о позволяет неопределенное движение разорванных облаков.
4. Подобно тому как вода или другая жидкость при одновременном действии на нее разных сил получает движение, сложенное из всех этих сил, мозг, или духовная способность, заключенная в нем, получив возбуждение от различных объектов, образует сложное представление, для коего различные представления, которыми порознь снабдило нас восприятие, служат элементами.
Так, наши органы чувств один раз представляют нам фигуру горы, а другой – цвет золота; воображение соединяет затем эти два представления в одно представление о золотой горе. Так же образуем мы представление о воздушных замках, химерах и других чудовищах, которым ничего не соответствует в природе (in rerum natura), но отдельные элементы которых были в разное время восприняты нашими органами чувств. И эти случайные представления являются тем, что мы обычно называем фикциями ума.
5. Существуют, однако, и другие образы воображения, которые по своей яркости могут конкурировать с восприятиями не меньше, чем сны; я имею в виду те образы, которые остаются в нашем воображении после длительного или сильного акта восприятия. Это чаще всего происходит с нашими зрительными ощущениями. Примером может служить образ, который остается перед нашими глазами, после того как мы посмотрели на солнце. Таким же примером могут служить те искорки, которые появляются перед нашими глазами в темноте и которые, как и полагают, знакомы всем, и особенно трусливым и суеверным людям, на основании собственного опыта. Эти образы воображения в отличие от предыдущих могут быть названы фантомами.
6. При помощи чувств, которых в соответствии с их органами насчитывается пять, мы познаем (как уже было сказано) объекты, существующие вне нас, и этим знанием являются наши представления о них. Но мы познаем также так или иначе и наши представления. Ибо, когда у нас снова возникает представление о вещи, мы знаем, что это происходит снова, т. е. что мы уже имели раньше это представление. Но знать это – значит представить себе вещь, имевшуюся в прошлом, что не может быть сделано при помощи чувств, так как последние дают нам лишь восприятия наличных вещей. Эту способность можно поэтому считать шестым, внутренним (а не внешним, как остальные) чувством, и ее обыкновенно называют памятью.
7. Чтобы понять способ нашего познания прошлого представления, необходимо вспомнить, что мы определили воображение как постепенно ослабляющееся или становящееся все более темным представление. Темное представление есть такое представление, которое дает нам весь предмет в целом, не показывая его более мелких частей, поэтому в зависимости от большего или меньшего количества представляемых нами частей мы называем наше представление более или менее ясным. Замечая далее, что представление, которое было ясным и отчетливо отражало все части предмета в момент восприятия, стало смутным при своем вторичном возникновении, мы находим, что ему недостает чего-то, что мы ожидали, и на основании этого заключаем, что это представление относится к прошлому и что оно ослабло. Так, человек, который находится в чужом городе, не только видит улицы в целом, но может также различить отдельные дома и части домов. Уехав же из этого города, он не может различать их так отчетливо, как во время своего пребывания там, ибо некоторые дома или части домов исчезают из его представления. Однако он еще может вспомнить их. Когда некоторое время спустя еще большее количество подробностей исчезает из его представления, он также еще может вспомнить их, но уже не так хорошо. С течением времени образ города начинает рисоваться его воображению только в виде неясной массы строений, так что почти можно утверждать, что он этот город забыл. Но если воспоминание бывает более или менее ярким в зависимости от того, находим ли мы в нем больше или меньше неясностей, то почему же мы не можем утверждать, что воспоминание есть лишь отсутствие частей, выявления которых каждый ожидает, после того как у него возникло представление о целом. Видеть какой-нибудь предмет на большом расстоянии и вспомнить о нем после большого промежутка времени – значит иметь о нем одинаковые представления, ибо в обоих этих представлениях смутно различаются части, причем слабость одного из них обусловливается том, что воспринимаемый предмет действует на наши органы чувств с далекого расстояния, а слабость другого – постепенным ослаблением под влиянием времени.
8. Из сказанного следует, что человек никогда не может сознавать, что он видит сон. Он может во сне сомневаться, видит ли он сон или нет. Но так как четко действующее воображение рисует ему всякую вещь со столькими же подробностями, как и само восприятие, то он должен принимать все свое сновидение за нечто воспринимаемое наяву. Если бы человек сознавал, что он видит сон, то он должен был бы полагать, что его представления (т. е. сновидения) не отличаются той четкостью, какая свойственна восприятиям. Таким образом, он должен был бы считать свои представления столь же отчетливыми и одновременно не столь же отчетливыми, как восприятия, что невозможно.
