[16]. Полотняная индустрия департамента Верхнего Эмса была подорвана самым безжалостным образом, а ведь ею, даже по словам наполеоновского префекта, занималась половина населения департамента[17].
Тот упадок сбыта, на который жалуются лица, заинтересованные полотняным и кружевным производством, отмечался чаще всего относительно внешней торговли. Относительно внутреннего рынка сведений очень мало, и они весьма общи, неопределенны и отрывочны. Отмечается (настойчиво) сильное уменьшение выделки грубых холстов и парусины, шедшей прежде в приморские города. С упадком морской торговли, конечно, парусный холст уже не находил прежнего сбыта. Наконец, не раз повторяется утверждение, что полотна сильно вытесняются ситцами, более дешевыми и более доступными (это явление, впрочем, общее для всей Европы начала XIX столетия). Другими словами, замечалось явление, как раз противоположное тому, о чем мечтал Наполеон.
Глава XXIVКОЖЕВЕННОЕ ПРОИЗВОДСТВО
Кожевенное и дубильное дело было одной из немногих отраслей промышленности, которые развились еще при революции. За сбытом дело не стало и при Наполеоне: обмундирование и снабжение обувью войск давало колоссальные заказы кожевникам. Для дубления было очень благоприятно и то обстоятельство, что Франция — страна больших дубовых лесов[1]. Но без подвоза сырья — шкур из Америки — не могут чувствовать себя уверенно ни французские кожевенные заводы, ни большие бельгийские заведения этого рода; а подвоз из Америки затруднен правилами блокады и ее последствиями для нейтральных судов и, кроме того, существует налог также и на этот род сырья[2].
Кожевники считали начальной датой оскудения сырья берлинский декрет о континентальной блокаде. Дело в том, что туземного сырья им никогда не хватало и не могло хватить, и они получали нужное количество из Англии и из Южной Америки (особенно из Буэнос-Айреса). От начала континентальной блокады до марта 1810 г. этот подвоз в самом деле так сократился, что цена сыромятной кожи во Франции в среднем удвоилась: с 18 су за фунт цена ее возвысилась в начале 1810 г. до 36–39 су. Но, «к счастью, нашли большое количество кожи в Голландии», и со времени ее присоединения масса этого сырья хлынула во Францию. Кроме того, корабли, получившие лиценции, стали привозить это сырье и из Англии: в Англии его накопилось очень много, так как Англия лишена достаточного количества средств для дубления[3]. Но правительство поспешило обложить каждую ввозимую шкуру налогом в 5 франков, и начавшееся было удешевление сырья тотчас же приостановилось. Совет мануфактур всецело стал на сторону кожевников, хлопотавших об отмене этого декрета от 25 октября 1810 г. — о пошлине в 5 франков[4]. Но в вопросе о сырье в этой отрасли производства император явственно стал на сторону скотоводов и сельских хозяев.
Декретами от 23 августа и 23 декабря 1811 г. была установлена высокая пошлина (30%) на ввозимую во Францию сыромятную кожу, и кожевники в Империи сильно это почувствовали[5].
Жестоко страдали от недостатка сырья бельгийские кожевники. Вся округа Люттиха занималась этим промыслом, и кожевники жаловались, что Франция не может дать им того, что они получали прежде из Америки и Англии[6]. Жаловались и дубильщики старофранцузских департаментов.
Присоединение Бельгии к Франции отозвалось существенно на интересах Франции и Португалии еще и потому, что бельгийские дубильни и кожевенные заводы в громадных количествах потребляли кожу, шедшую из Португалии[7] и прежде достававшуюся французам, которые могли не пропускать ее в Бельгию; теперь же, с уничтожением франко-бельгийской границы, ставить бельгийцам эти препятствия было уже трудно. Выписывать кожу из Португалии стало вовсе невозможно в конце концов вследствие упорной войны на Пиренейском полуострове; получать ее из Южной Америки можно было лишь случайно и всегда с риском.
В декабре 1810 г. Наполеон разрешил выдать гентскому кожевенному фабриканту Бавеису лиценцию на привоз 11 тысяч квинталов кожи из Буэнос-Айреса, но с условием, чтобы эта же фирма вывезла из Империи на такую же сумму дубленой кожи[8]. Конечно, подобные условия страшно затрудняли добывание нужного сырья.
