«СИДЕЛИ СТАРЦЫ ИЛИОНА...»
Сидели старцы Илиона
В кругу у городских ворот;
Уж длится града оборона
Десятый год, тяжелый год!
Они спасенья уж не ждали,
И только павших поминали,
И ту, которая была
Виною бед их, проклинали:
«Елена! ты с собой ввела
Смерть в наши домы! ты нам плена
Готовишь цепи!!!...»
В этот миг
Подходит медленно Елена,
Потупя очи, к сонму их;
В ней детская сияла благость
И думы легкой чистота;
Самой была как будто в тягость
Ей роковая красота...
Ах, и сквозь облако печали
Струится свет ее лучей...
Невольно, смолкнув, старцы встали
И расступились перед ней.
1869
ПЛАТОНА ЕДИНСТВЕННЫЕ ДВА СТИХА ДО НАС ДОШЕДШИЕ
Небом желал бы я быть, звездным, всевидящим небом
Чтобы тебя созерцать всеми очами его!
1883
ИЗ САФО
Он — юный полубог, и он — у ног твоих!..
Ты — с лирой у колен — поешь ему свой стих,
Он замер, слушая, — лишь жадными очами
Следит за легкими перстами
На струнах золотых...
А я?.. Я тут же! тут! Смотрю, слежу за вами —
Кровь к сердцу прилила — нет сил,
Дыханья нет! Я чувствую, теряю
Сознанье, голос... Мрак глаза мои затмил —
Темно!.. Я падаю... Я умираю...
1875
РЫЦАРЬ
Смело, не потупя взора,
Но как праведник, на суд
К вам являюсь я, синьора,
И скажу одно: вам лгут.
Пусть при первом же сраженьи
Я бегу, как подлый трус;
Пусть от вас я предпочтенья
Пред соперником лишусь;
Пусть в азарте, в чет и нечет,
Всё спущу я — меч, коня,
Латы, замки и поля;
Пусть мной выхоженный кречет
На глазах моих с высот
Наземь камнем упадет,
В бой вступив в воздушном поле
С целой стаей соколов;
Наконец, я сам готов
Сгнить у мавров в злой неволе
От истомы и оков, —
Коль не ложь — моя измена,
Не гнуснейшая из лжей,
Что я рвусь уйти из плена
У владычицы моей.
<1892>
ИЗ ПЕТРАРКИ
Когда она вошла в небесные селенья,
Ее со всех сторон собор небесных сил,
В благоговении и тихом изумленьи,
Из глубины небес слетевшись, окружил.
«Кто это? — шепотом друг друга вопрошали. —
Давно уж из страны порока и печали
Не восходило к нам, в сияньи чистоты,
Столь строго девственной и светлой красоты».
И, тихо радуясь, она в их сонм вступает,
Но, замедляя шаг, свой взор по временам
С заботой нежною на землю обращает
И ждет, иду ли я за нею по следам...
Я знаю, милая! Я день и ночь на страже!
Я господа молю! Молю и жду — когда же?
1860
МАДОННА
Стою пред образом Мадонны:
Его писал монах святой,
Старинный мастер, не ученый;
Видна в нем робость, стиль сухой;
Но робость кисти лишь сугубит
Величье девы: так она
Вам сострадает, так вас любит,
Такою благостью полна,
Что веришь, как гласит преданье,
Перед художником святым
Сама пречистая в сиянье
Являлась, видима лишь им...
Измучен подвигом духовным,
Постом суровым изнурен,
Не раз на помосте церковном
Был поднят иноками он, —
И, призван к жизни их мольбами,
Еще глаза открыть боясь,
Он братью раздвигал руками
И шел к холсту, душой молясь.
Брался за кисть, и в умиленье
Он кистью то изображал,
Что от небесного виденья
В воспоминаньи сохранял, —
И слезы тихие катились
Вдоль бледных щек... И, страх тая,
Монахи вкруг него молились
И плакали — как плачу я...
1859, Флоренция
МИНЬОНА
Ах, есть земля, где померанец зреет,
Лимон в садах желтеет круглый год;
Таким теплом с лазури темной веет,
Так скромно мирт, так гордо лавр растет!
Где этот край? Туда, туда
Уйти бы нам, мой милый, навсегда!
Я помню зал: колонна за колонной,
И мраморы стоят передо мной,
И, на меня взирая благосклонно,
Мне говорят: «Малютка, что с тобой?»
Ах, милый мой! Туда, туда
Уйти бы нам с тобою навсегда!
А там — гора: вдоль сыплющихся склонов
Средь облаков карабкается мул...
Внизу — обрыв, где слышен рев драконов,
Паденье скал, потоков пенных гул...
Где этот край?.. Туда, туда
Уйти бы нам, мой милый, навсегда!
