не придется мне воссесть на такое седалище, при котором друзья мои не получат больше моих недругов!» Это было тоже не дело — поставить дружбу выше государственного долга и подчинить общественные нужды частным пристрастиям и привязанностям. Когда, однако, Симонид попросил его о чем-то, противном справедливости, он ответил: «Как дельный поэт не может нарушить меры стиха, так хороший правитель не должен из любезности отходить от закона». И впрямь, если судовладелец подбирает такого кормчего,