Что касается сбыта, то хотя в общем на эту сторону дела кожевники жалуются мало, но нужно заметить, что, собственно, старофранцузским департаментам мешали своей конкуренцией и Бельгия, и немецкие присоединенные департаменты левого берега Рейна.
Вот пример: кожаные изделия и кожа составляют одну из немногих статей на франкфуртской ярмарке, где Французская империя успешно конкурирует с великолепными немецкими кожевнями и дубильнями. Но какая именно часть Империи? — «Левый берег Рейна» и департамент l’Ourthe, т. е. сердце Бельгии[9].
Весь сбыт дубленой кожи и кожаных изделий за границу отчет министра внутренних дел Монталиве (1813 г.) оценивает в 11 839 900 франков в год. А по статистике 1807 г. в Империи числится 2362 кожевенных и дубильных заведения всякого рода с 10 556 рабочими, и выделывают они в год товара в общем на 62 698 055 франков. Ясно, что, по воззрениям правительства, кожевенно-дубильное производство участвовало в экспортной торговле лишь в очень незначительной степени.
Глава XXVМЕТАЛЛУРГИЧЕСКАЯ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ
1. Сырье. 2. Данные об общем положении металлургии к концу Империи. 3. Сбыт
1
В металлургии вопрос о сырье сводился главным образом не к вопросу о руде, а к заботам о топливе.
Руду можно было свободно доставать из-за границы, а кроме того, при общих скромных размерах этой отрасли производства в тогдашней Франции производство, например, металлической утвари, по мнению французских промышленников, было поставлено относительно природных условий в лучшие, а не в худшие условия, нежели английское: Англия добывала нужные ей материалы в Швеции, а Франция могла пользоваться превосходной рудой во Франш-Конте. Это показание характерно больше для скромного состояния французской металлургии в начале наполеоновского царствования, чем в смысле констатирования положительного факта большого обилия местной руды во Франции: для немногих возникавших тогда заведений, занятых выделкой металлических вещей, могло показаться достаточным и то заведомо ограниченное количество руды, которое возможно было найти во Франш-Конте[1].
Чего в самом деле часто оказывалось мало, это дешевого и доступного топлива.
Среди причин самого вздорожания топлива владельцы железоделательных и сталелитейных заведений часто отмечают: хищническое истребление лесов крестьянами в первые годы революции; 2) реквизиции топлива в эпоху Конвента, когда лес рубили безоглядочно, нещадно для нужд военного ведомства (оружейных мастерских и т. д.)[2]. Промышленники и в этом деле взывали к императору, указывая на грозные размеры падений их промысла и умоляя принять меры против вздорожания лесов[3]. Жалобы на оскудение лесов — самый постоянный, самый упорный мотив во всех обращениях промышленников к правительству.
2
На металлургию правительство Наполеона смотрело как на еще совсем не окрепшую отрасль промышленности.
В 1800–1801 гг. говорили (и даже писали в газетах), что правительство намерено взяться за заведение железоделательных и сталелитейных мастерских в разных частях Франции, и правительство благодарило лиц, которые указывали ему благоприятные для этой цели местности (изобиловавшие топливом, окруженные лесами, не лишенные угольных копей и т. д.)[4].
Железоделательная и сталелитейная индустрия во Франции была и до революции в весьма убогом состоянии[5]; за время революции ее дела еще ухудшились: заводчики и в 1800 г., например, сент-этьенские, прямо боялись, что, когда наступит мир и облегчатся торговые сношения между европейскими странами, им не выдержать конкуренции немецких фабрик[6].
И сплошь и рядом металлурги и производители металлических изделий склонны были смотреть на себя как на пионеров.
Еще в 1800 г. жестяник и фабрикант кухонной утвари Mouclard просит субсидии для поддержания своего «единственного» во всей Франции заведения, выделывающего мало ржавеющую и не портящуюся от действия огня утварь, и министерство внутренних дел находит эти «опыты» Муклара настолько общественно важными, что помещает образчики, представленные просителем, в «Conservatoire des arts et métiers», так как они «заслуживают того, чтобы быть известными»[7].
Не мудрено, что промышленники не перестают просить Наполеона о полном воспрещении ввоза иностранного железа, чтобы сбыт для отечественного производства был обеспечен.
