[1575], благодаря чему маги и до сих пор совершают празднования тройному Митре[1576]. Ну и пусть по незнанию или по неопытности он таковым не верует. Но скажи — ка ему: «Что ты думаешь о затмении, бывшем во время спасительного распятия?» (см. Мф. 27:45; Мк. 15:33; Лк. 23:44–45). Ведь оба мы тогда, вместе находясь в Илиополе[1577]и стоя рядом, видели как луна невероятным образом[1578]заслонила солнце притом, что это не было время их схождения, и как затем[1579], начиная с девятогом часа до вечера, она сверхъестественным образом помещалась внутри солнечного диаметра. Напомни ему и кое-что другое. Он ведь знает, что мы видели, что это совмещение начиналось с востока и луна, дойдя до края солнца, затем возвратилась и, стало быть, не с одной и той же стороны произошло совмещение и очищение, но с диаметрально противоположных сторон.
Таково тогда бывшее сверхъестественное, одному Христу Всевиновному возможное, творящему «великое и чудесное, которому нет числа».
3. Если тебе удобно и возможно, скажи ему так: «Аполлофаний, обличи меня, тогда с тобою бывшего, смотревшего вместе с тобой, с тобой обсуждавшего все и вместе удивлявшегося». Не знаю, чем побуждаемый, Аполлофаний пустился тогда прорекать и, как будто объясняя мне происходящее, сказал: «О, добрый Дионисий, это знамение происходящего в делах божественных».
Столько да будет нами в послании к тебе сказано. Ты же способен недостаточное наполнить и в конце концов привести к Богу мужа весьма мудрого, который, быть может, снизойдет до того, чтобы кротко изучить премудрую истину нашего исповедания.
Послание 8. Димофилу служителю[1580] [О занятии своими делами и о доброте]
1. Исторические книги евреев говорят, добрый Димофил, что оный священный Моисей был удостоен богоявления за великую кротость (см. Чис. 12:3). И если иногда они и представляют его лишенным[1581] божественного лицезрения, то отвергают его от Бога не прежде, чем сообщают, что он потерял кротость. Они же говорят, что сильной яростью разгневался на него Господь как на самовольного и противящегося божественным советам человека (Исх. 4:14). А когда они показывают его руководствующимся богорассудными ценностями, то провозглашают его таковым по причине преимущественного[1582] богоподражания Благу.
Он ведь был очень кротким, и поэтому о нем говорится как о рабе (служителе) Божием (Исх. 14:31), более всех пророков удостоенном боговидения (Чис. 12:6–8). Даже когда на него й на Аарона напали некие дерзкие люди из — за первосвятительства и народоначалия, он оказался выше всякого славолюбия[1583] и властолюбия и предоставил богоизбранному (букв, «феокриту») предстательствовать за людей (см. Чис. 16:1–7). Поскольку же и восстали на него, и поносили его из — за первенства, и почти что бросились уже на него, он, кроткий, призвал Благого во спасение и вполне справедливо представил, что он не виновен во всем злом, что творят начальствуемые. Он ведь знал, что беседующему с благим Богом подобает, насколько это возможно, отображать в себе в первую очередь Его подобие и уметь совершать благолюбивые деяния.
Что же делает богоотца[1584] Давида боголюбезным? Именно то, что он был добрым, и даже к врагам был добр. «Обрел, — говорит преблагой, — мужа по сердцу моему» (ср. Пс. 88:21?). И в самом деле, благое законоположение[1585] даровано нам — заботиться даже о подъяремных врага (см. Исх. 23:4–5). И Иов как обладавший беззлобием был оправдан (см. Иов. 1:1–8; 42:10–12), и Иосиф не наказал братьев — заговорщиков (см. Быт. 50:19–21), и Авель просто и без сомнений пошел с братоубийцей (см. Быт. 4:8). И все, о ком проповедует богословие, — благообразны, не замышляют зла, и даже чужая злоба не отвращает их от добра, но совершенно напротив — они и злых боговидно ублажают, простирают и на них свою многую благость и их к подобному же кротко призывают.
Но восклонимся горе[1586], не кротость священных мужей возвещая, не благость человеколюбивых ангелов, милующих народы и молящихся о них Благому (см. Зах. 1:12), запрещающих губительным злодейским множествам творить зло (см. Зах. 3:2), огорчающихся от злых поступков людей, радующихся же спасению призываемых к благому (см. Лк. 15:10), и — все другое, что богословие передает о добродетельных ангелах, но, в безмолвии приемля благотворящие лучи поистине благого[1587]и сверхблагого Христа, с их помощью да возведены будем светом к Его божественным благодеяниям.