<1866>
ИЗ ГЕТЕ
Кого полюбишь ты — всецело
И весь, о Лидия, он твой,
Твой всей душой и без раздела!
Теперь мне жизнь, что предо мной
Шумит, и мчится, и сверкает,
Завесой кажется прозрачно-золотой,
Через которую лишь образ твой сияет
Один — во всех своих лучах,
Во всем своем очарованье,
Как сквозь дрожащее полярное сиянье
Звезда недвижная в глубоких небесах...
<1874>
ИЗ ГЁТЕЛИЛЛИ
1
Эта маленькая Лилли —
Целый мир противоречий,
То трагедий, то идиллий!
Что за ласковые встречи!
Льнет к тебе нежней голубки,
А обнять хочу — отскочит!
Засмеюсь — надует губки,
Рассержусь — она хохочет.
Вон в сердцах хочу бежать я —
Дверь собою застановит,
Открывает мне объятья,
Умоляет, руку ловит.
Сдался — уж глядит лукаво, —
Так и знай, что будет худо...
Это бес какой-то, право, —
Только бес такой, что чудо!
2
«Надо кончить», — порешили
Мы вчера. Финал любви!
Съехать надо: с этой Лилли
Вот уж где мне vis-a-vis![42]
Занавесилась... Уф! злится!
Но ведь в щелочку глядит...
Уголок-то шевелится
Занавески... Пусть сидит!
Я уж выдержу. Уткнуся
Носом в книгу. Позовет —
И тогда не оглянуся!..
Только долго что-то ждет...
Как так?.. Ветер кисеею
Размахнул до потолка —
И всё пусто! Я-то строю
Перед кем же дурака!
Бросил книгу я с досадой.
«Ха-ха-ха!» — вдруг слышу. «Ты?»
— «Ну и что ж?» — И всё как надо —
Смех опять, любовь, цветы...
1864, 1889
ИЗ ГАФИЗА
Встрепенись, взмахни крылами,
Торжествуй, о сердце, пой,
Что опутано сетями
Ты у розы огневой,
Что ты в сети к ней попалось,
А не в сети к мудрецам,
Что не им внимать досталось
Дивным песням и слезам;
И хоть слез, с твоей любовью,
Ты моря у ней прольешь
И из ран горячей кровью
Всё по капле изойдешь,
Но зато умрешь мгновенно
Вместе с песнею своей
В самый пыл — как вдохновенный
Умирает соловей.
<1874>
ИЗ ИСПАНСКОЙ АНТОЛОГИИ
1
Эти черные два глаза
С их глубоким, метким взглядом —
Два бандита с наведенным
Из засады карабином.
2
Против глаз твоих ничуть,
Верь, я злобы не питаю.
На меня ведь им взглянуть
Страх как хочется, я знаю.
Это ты в душе своей
Строишь ковы! ты хлопочешь
О погибели моей —
И позволить им не хочешь.
3
Я — король. Ты — королева.
Мы в войне. Я главных сил
И фельдмаршала их Гнева
Не боюсь. Я б их разбил.
Но как двинешь ты резервы,
В бой войти велишь слезам —
Тут беда! Пожалуй, первый
Брошусь я к твоим ногам!..
4
Эти очи — свет со тьмою,
Очи, полные зарниц!
Окаймленные густою
Ночью черною ресниц!
Но был миг — и ночь вдруг стала
Раздвигаться, мрак исчез —
И мне в сердце засияла
Глубина святых небес.
5
Холодный, смертный приговор
Твои глаза мне произносят;
Мои ж, снедая свой позор,
Лишь о помилованьи просят.
6
В тихой думе, на кладбище,
Златокудрое дитя,
Ты стоишь, к холмам печальным
Кротко очи опустя.
Знаешь? Спящим тут во мраке,
В забытье глубоком их,
Снится в райской ореоле
Светлый ангел в этот миг.
<1878>
ИЗ ТУРЕЦКОЙ АНТОЛОГИИ
1
Длинные кудри твои вдоль высокого стана
Прячутся в кольцах, но глаз не спускают с меня,
Скажешь: виясь, с кипариса спускаются змеи,
Чтобы поющего в розах схватить соловья.
2
На миг упал с лица прекрасной
Ее скрывающий покров...
Я думал: месяц глянул ясный
В разрыве быстрых облаков.
3
Я сказал ей: «Дай твои мне губки,
Поцелуем их не опорочишь!»
А она мне: «Дам тебе я губки,
Ты обнять и всю меня захочешь!»
«Эти руки знает враг Корана, —
Я сказал, — ты в них как за стеною!»
«Но мои, — она в ответ, — сильнее,
Если их я подыму с мольбою!»