9. По этой же причине человек, видящий сон, никогда не удивляется, как это бывает при аналогичных обстоятельствах наяву, ни месту, ни лицам. Ибо наяву человеку показалось бы странным видеть себя в таком месте, где он никогда не был, и притом совершенно не помня, как он туда попал. Но во сне такого рода соображения никогда не приходят на ум. Яркость представления во сне не оставляет места никаким сомнениям, если только странность сновидения не чрезмерна, как это бывает, например, когда человеку снится, что он упал с высокого моста, не причинив себе никакого вреда. 13 таких случаях спящий обыкновенно просыпается.
10. Человек вполне может ошибочно принимать свои прошлые сновидения за реальность. Ибо если человеку снятся такие вещи, которые ничем не отличаются от обычно представляющихся ему вещей, в том порядке, в каком он привык их видеть наяву, и если он, проснувшись, находит себя на том же месте, где лег (а все это ведь вполне может случиться), то я не вижу никакого критерия (?????????), руководствуясь которым такой человек мог бы отличить виденный им сон от действительности.
Вот почему меня нисколько не поражает, когда я слышу, что кто-нибудь рассказывает свой сон как нечто имевшее место в действительности, или вижу, что человек принимает свой сон за реальное явление.
ГЛАВА IV
1. О рассуждении. 2. О связи мыслей. 3. О блуждании. 4. О проницательности. 5. О воспоминании. 6. Об опыте. 7. Об ожидании. 8. О догадках. 9. О знаках. 10. О прозорливости. 11. О предостережениях относительно умозаключений из опыта.
1. Последовательность представлений, их порядок или связь могут быть случайными, как это бывает большей частью в сновидениях, или же строго определенными, как это бывает тогда, когда предшествующая мысль необходимо вызывает последующую; во втором случае это – рассуждение. Но так как слово рассуждение (discowice) обыкновенно применяется по отношению к связи и последовательности слов, то во избежание двусмысленности я назову указанную последовательность правильным ходом мыслей (discursion).
2. Причиной связи или последовательности представлений является их первоначальная связь или последовательность в тот момент, когда они были вызваны чувственным восприятием. Например, от св. Андрея мысль обращается к св. Петру, так как их имена мы встречаем в Писании. От св. Петра мысль обращается к камню[133], а от камня к подстенку, потому что мы их видим вместе. По той же причине мы от подстенка мысленно переходим к церкви, от церкви – к толпе, а от толпы – к шуму. Наша мысль, как видно отсюда, может переходить от одной вещи почти к любой другой. Но как в чувственном восприятии за представлением причины может следовать представление следствия, так и по прекращении акта восприятия они могут следовать друг за другом в таком же порядке в воображении. И в большинстве случаев они действительно следуют друг за другом. Причиной этого является желание тех, кто, имея представление о цели, приобретает вслед за этим представление о средствах, способных вести к этой цели. Так, человек от представления о славе, которой он жаждет или к которой стремится, приходит к представлению о мудрости, являющейся средством для достижения славы, а от-сюда – к представлению о научных занятиях, которые являются средством для достижения мудрости, и т. п.
3. Кроме такого вида перехода мыслей, при котором мы переходим от одной вещи к любой другой, могут быть различные другие виды. И прежде всего в чувственном восприятии бывает известная связь представлений, которую можно назвать блужданием. Примером последнего может служить человек, ищущий на земле потерянную им маленькую вещицу, охотничья собака, потерявшая след и бросающаяся но нее стороны, или болонка, без толку перепрыгивающая с места на место. В этих случаях начало всегда произвольно.
4. Другой вид перехода мыслей мы наблюдаем в том случае, когда определенное стремление дает человеку отправную точку, как в приведенном выше примере, где слава, к которой человек стремится, заставляет его думать о ближайших средствах для ее достижения, а последние в свою очередь – о ближайших средствах для достижения этих средств и т. п. Это римляне называли проницательностью (Sagacitas), а мы можем назвать преследованием или выслеживанием по аналогии с тем, как собаки выслеживают зверей при помощи своего обоняния, а люди – по звериным следам, или по аналогии с тем, как люди преследуют определенные цели: приобрести богатство, высокое положение или звание.
5. Кроме того, бывает другого рода переход мыслей, имеющий своим началом желание найти потерянную вещь. При этом переходе мыслей мы от данного момента возвращаемся к предыдущему, т. е. от мысли о месте, где нами замечена потеря, переходим к мысли о месте, откуда мы только что пришли, а от мысли об этом месте – к мысли о месте, где мы были раньше, и так далее, до тех пор пока мысленно не доходим до того места, где потерянная вещь была еще в наших руках. И это есть то, что мы называем воспоминанием.