Железоделательная промышленность во Франции боялась мира со Швецией, мира с Россией, перспективы мира с Англией и свободы мореплавания: шведское и сибирское железо дешевле и лучше французского, и если оно свободно будет доставляться во Францию, то департаменты: Северный, Жемапп и Самбры-и-Мааса, поставляющие железо в порты — булонский, дюнкирхенский, антверпенский, остендский, тотчас же это почувствуют, а из этих портов шведское и русское железо пойдет внутрь страны, вытеснит и там железо французское, и железоделательное производство указанных департаментов погибнет совершенно. Они уже заблаговременно просят во избежание «подобного несчастья» оградить их от иностранной конкуренции усиленными таможенными пошлинами[8].
Летом 1811 г. ахенские игольные фабриканты и промышленники департаментов Roer и Мааса просят, чтобы был обложен запретительной пошлиной ввоз иголок из Берга. Совет мануфактур жаловался, что единственно только вследствие «иностранной конкуренции» игольное производство сократилось во Франции на ⅓[9], ходатайствовал перед министром о повышении (до 4 франков за килограмм) пошлины на иголки, ввозимые из Берга, и встретил в этом полное сочувствие со стороны фабрикантов[10]. Таких ходатайств можно привести немало.
В названной мной в библиографическом обзоре книге Gras («Histoire de la Chambre consultative etc. de Saint-Étienne») говорится (стр. 78): «… le blocus continental décrété en 1806 amena, en fait, la prohibition des fers étrangers». Это неверно. Хозяева железоделательных заведений домогались этого, но не могли добиться от Наполеона. Император не желал сделать для французской металлургии то, что он сделал декретом от 22 февраля 1806 г. для хлопчатобумажной промышленности: интересы государства требовали дешевого и хорошего железа, дешевых и хороших металлических изделий, начиная с земледельческих орудий и кончая огнестрельным и холодным оружием. И до конца Империи ввоз иностранных металлических изделий не был запрещен.
Еще в 1810 г. штирийская металлургия снабжала серпами, косами и вообще земледельческими орудиями все прирейнские департаменты Французской империи[11]. С ней конкурировали фабрики Берга и Вестфалии на франкфуртской ярмарке, где производились огромные закупки[12], и оттуда эти товары направлялись в Империю.
Мало того. В образцовой (устроенной в министерстве Шапталя) правительственной «Ecole des arts et métiers» в Шалоне существовала специальная мастерская для выделки клинков. С конца 1805 г. эта выделка была в явном упадке, и упадок длился годами (в 1805 г. было сработано 5948 штук, в 1806 г. — 4921, в 1807 г. — 2302). Объяснялось же это явление (по показанию помощника директора училища) главным образом «вздорожанием стали, особенно происходящей из Англии и наиболее ценимой для этой фабрикации» (клинков), а также «трудностью добыть сталь из Германии». Тут любопытно, помимо свидетельства об отсталости французского сталелитейного производства, еще прямое указание, что правительство, ожесточенно гнавшее все английские товары, умело делать исключения там, где ему это казалось необходимым, и дирекция казенного заведения жалуется министру в конце 1807 г., в разгаре континентальной блокады, на вздорожание английской стали[13].
Не было воспрещено к ввозу и обработанное железо.
С той отзывчивостью, которую наполеоновское правительство всегда обнаруживало во всех случаях, когда речь шла об ограждении интересов национальной индустрии, министерство внутренних дел готово было бы и тут повысить ввозную пошлину на шведское и русское железо (хотя уже и без того законом от 1 апреля 1806 г. эта пошлина была удвоена и доведена до 6 франков за квинтал железа, испытавшего хоть какую-либо обработку:… qui ont subi une première main d’œuvre). Но в данном случае нужно было считаться и с тем, в состоянии ли Франция обойтись без шведского и русского железа? Пришлось навести справки, и оказалось, что без шведского и русского железа Франция обойтись не в состоянии[14].
Конечно, континентальная блокада сократила английскую конкуренцию и в этой области, но и континент был для французской металлургии слишком могучим соперником.
Английские промышленники, которые в 1810 г. давали показания в комитете палаты общин, утверждали, что бирмингемские металлические изделия превосходят по своим качествам все, что может в этой области выбросить на рынок континентальная металлургия, но на вопрос: где на континенте находятся главные фабрики металлических изделий? — они не назвали ни одного чисто французского города: Люттих, Опорто, Ахен, Триест — вот где, по мнению английских металлургов, нужно искать конкурентов (небольшие железоделательные заведения разбросаны всюду, «от Голландии до Триеста», но «главные фабрики» указаны именно здесь).