Разве это не свойство неизреченной и превышающей ум Благости — сотворить сущее и все его ввести в бытие[1588]и хотеть, чтобы все было близким к Ней и всегда причастным того, что свойственно Ему, — соответственно пригодности каждого? Как понять, что и за отступающих Он с любовью держится, и спорит[1589], и молит не презирать их, когда они влюблены и сокрушенны[1590], и терпеливо поддерживает бранящих Его и Сам их защищает? И еще больше обещает заботиться о них, и когда они еще далеко, но приближаются, Он подбегает[1591]и встречает, и, весь всех охватив, целует, и не напоминает о прежнем, но любит настоящее, и устраивает праздник, и «созывает друзей», то есть добрых[1592]людей, чтобы в обители все с Ним порадовались (см. Лк. 15:6). (Димофил же и если кто другой с добрыми людьми враждует, совершенно справедливо подвергается запрещению: пусть выучится прекрасному и подобреет). Разве же не подобало, сказал Он, Благому порадоваться спасению погибших и жизни умерших (см. Лк. 15:24, 32)? Не задумываясь, и на плечи Он берет только что возвращенное от заблуждения, и добрых ангелов подвижет к радости, и «благ и к неблагодарным» (Лк. 6:35), и сияет солнцем Своим «на злых и на добрых» (см. Мф. 5:45), и саму «душу Свою полагает за» (см. Ин. 10:11, 15) отбегающих.
Ты же, как показывает написанное тобой[1593], и припавшего к священнику нечестивого, как ты сказал, грешника, — не знаю как, при! няв это на себя, — оттолкнул. Он потом молил и объяснял, что при–1 шел для уврачевания пороков, но ты не ужаснулся, но с яростью не| достойно обошелся и с добрым священником, решившим помиловать: нечестивого кающегося. И под конец сказал священнику: «Выйди вместе с подобными тебе». И, не имея на то права, заскочив в недоступное для тебя, принизил[1594]Святая святых. А потом пишешь нам: «Я промыслительно спас готовое погибнуть священное и все еще сохраняю его неоскверненным».
А теперь слушай наши слова. Не подобает и выше тебя в служении находящимся, и равным тебе служителям поправлять священника[1595], даже если кажется, что он нечестиво относится к божествен–1 ному, даже если бы оказалось, что он совершил что — то другое запрещенное. Ведь если отступление от определений и законоположений является безобразием и бесчинием в божественнейшем, то не имеет оправдания даже ради Бога совершенное нарушение богопреданного порядка. Ибо Бог «в Себе» не «разделился», ибо «как тогда устоит царствие Его?» (Мф. 12:5–26; Мк. 3:24; Лк. 11:18). И если «Богу, — как Речения говорят, — принадлежит суд» (ср. Ис. 30:18; Рим. 2:2), а иереи, следом за иерархами, — возвестители (букв.: ангелы)[1596]и толкователи божественных судов (ср. Мал. 2:7), то ты от них подобающим тебе образом узнай божественное через литургов[1597], — у людей, благодаря которым и быть[1598]служителем ты сподобился, Или священные символы не это вопиют? И не просто ведь то, что Святое святых для всех недоступно: приближается к нему прежде всего порядок священносовершителей, затем порядок иереев[1599], а следом за ними — литургов. А для поставленных в чин служителей двери недоступного[1600]для входа запретны, — двери, у которых они получают посвящение и предстоят, — не для того, чтобы их стеречь, но для порядка и для познания самих себя — скорее ближе к людям, нежели к священнослужителям. Вот почему святое чиноначалие священных порядков священнополагает, чтобы они были причащаемы божественного, поручая другим, то есть находящимся внутри, его им передавать. Ибо стоящие у божественного жертвенника, можно символически сказать, зрят и слышат божественное, сияющим им открывающееся, и, благообразно выходя к внешним по отношению к божественным завесам[1601]послушным служителям, и священному народу, и очищаемым чинам, являют им святыню соответственно их достоинству, — прекрасно сохранявшееся неоскверненным до тех пор, пока ты не заскочил тиранически в Святое святых и не принудил против воли вынести святыню. И сказал, что держишь и сохраняешь святыню, хотя и не знаешь, и не слышал, и не имеешь ничего из подобающего