знью, трудом и горем «творца дорог», которого всю жизнь вели труд и честность:
О, я недаром в этом мире жил!
И сладко мне стремиться из потемок,
Чтоб, взяв меня в ладонь, ты, дальний мой потомок,
Доделал то, что я не довершил.
Сколько бы лет ни прошло, стихи Николая Алексеевича Заболоцкого всегда будут звучать современно.
«Всякая благородная личность глубоко осознает свои кровные связи с отечеством» (В. Г. Белинский)
Название романа Л. Ржевского «Две строчки времени» в каком-то смысле слова является определяющим. Две строки – две линии – два образных ряда. Между ними нет параллелизма, скорее здесь имеет место сложнейший музыкальный перебор аккордов: строчки-линии ведут две разные темы, перевивая их в психологически многомерную ткань повествования. Герой одновременно живет в прошлом и настоящем, причем прошлое отнюдь не эфемерно, а подчас более реально, нежели кажущееся иногда фантастическим и иллюзорным настоящее. Прошлое – Россия, настоящее – Америка. Два времени персонифицируются в образе двух женщин. У них одинаковое имя: Ия. Оно звучит как оторванное ветром окончание прекрасного слова: Россия, с которым оно так органично рифмуется.
Обе женщины героя очень разные сами по себе и в чем-то бесконечно родные друг другу: словно их сближает какая-то тайная ментальная наследственность. Сближает их и то, что герой теряет их обеих: любовь в нашем веке отмечена печатью экзистенциальной непрочности, призрачности.
«Две строчки времени» – роман о любви. О любви пронзительно чистой и трагической. Роману присущ лиризм большой поэзии, это, по сути, поэма в прозе, причем двухголосная поэма. Две Ии через бездну времени и смерти ведут неявный диалог друг с другом. В чем-то они могут найти согласие, несмотря на внешнюю противоположность их судеб и характеров. Тонкий эротизм описания передает с поразительной точностью как прелесть двух женских образов, так и разительный контраст в их отношении к жизни. Первая, далекая Ия – Юта – осталась для героя образцом целомудрия, верности долгу, врожденному благородству и непорочности. Грязь окружающей действительности, не будучи в состоянии замарать, оказывается в состоянии лишь уничтожить, убить физически. Однако для героя она по-прежнему жива, он ведет с ней постоянный диалог-исповедь. В этом образе страдания и непорочности прослеживается образ христианской святыни – Богородицы всемилостивой и всепрощающей.
Вторая Ия, хиппи-интеллектуалка, несущаяся по жизни в красном кабриолете, ведет с героем странный и никому не нужный спор насчет его устаревшей морали, отживших идеалов. При этом она полностью погружается в глубокое сильное чувство к нему, которое ей не удается замаскировать даже вычурной сексуальностью. Она свободна и гармонична, а в гармонии, по Ржевскому, и живет образ Бога. Она не в силах признаться, что любит героя, это привело бы к ломке внешнего конфликта отживших принципов и новой свободы морали, то есть свело бы на нет ее нравственную догматику. Кульминация романа обнажает ее метания, ее поиск неизвестно чего. Она хочет любить, но не дает себе права принадлежать. Появившись в жизни героя в яркий солнечный день на красном жуке, она уплывает от него на темном пароходе. Идет дождь. Ее душа мечется, а руки исколоты. Когда в конце романа герой видит образ под черным дождевиком, похожий на нее (может быть, и только образ…), и подает в узкую ладошку долларовую банкноту – это и есть конец. Она вечно будет метаться, а он всегда будет ее искать. Она вечно будет просить о чем-то, а он будет давать ей не то, что она ищет. Его же судьба – искать навсегда потерянный, далекий и противоречивый образ Родины в образе любящего существа, к которому можно вернуться.
В ткань романа тонко вмонтирован еще один диалог. Это диалог стилистики, право отражения мира. Иван Бунин как бы противостоит – разумеется, неявно, в глубинах подтекста – Владимиру Набокову. В творчество обоих писателей властно вошел эротизм. Сколь различно, однако, этот термин преломился в творчестве Бунина и Набокова! Вспомним, как мощно и ярко тема страсти прозвучала в бунинских «Темных аллеях» и как она утончилась, изощрилась, где-то даже изломалась в набоковской «Лолите». Два эти произведения – «Темные аллеи» и «Лолита» – тоже задают роману двуполюсность, как если бы это были не книги, а живые персонажи. Леонид Ржевский – писатель-филолог, поэтому в его прозу на правах героев, деталей, сюжетных поворотов могут входить филологические реалии. Отсюда и чисто структурное своеобразие этой прозы, и ее насыщенность культурно-историческим контекстом. В глубинном споре Бунина и Набокова Леонид Ржевский тяготеет к бунинской традиции… Недаром герой и Ия переводят с русского бунинские «Темные аллеи».
Ностальгия, тоска по Родине, невероятно тонко отражается в прозе Леонида Ржевского. Уже то, что для него Родина предстает как далекий, неуловимый и желанный образ любимой женщины, не оставляет читателя равнодушным. Родина, изгнание, одиночество и истинная, прощающая и благословляющая любовь переплетаются в его романе, придавая ему нескончаемую прелесть.