И в границах Империи бельгийские, немецкие, швейцарские департаменты шли впереди старофранцузских. Особенно сильна была Бельгия, имевшая обильное топливо — уголь.
На 16 копях Люттихского округа работало в 1810 г. около 2500 человек, извлекавших около 95,5 миллионов килограммов угля в год[15], и обработанное железо в Бельгии стоило (в 1810–1811 гг.) дешевле французского: 45–48 франков квинтал[16].
Железоделательная промышленность Люксембурга, Нёшато (Neufchâteau в Бельгийском Люксембурге), Бильбурга (во всех трех местах было 33, 14 и 7, итого 54 железоделательных заведения) испытала тяжкий удар и пошла на убыль именно с 1809 г., «когда голландские порты были закрыты»[17]. А между тем в этих 54 предприятиях еще в середине 1811 г., т. е. в тяжелые времена, работало в общем 735 человек, сжигалось древесного угля 51 790 940 килограммов, а каменного угля — 625 тысяч килограммов в год, выделывалось 15 577 520 килограммов железа.
Цены в других департаментах были дороже, нежели в Бельгии.
В департаменте Нижнего Рейна цена квинтала обработанного железа лучшего качества в 1810 г. — 54 франка. В Северном департаменте, где железоделательная промышленность была развита широко, квинтал (100 килограммов) «железа первого качества» (обработанного) стоил в 1810 г. 53 франка 50–55 сантимов, а до революции, в 1789 г., то же количество стоило 34 франка 50 сантимов — 36 франков. Вздорожание это объяснялось и здесь вздорожанием топлива, вызванным опустошением лесов крестьянами в эпоху революции, но также и увеличением спроса[18]. Что касается цены на рабочие руки, то (в 1811 г. в департаменте Orne, например) она была равна 2 франкам 50 сантимам в день для главной категории (forgerons) и 2 франкам 25 сантимам для второстепенной (manœuvres). В 1789 г. эти manœuvres там же получали всего 50–60 сантимов[19].
В департаменте Rœr в мае и июне 1812 г. металлургия (латунные фабрики) давала заработок 800 рабочим (в г. Штольберге)[20]. Игольное производство в Ахене и Борсете давало работу 4300 рабочим (3600 + 700), но фабриканты жаловались на иностранную конкуренцию не только на иностранных рынках, но и в самой Франции и Италии[21].
Оружейное дело, игольное и булавочное производство — вот те отрасли металлургической фабрикации, которые стояли в Империи сравнительно высоко: они были сосредоточены в Сент-Этьене, Шомоне, Рюгле и Легле.
В сент-этьенских оружейных мастерских (их было 15) работало в 1810 г. 587 человек, в первой половине 1811 г. — 398 человек, во второй половине 1811 г. — 484 человека, и еще фабриканты «как из гуманности, быть может, так и из расчета» распределяли работу между большим числом участников, чем это требовалось[22]. В январе 1812 г. число рабочих пало до 440, в феврале увеличилось до 460, в марте — до 520 и в апреле (когда кипели последние приготовления к русскому походу) — До 710, и эта цифра держалась еще и в последний триместр 1812 г. (октябрь — декабрь). В июле цифра рабочих сократилась до 650, в апреле 1813 г. — до 595, в июле 1813 г. — до 565[23].
Что касается размеров производства, то в 1805 г. сент-этьенские мастерские дали за год 45 тысяч штук холодного и огнестрельного оружия, и производство это шло в гору; в 1813 г. оно уже выражалось цифрой 6500 штук в месяц. Охотничьи ружья и оружие с богатой отделкой (les armes de chasse, l’arme de luxe) выделывались в ничтожном количестве, гораздо меньше, чем в эпоху мира, из-за невозможности экспорта. Получали рабочие-оружейники 1 франк 75 сантимов — 3 франка в день[24].
В департаменте Коррез оружейное дело процветало, особенно в Тюлле, мастерские которого продавали правительству до 20 тысяч ружей в год[25].