<1872>
ДВЕ БЕЛОРУССКИЕ ПЕСНИ
1ПЕТРУСЬ
Ой, худые вести
Люди приносили:
Бедного Петруся
До смерти забили.
А за что ж забили,
За вину какую?
От своей-то женки
Полюбил чужую!
Как же мог подумать
О такой он пани?
Пани — вся в атласах,
Ты ж — в худом кафтане!
Пани трех служанок
За Петрусем слала;
Не дождалась пани,
В поле поскакала:
«Ой, бросай, Петрусик,
Соху середь поля!
Пана нету дома —
Полная нам воля!»
Верные холопы
Пана повестили;
Панские хоромы
Крепко оцепили.
Выглянула пани,
Видит — хлопов кучи;
Панский конь весь в мыле,
Пан — чернее тучи...
«Серденько Петрусик,
Утекай скорее!
Пан приехал, тучи
Громовой чернее!»
Чуть Петрусь до двери —
Засвистали плети.
Бьют и бьют Петруся
Час, другой и третий,
Парень уж не дышит;
Хлопцы бить устали,
За бока Петруся
Взяли, подымали,
Понесли к Дунаю...
Быстр Дунай раскрылся...
«Вот тебе, голубчик,
Что пригож родился!»
Вельможная пани
В сени выходила,
Пани рыболовам
По рублю дарила:
«Будет вам и больше!
Рыбачки, идите,
Моего Петруся
Тело изловите!»
Рыбаки искали
В омуте и тине —
И нашли Петруся
В Жалинской долине.
Некого им к пани
Вестником отправить,
Чтобы приезжала
Похороны справить.
Вельможная пани
Бродит как шальная;
О своем Петрусе
Плачет мать родная;
Плачет мать родная
Горькими слезами;
Вельможная сыплет
Белыми рублями:
«Ой, не плачь ты, мати,
Пусть одна я плачу!
Жизнь и панство с сыном
Я твоим утрачу!»
И ходила пани
Борами, лесами;
Щеки обливала
Жаркими слезами;
Все об остры камни
Ноженьки избила;
Бархатное платье
По росе смочила.
Ходит пан по рынку,
Тяжело вздыхает,
На себя сам горько
Плачется, пеняет:
«Ведай-ко я прежде
Про такую долю,
Не мешал Петрусю б
Тешиться я вволю!»
2
«Ой, сынки мои, соколы мои,
Доченьки-голубоньки!
Как придет мой час, помирать начну,
Соберитесь вкруг меня!»
Ходят в горенке, сынки шепчутся,
Как им мать хоронить;
Ходят в горенке, зятья шепчутся,
Как добро разделить;
Ой, а доченьки, что голубоньки,
Вкруг матушки вьются!
А невестушки ходят в горенке,
Над ними смеются.
<1870>
СОН НЕГРА
Измучен зноем и трудом,
Он наземь бросился ничком...
Недвижно рис над ним стоял.
Палимый зноем, он дремал...
То был ли бред, то был ли сон —
Родимый край увидел он.
Увидел он: в степи глухой
Несется Нигер голубой;
Под сенью пальм стоят шатры;
К ним караван ползет с горы,
И люди веселы кругом:
Он в том народе был царем.
Среди цветов стоит жена,
Толпой детей окружена;
И дети к ней, ласкаясь, льнут,
И в лес, отца искать, зовут...
И вот сквозь сон, горячий сон,
В бреду заплакал тихо он...
И снова чудится во сне:
На борзом мчится он коне.
Как вольный вихорь, конь летит,
Взбивая прах из-под копыт,
Златою сбруею звеня,
И сабля бьет в бока коня...
Что миг — свободней дышит грудь!
Что шаг — торжественнее путь,
Всё ближе горы. Лев рычит,
Кричит гиена, змей свистит,
И тяжело по тростникам
Идет в реке гиппопотам.
Под небом темно-голубым
Фламинго красный, перед ним
Несясь вдали, крылами бьет,
Как знамя красное, — и вот
Ему открылся кафров стан
И в очи глянул океан!
И встал он там, и слышит: вдруг
Подобный трубам, мощный звук
Поколебал и дол, и лес,
И глубь пустынь, и глубь небес...
То звал к свободе из оков
Великий дух своих сынов.
И вздрогнул он, услыша клич...
И уж не чувствовал, как бич
По нем скользнул, и как ногой
Его толкнул хозяин злой,
Как он, сдавив досады вздох,
Пробормотал потом: «Издох!..»
1859
КУПАЛЬЩИЦЫ
Люблю тебя, месяц, когда озаряешь
Толпу шаловливых красавиц, идущих
С ночного купанья домой!
Прекрасен ты, воздух, неся издалека
С венков их роскошных волну аромата,
Их нам возвещая приход.