Леонид Ржевский является большим художником слова. Язык его точен, трепетен, одухотворен. В современной литературе мы отвыкли от такого языка. Ведь его хранителем были те пласты русской интеллигенции, которые едва ли не начисто уничтожены сталинизмом, и спасибо зарубежью, что оно сохранило ясный, не замутненный советскими неологизмами и чудовищными аббревиатурами доподлинный русский язык.
Современный читатель и современный писатель. (Читая романы Бориса Акунина о Фандорине)
Темой любого литературного произведения, так или иначе, является жизнь отдельно взятого человека. Исследовать составляющие жизненного пути, чувства, мысли, страдания брались самые замечательные писатели всех времен. Прочитав серию произведений Григория Чхартишвили (Бориса Акунина) о приключениях русского сыщика, я была очарована великолепным русским языком, потрясающим знанием эпохи, непредсказуемостью и быстрым развитием сюжета.
Главный герой серии приключений – Эраст Фандорин. Эраст Петрович никогда не выступает в роли повествователя, поэтому на его поступки мы, как правило, смотрим глазами малознакомых ему людей, мнение которых о нем по ходу действия изменяется. Автору удалось создать живого романтического героя, привлекающего на свою сторону симпатию всех без исключения читателей. Каждый следующий детектив добавляет в портрет Фандорина множество мелких, но красочных штрихов, намечает будущие контуры. В первом романе о Фандорине «Азазель» мы находим такой портрет героя: «Это был весьма миловидный юноша, с черными волосами (которыми он втайне гордился) и голубыми (увы, лучше бы тоже черными) глазами, довольно высокого роста, с белой кожей и проклятым, неистребимым румянцем на щеках». В «Левиафане» сыщик описан уже несколько иначе: «Первое впечатление от Эраста Фандорина было такое: немногословен, сдержан, вежлив. На вкус Гоша слишком уж лощеный. Крахмальный воротничок торчит будто алебастровый, в шелковом галстуке жемчужная булавка, в петлице (фу ты ну ты) алая гвоздика. Гладкий проборчик волосок к волоску, холеные ногти, тонкие черные усы словно углем нарисованы». В этом же романе автор обращает внимание на «эффектную внешность» счастливчика судьбы и покорителя красавиц: «Внимание привлекал не столько щегольский наряд пассажира, сколько импозантная, можно даже сказать, эффектная внешность. Молодой человек был высок, строен, широкоплеч, на мир смотрел ясными голубыми глазами, ему необычайно шли тонкие подкрученные усики, а черные, аккуратно причесанные волосы имели странную особенность – интригующе серебрились». А в одном из последних романов – «Пиковый валет» – герой уже не так молод, но по-прежнему благороден: «Сразу видно – особенный человек. Лицо красивое, гладкое, молодое, а вороные волосы на висках с сильной проседью».
Перед нами проходит жизнь необычного человека, он меняется на наших глазах, непоколебимым остается восприятие этого персонажа. Эраст Петрович удачлив, почти бессмертен, благороден и привлекателен, элегантен и атлетичен, в общем, на загляденье, но все же несчастен. Читатель невольно начинает сопереживать герою, на период чтения сливаясь с ним в единое целое. Фандорин – это своего рода мечта многих женщин. Такой невозможно красивый, очень сильный, невероятно благородный, загадочный, в него влюбляются все женщины, а он остается холодным и равнодушным. Женщины, на чьем пути он встречается, – будь то великая княжна или дочь банкира, зараженная идеями народовольцев, – теряют голову и готовы первыми объясняться ему в любви… А он? Почти молчаливый: «Голос спокойный, тихий, говорит с легким заиканием, но каждое слово к месту, и видно, что повторять одно и то же дважды не привык. Внушительный господин, ничего не скажешь». Фандорин всегда замкнуто-отрешенный, изысканно учтивый, но он полагает, что судьбой ему уготовано оставаться одиноким. Он импозантный, красивый, эффектный мужчина. У него есть сверхъестественные способности в большом количестве. Во-первых, это невероятная везучесть. Удачливость Фандорина отмечена еще в первом романе. Вот как о фандоринской счастливой планиде скажет его спаситель граф Ипполит Зуров – персонаж «Турецкого гамбита»: «Есть в тебе что-то… Не знаю, печать какая-то, что ли. У меня на таких, как ты, нюх. Я будто нимб у человека над головой вижу, этакое легкое сияние. Особые это люди, у кого нимб, судьба их хранит, от всех опасностей оберегает. Для чего хранит. Человеку и самому невдомек. Стреляться с таким нельзя – убьет. В карты не садись – продуешься, какие кундштюки из рукава не мечи. Я у тебя нимб разглядел, когда ты меня в штосс обчистил, а потом жребий на самоубийство метать заставил. Редко таких, как ты, встретишь».
Этот человек, по своему происхождению отнюдь не выдающийся, сделал блестящую карьеру от мелкого чиновника в полицейском управлении до статского советника, не будучи карьеристом. Он может логично мыслить, медитировать, менять внешность, проникаться образом дома и видеть, что там произойдет в минуту смертельной опасности. Он для бодрости духа принимает ванны со льдом и владеет хитростями восточных единоборств… У него свой кодекс чести, которому он неизменно верен, он – рыцарь без страха и упрека… Эраст – чрезвычайно принципиальная личность, со своими понятиями о чести. Нравится он именно своей целеустремленностью, совершенно сказочной, мифологической честностью.