Если перечитать сцену из III действия – со слов Аркадиной «Ну, живи тут, не скучай» до слов Треплева «А повязку ужо доктор сделает», – то можно сделать вывод, что ни нежность, ни озлобление не способны заставить этих людей совершить поступок. Приливы любви и взрывы ярости ничего не изменили в отношениях матери и сына, даже повязку Аркадина так и не сменила. Такие поступки и отношения являются поныне и останутся впредь актуальными для сцены. Передача тонких душевных оттенков, конфликтов и полное бездействие в жизни отражают самую жалкую и слабую часть человеческой сущности. Чехов не признает слабости в угоду комфорту, он считает, что человек должен стремиться не к личному счастью, а к чему-то более высокому и духовному, что единственное может быть достойной целью и смыслом человеческой жизни.
В житейских, обыденных событиях открываются внутренние мотивы поведения и переживания персонажей «Чайки», которые и составляют основное в пьесе. Автор сознательно устраняет сценические эффекты. Действие, по мысли его, должно развиваться плавно и закономерно. Так, Чехов не делит акты на явления, которые в чеховских пьесах стали формальными, ибо не приход и уход действующих лиц, не «шумиха мизансцен» определяют развитие действия в пьесе, а смена настроений, изменение психологического состояния персонажей.
Чехов внушает зрителю, что с гибелью Треплева ничего в жизни этих людей не изменится. И это подчеркнуто тем, что в момент самоубийства Треплева на сцене шум, веселая болтовня, люди пьют, играют, и тем сильнее ощущается трагизм момента для зрителя, который угадывает, что происходит за сценой.
Основной конфликт «Чайки» – столкновение мечты и действительности, основной результат – разрушение, гибель мечты. Этот результат и является самым серьезным обвинением грубой действительности. Так, Нина Заречная обладает замечательной силой сопротивления, она сумела найти свою дорогу в жизни, поняла свою цель как служение искусству. Но сколько страданий, оскорблений принесла ей жизнь, как безжалостно разрушила она веру Нины в светлый, поэтический мир искусства. «Жизнь груба», – говорит Заречная, и становится понятно, как болезненно она ощущает прикосновение этой грубой действительности. Нине свойственна глубокая неудовлетворенность жизнью. И весь трагизм в том, что выхода из этого конфликта, разрешения этой неудовлетворенности в пьесе не предвидится.
Чеховская пьеса «Чайка» – это раздумья автора и зрителя над судьбами людей, над смыслом жизни. Не пьеса-зрелище, а пьеса-размышление – такова творческая цель Чехова. Она и определяет его отношение к сюжету. «Сюжет должен быть нов, а фабула может отсутствовать», – пишет Чехов. Это свидетельство того, что Чехов отказывается от действия-интриги, протекающего как прямая борьба между персонажами. Чехов изображает людей, для которых главное не их воздействие на действительность, а воздействие враждебной им действительности на их мысли, чувства, идеалы. Они переживают жизнь, но не переделывают ее.
Знаменитый чеховский подтекст, так обогативший драматургию, рождается от несовпадения слов и поступков, мыслей и действий героев, о которых пишет Чехов. И эта невоплощенность человека в его поведении, расхождение между потенциальными возможностями человека и его реальной судьбой и радуют, и тревожат писателя одновременно. Прекрасно то, что человек не укладывается в пошлый быт, не исчерпывается прозой жизни, которая его окружает, а горька как раз именно неспособность героев прорваться к истинной жизни, к смыслу, чтобы осуществить себя.
Тема времени в пьесе А. П. Чехова «Три сестры»
А. П. Чехов – писатель, не только во многом связанный с традициями русской классической литературы, но и закрывший эти традиции и XIX век как таковой. Его творчество пришлось на период глобальных изменений в русской жизни и русской истории – изменений, которые очень сложно было оценивать, да и вообще вряд ли возможно, но которые делали прошлым огромную культурную традицию. Именно это переживалось русскими писателями с тоской, но одновременно и ясным ощущением неотвратимости таких перемен и невозможности продолжения старой жизни в настоящем, какой бы прекрасной она теперь ни виделась. Тема времени широко поднималась в произведениях и другого великого писателя – И. А. Бунина, многие книги которого посвящены именно переживанию хода времени, разрушения традиционной культуры. Это же тема и всех пьес Чехова.
Чеховские пьесы часто называют «драмами настроения». В них под покровом будничного времяпрепровождения и обмена случайными, внешне малозначительными репликами чувствуется какое-то «подводное течение». Известнейший русский режиссер К. С. Станиславский писал о том, что прелесть пьес Чехова «в том, что не передается словами, а скрыто под ними или в паузах, или во взглядах актеров, в излучении их внутреннего чувства». Скрытым как раз оказывается переживание времени. Не стала исключением в этом отношении и пьеса «Три сестры», в которой тема времени также центральная.