Но и оружейное дело не было развито так, как это требовалось бы. Нужно, кстати, заметить, что когда Наполеону пришлось в 1813 г. обратиться за снабжением армии ружьями исключительно к Франции, к «старым департаментам», то французские оружейники не справились с задачей[26]. Мало того. Даже чтобы починить и привести в порядок старые ружья, потребовалось тогда же экстренно «всюду завести мастерские»[27].
Что касается выделки булавок и иголок, то булавочные мастерские были расположены в Rugies (департамент Eure), там их было 60 с 4100 рабочими; в Легле (департамент Orne) — 67 с 2210 рабочими и в Ахене (департамент Rœr) — одна с 250 рабочими. Министерство сознавалось, что есть еще кое-где (в Лиможе, Буа-ле-Дюке и других городах), но оно «не имело о них никаких сведений», утверждало, однако, что эти заведения ничтожны[28]. Игольные мануфактуры были в Шампаньоле (департамент Юры) — одна с 200 рабочими, в Vaels’e (Нижнем Маасе) — 6 с 2800 рабочими и в Ахене — 16 с 4500 рабочими. Были и еще мелкие мастерские, о которых министерство тоже ничего не знает, кроме того, что они маловажны[29]. Гвоздарных мастерских было в Империи 63 с 1330 рабочими, из них 23 с 590 рабочими в г. Morez (департамент Юры)[30].
Сталелитеен показано в Империи, по подсчетам 1811–1812 гг., 43 с 1800 рабочими (в департаменте Ourthe — 19 с 700 рабочими, в департаменте Isère — 12 с 500, в Седане — департамент Ardennes 11 с 500, в Амбуазе — департамент Эндры-и-Луары — одна с 100 рабочих). Но кроме этих внесенных в графу заведений министерство дает сведения и еще о некоторых: в департаменте Саары (100 рабочих), в департаменте Мозеля (50 рабочих), в департаменте Nièvre (5 заведений, но число рабочих не известно министерству). Есть заведения (о которых тоже ничего точного не известно министерству) также в департаменте Соны-и-Луары, Самбры-и-Мааса[31]. Отдельно посчитаны заведения по выработке стальной и латунной проволоки: их в Империи (более крупных) — 85, именно 30 в Легле (с 1300 рабочими) и 55 в Ахене (с 1510 рабочими). Есть и еще некоторые заведения этого рода в департаменте Ourthe и в г. Полиньи, но министерство о них не имеет сведений[32]. Оружейных мастерских — 167 с 1505 рабочими: в Париже — 143 с 378 рабочими, в Сент-Этьене и остальном департаменте Луары — 20 с 437 рабочими, в Люттихе — одна с 368 рабочими, в Клингентале (департамент Нижнего Рейна) — две с 200 рабочими и в Версале — одна с 122 рабочими (в Сент-Этьене — товара на 3 840 056 франков в год, в Париже — на 1 870 502 франка, в Люттихе — на 659 442 франка)[33]. Конечно, и тут неизбежная оговорка, что эти сведения неполны (есть еще некоторые заведения в департаменте Нижнего Рейна, в Арденнах, в Коррезе, в Северном, но сколько, какие — неизвестно).
Бронзовых мастерских в Империи 26, и все показаны в Париже. Министерство утверждает, что только в Париже эта отрасль промышленности «в самом деле значительна»[34]. Мастерских для обработки свинца в Империи указано 9 (с 813 рабочими), и, кроме того, министерство знает о существовании еще 27, но ничего более, кроме самого факта их существования, сообщить не в состоянии[35]. Специально для обработки меди есть 6 мастерских (с 780 рабочими), и это в лучшем случае: министерство «боится, как бы цифры этой таблицы не оказались слишком значительными» по сравнению с действительностью[36]. Обработкой цинка занято в Империи 24–25 заведений более нежели с 350 рабочими. Из них 11 заведений в департаменте Rœr, одно (самое большое, с 176 рабочими) в Люттихе[37].