Прекрасно ты, море, когда твою свежесть
Я слышу у них на груди и ланитах,
И в черных, тяжелых косах...
1862
ИЗ «КРЫМСКИХ СОНЕТОВ» МИЦКЕВИЧА
1АККЕРМАНСКИЕ СТЕПИ
В простор зеленого вплываю океана;
Телега, как ладья в разливе светлых вод,
В волнах шумящих трав среди цветов плывет,
Минуя острова колючего бурьяна.
Темнеет: впереди — ни знака, ни кургана.
Вверяясь лишь звездам, я двигаюсь вперед...
Но что там? облако ль? денницы ли восход?
Там Днестр; блеснул маяк, лампада Аккермана.
Стой!.. Боже, журавлей на небе слышен лет,
А их — и сокола б не уловило око!
Былинку мотылек колеблет; вот ползет
Украдкой скользкий уж, шурша в траве высокой, —
Такая тишина, что зов с Литвы б далекой
Был слышен... Только нет, никто не позовет!
2БАЙДАРСКАЯ ДОЛИНА
Скачу, как бешеный, на бешеном коне;
Долины, скалы, лес мелькают предо мною,
Сменяясь, как волна в потоке за волною...
Тем вихрем образов упиться — любо мне!
Но обессилел конь. На землю тихо льется
Таинственная мгла с темнеющих небес,
А пред усталыми очами всё несется
Тот вихорь образов — долины, скалы, лес.
Всё спит, не спится мне — и к морю я сбегаю;
Вот с шумом черный вал подходит, жадно я
К нему склоняюся и руки простираю...
Всплеснул, закрылся он; хаос повлек меня —
И я, как в бездне челн крутимый, ожидаю,
Что вкусит хоть на миг забвенья мысль моя.
3АЛУШТА ДНЕМ
Пред солнцем гребень гор снимает свой покров,
Спешит свершить намаз свой нива золотая,
И шелохнулся лес, с кудрей своих роняя,
Как с ханских четок, дождь камней и жемчугов;
Долина вся в цветах. Над этими цветами
Рой пестрых бабочек — цветов летучих рой —
Что полог зыблется алмазными волнами;
А выше — саранча вздымает завес свой.
Над бездною морской стоит скала нагая.
Бурун к ногам ее летит и, раздробясь
И пеною, как тигр глазами, весь сверкая,
Уходит с мыслию нагрянуть в тот же час.
Но море синее спокойно — чайки реют,
Гуляют лебеди и корабли белеют.
1869
РАЗРУШЕНИЕ ИЕРУСАЛИМА
Ущельем на гору мы шли в ту ночь, в оковах.
Уже багровый блеск на мутных облаках,
Крик пролетавших птиц и смех вождей суровых
Давно питали в нас зловещий, тайный страх.
Идем... И — ужас! — вдруг сверкнул огонь струею
На шлемах всадников, предшествовавших нам...
Пылал Ерусалим! Пылал священный храм,
И ветер пламя гнал по городу рекою...
И вопли наши вдруг в единый вопль слились...
«Ах, мщенья, мщения!..» Но дико загремели
Ручные кандалы... «О бог отцов! ужели
Ты медлишь! Ты молчишь!.. Восстань! Вооружись
В грома и молнии!..» Но всё кругом молчало...
С мечами наголо, на чуждом языке
Кричала римская когорта и скакала
Вкруг нас, упавших ниц в отчаянной тоске...
И повлекли нас прочь... И всё кругом молчало...
И бог безмолвствовал... И снова мы с холма
Спускаться стали в дол, где улегалась тьма,
А небо на нее багряный блеск роняло.
<1862>
ВАЛКИРИИ
Высоко, безмолвно
Над полем кровавым
Сияет луна;
Весь берег — далёко
Оружьем и храбрых
Телами покрыт!
Герои! Им слава
И в людях, и в небе
Почет у богов!
Вон — тень пролетает
По долам, по скалам,
На блеске морском:
То, светлые, мчатся
Валкирии-девы
С эфирных высот!
Одежд их уж слышен
И крыл лебединых
По воздуху свист,
Доспехов бряцанье,
Мечей ударенье
По звонким щитам,
И радостный оклик,
И бурные песни
Неистовых дев:
«В Валгаллу! В Валгаллу!
Один-Вседержитель
Уж пир зачинал!
От струнного звона,
От трубного звука
Чертоги дрожат!
И светочи жарко
Горят смоляные,
И пенится мед, —
В Валгаллу, герои!
Там вечная юность —
Ваш светлый удел,
Воздушные кони,
Одежды цветные,
Мечи и щиты,
Рабыни и жены,
И в пире с богами
Места на скамьях!»
1873