Поглощенные своими переживаниями, мыслями, герои этой пьесы, как и герои «Вишневого сада», часто как будто не слышат друг друга, совершенно не вдумываются в слова собеседника. Так, в первом акте празднично настроенная именинница Ирина восторженно восклицает: «Как хорошо быть… учителем, который учит детей», – хотя ее сестра Ольга только что пожаловалась: «За эти четыре года, пока служу в гимназии, я чувствую, как из меня выходят каждый день по каплям и силы, и молодость».
Впервые оказавшийся в доме сестер полковник Вершинин приехал из Москвы, с которой сестры связывают все свои мечты и надежды, – только там, как им кажется, может начаться настоящая и осмысленная жизнь. Москва для них не просто город детства и чистых воспоминаний, но символ лучшей жизни, жизни деятельной. Вершинин своим приездом и возвышенными речами как будто дает новую пищу их надеждам.
Однако жизнь постоянно вторгается в мир, в котором живут три сестры, все грубее тесня их. В семье неслышно появляется Наташа, она становится женой их брата, на которого столько надежд возлагают сестры. А став женой Андрея, Наташа постепенно забирает власть в доме и заводит свои мещанские порядки. И недаром в случившемся в городе большом пожаре мерещится что-то общее с тем, что происходит в семье Прозоровых. И сердитое замечание Маши, что «Наташа ходит так, как будто сама подожгла», отнюдь не кажется глупым… Все изменения, которые происходят в жизни сестер, все неудачи, постоянное разрушение их надежд – это все симптомы большого времени, которое вносит свои коррективы, разрушая старый уклад, на излете которого и живут сестры.
В последнем акте героинь настигают все новые и новые удары: гибнет на дуэли достойный поручик Тузенбах, за которого согласилась выйти замуж Ирина. Покидает город батарея – поэтому должны разлучиться Вершинин и Маша, успевшие полюбить друг друга. Зачастил в дом (хотя ни разу не появляется на сцене) любовник Наташи, местный чиновник Протопопов, а сама она предвкушает момент, когда, став полной хозяйкой в доме, вырубит в саду деревья – те самые, которыми любовался перед дуэлью Тузенбах.
Основной конфликт происходящего – между данным и желаемым. Здесь, как и в других пьесах, нет четких антагонистов (даже Наташа не является таковой по отношению к сестрам, поскольку слишком сильно от них отличается, – сопоставление просто не имеет смысла). На протяжении пьесы событий как таковых, в отличие от пьес предыдущих писателей, довольно мало. Самое главное происходит в большом времени – в истории – и во внутреннем мире каждой из сестер. Данное и желаемое разделено поэтому не героем-антагонистом, но объективными причинами, с которыми частная воля и частные желания человека ничего сделать не могут. Печальная ситуация складывается сама собой, и, соответственно, страдания героев тоже происходят сами собой. Все это комплексно – одна огромная развернутая метафора времени – неумолимого и неостановимого, всегда находящегося вне человека.
Внутренне, по своим достоинствам и недостаткам, герои очень различаются. Пропасть между сестрами и Наташей очевидна, однако зло исходит не от конкретного человека, а извне. Страдание героев в том, что высшие желания, которые таятся внутри них самих, нереализуемы: будучи несовместимы с исторической ситуацией, они не находят себе никакого применения и обречены на вечное пребывание внутри. Героини в пьесе находятся в состоянии тягучей неудовлетворенности жизнью, образовавшейся очень и очень давно. Единственное движение в их состоянии – мерцающие время от времени надежды на кардинальное изменение жизни, но эти надежды постоянно опровергаются и разрушаются самой жизнью. Центральная проблема состояния персонажей заключается в том, что источник дисгармонии и страдания находится и в них самих в том числе. Кардинальные изменения в чеховском мире никогда не бывают результативными. Изменения в человеческой жизни возможны тогда, когда исходят изнутри. Внешние же поступки, направленные на преобразования, как правило, ни к чему не приводят, будучи отменяемы большим временем.
Все надежды сестер, связанные с переездом в Москву и началом какой-то новой, совершенно иной жизни, в действительности не имеют под собой никаких твердых оснований. Это очередные иллюзии, которым суждено быть разрушенными. Но, несмотря на это, в последних монологах сестер слышится не только горе, но и еще более упрямая и страстная, чем в пьесе «Чайка», вера: «жизнь наша еще не кончена», и скоро станет ясно, «зачем мы живем, зачем страдаем». Однако приход лучшей доли зависит не от устранения частных помех, не от смены места жительства, но от изменения всех форм жизни и существования. Однако большое время, которое является едва ли не главным героем пьесы, оставляет вопрос о том, станут ли изменения, которые оно влечет, такими. Но пока таких изменений нет, каждый в отдельности бессилен перед общей судьбой. И именно поэтому сестры в финале пьесы не получают так страстно ожидаемых ими изменений.