Железоделательных заведений (вместе с рудниками, тоже почему-то здесь посчитанными) во Франции по тем же подсчетам было в общей сложности 1400, а общее число рабочих, занятых в этих заведениях, — 160 тысяч; товара же вырабатывалось на 108 миллионов франков в год. Больше всего эта отрасль производства распространена в лесистых департаментах: Nièvre (168 заведений с 16 092 рабочими), Верхней Марны (70 заведений с 10 085 рабочими), Саары (48 заведений с 7123 рабочими), des Forêts (в Бельгии — 78 заведений с 8762 рабочими), Арденнском (61 заведение с 6900 рабочими), Orne (52 заведения с 6250 рабочими), l’Ourthe (35 заведений с 6100 рабочими), Рерском (31 заведение с 4340 рабочими), Самбры-и-Мааса (45 заведений с 6524 рабочими), Верхней Соны (55 заведений с 6923 рабочими), Вогезов (38 заведений с 3809 рабочими), Dordogne (53 заведения с 4690 рабочими), Eure (14 заведений с 3130 рабочими), Изер (31 заведение с 3103 рабочими), Мозель (26 заведений с 3450 рабочими), Жемапп (6 заведений с 4900 рабочими), Ariège (50 заведений с 2675 рабочими), Côte d’Or (52 заведения с 5100 рабочими), Doire (45 заведений с 3542 рабочими), Stura (в Пьемонте — 24 заведения с 3036 рабочими)[38].
Отчет Монталиве (Exposé 1813 г.) дает сведения отдельно о ценности руды и о ценности обработанного железа: руды Франция добывает в год на 50 миллионов франков, а железоделательные заведения дают товаров на 70 миллионов франков в год. Общая цифра выходит больше той, которую дает предшествующий подсчет (считающий общую ценность руды и товаров в 108 миллионов). Конечно, эти подсчеты я привожу здесь лишь для осведомления со взглядами правительства на развитие металлургии в Империи.
3
В общем железоделательные и сталелитейные мастерские не жаловались на сбыт с начала 1806 г. до конца 1809 г.; это, по-видимому, был довольно благоприятный для них период. Но с 1810 г. сбыт стал уменьшаться, и в 1811 г. этот процесс продолжался. Фабриканты выражали правительству убеждение, что полное воспрещение ввоза иностранного железа может сразу помочь им в их положении[39]. Но, с одной стороны, эта отрасль промышленности была во Франции еще не особенно сильно развита и не могла удовлетворить большому спросу; с другой стороны, правительство само являлось одним из главных потребителей железа; с третьей стороны, английская контрабанда мало и неохотно провозила этот громоздкий и дешевый в конце концов товар, так что у Наполеона не было побудительных причин строго придерживаться в этом случае той политики, которую он проводил, например, касательно текстильной индустрии.
Кое-где нужно отметить частичные кризисы сбыта. В 1807–1808 гг. стал ощущаться кризис в железоделательных промыслах на севере Империи. В Люттихе и во всем департаменте l’Ourthe хозяева железоделательных и гвоздарных мастерских должны были распустить половину рабочих из-за сокращения сбыта, исключительно из-за невозможности сбывать по морю свой товар. Правительство обратило на это свое внимание, но хозяева ответили, что они и в будущем не усматривают никакого просвета, что и уцелевшие до сих пор заведения закроются, если не будет заключен «желанный мир»[40]. Безработных в этом промысле в одном департаменте Ourthe числилось (в первые месяцы 1808 г.) от 12 до 14 тысяч человек[41].
Кризис повторился в 1810–1811 гг., но в особой главе, посвященной кризису 1811 г., мы увидим, что металлургия все же пострадала в ту пору меньше, нежели многие другие отрасли промышленности.
Это явление — понижение сбыта железа в 1810–1811 гг. сравнительно с предшествующим временем — есть явление общее если не для всей Империи, то для старофранцузских департаментов (в прирейнских департаментах, отчасти и в бельгийских, где эта отрасль промышленности была гораздо более давней и прочнее поставленной, кризис не был так заметен). И не только понижение сбыта удручало железоделательные мастерские, но и возраставшая весьма быстро дороговизна топлива[42]. Даже из самых лесистых департаментов приходят те же жалобы[43].
Во второй половине 1814 г., когда таможенный тариф еще не успел измениться, железоделательные мастерские департамента Сарты испытывали упадок, и префект, со слов промышленников, приписывал это «слишком скромной пошлине», которую уплачивают иностранцы, ввозящие во Францию свой железный товар. Выдержать конкуренцию французское железо было еще неспособно[44]. Эти жалобы идут и из других департаментов; они вызвали целую литературу брошюр в первые два года Реставрации. Но это уже выходит из рамок моего исследования.