АЙВАЗОВСКОМУ
Стиха не ценят моего
Ни даже четвертью червонца,
А ты даришь мне за него
Кусочек истинного солнца,
Кусочек солнца твоего!
Когда б стихи мои вливали
Такой же свет в сердца людей,
Как ты — в безбрежность этой дали
И здесь, вкруг этих кораблей
С их парусом, как жар горящим
Над зеркалом живых зыбей,
И в этом воздухе, дышащем
Так горячо и так легко
На всем пространстве необъятном, —
Как я ценил бы высоко,
Каким бы даром благодатным
Считал свой стих, гордился б им,
И мне бы пелось, вечно пелось,
Своим бы солнцем сердце грелось,
Как нынче греется твоим!
1877
МЕРТВАЯ ЗЫБЬ
Буря промчалась, но грозно свинцовое море шумит.
Волны, как рать, уходящая с боя, не могут утихнуть
И в беспорядке бегут, обгоняя друг друга,
Хвастаясь друг перед другом трофеями битвы:
Клочьями синего неба,
Золотом и серебром отступающих туч,
Алой зари лоскутами.
1887
«НАД НЕОБЪЯТНОЮ ПУСТЫНЕЙ ОКЕАНА...»
Над необъятною пустыней Океана
С кошницею цветов проносится Весна,
Роняя их на грудь угрюмого титана...
Увы, не для него, веселия полна,
Любовь и счастие несет с собой она!
Иные есть края, где горы и долины,
Иное царство есть, где ждет ее привет...
Трезубец опустив, он смотрит ей вослед...
Разгладились чела глубокие морщины, —
Она ж летит — что сон — вся красота и свет —
Нетерпеливый взор куда-то вдаль вперяя,
И бога мрачного как будто и не зная...
1885
ДЕННИЦА
Луна — опальная с двором своим царица
Идет из терема прохладою дохнуть,
Но вот бежит Рассвет, царю готовя путь, —
Царица дрогнула... лишь светлая Денница,
Царевна юная, краса-отроковица,
Средь звезд бледнеющих, не меркнешь ты пред ним.
Что грозный царь тебе? Отринутая им,
Царица скорбная пусть ждет минуты сладкой
Супруга издали увидеть хоть украдкой,
И скрыться в терем свой, опять, к слезам своим...
Царевна ж юная — тебе какое дело!
Светясь веселием беспечных юных лет,
Идешь за матерью опальною вослед,
На грозного царя оглядываясь смело.
1874
ОЛИМПИЙСКИЕ ИГРЫ
Всё готово. Мусикийский
Дан сигнал... Сердца дрожат...
По арене олимпийской
Колесниц помчался ряд...
Трепеща, народ и боги
Смотрят, сдерживая крик...
Шибче, кони быстроноги!
Шибче!.. близко... страшный миг!
Главк... Евмолп... опережают...
Не смотри на отсталых!
Эти... близко... подъезжают...
Ну — который же из них?
«Главк!» — кричат... И вон он, гордый,
Шагом едет взять трофей,
И в пыли чуть видны морды
Разозлившихся коней.
1887
ЖАННА Д'АРК
Бой кипел... Она скакала
На коне на вороном —
Гордо поднято забрало,
С орифламмой и копьем,
И везде, где чуть опасно,
Уж звенит на страх врагам
Этот звонкий, этот ясный
Женский голос по рядам.
1887
RENAISSANCE[45]
В светлой греческой одежде,
В свежем розовом венке,
Ходит юноша по свету
С звонкой лирою в руке.
Под одеждой кармелиток,
Преклонясь пред алтарем,
Дева тает в умиленьи
Пред небесным женихом.
Тот вступает в сумрак храма —
Очи встретилися их —
Миг — и кинулись друг к другу,
Как невеста и жених.
«Для него во мне спасенье», —
Мыслит дева; он шептал:
«Я нашел его — так долго
Убегавший идеал!..»
Идут в мир — и, где ни ступят,
Всюду клики торжества.
Дух смягчающие слезы
И прозренье божества!
1887
ГРОЗА
Кругом царила жизнь и радость,
И ветер нес ржаных полей
Благоухание и сладость
Волною мягкою своей.
Но вот, как бы в испуге, тени
Бегут по золотым хлебам,
Промчался вихрь — пять-шесть мгновений —
И, в встречу солнечным лучам,
Встают серебряным карнизом
Чрез все полнеба ворота.
И там, за занавесом сизым,
Сквозят и блеск, и темнота.
Вдруг словно скатерть парчевую
Поспешно сдернул кто с полей,
И тьма за ней в погоню злую,
И всё свирепей и быстрей.
Уж расплылись давно колонны,
Исчез серебряный карниз,
И гул пошел неугомонный,
И огнь, и воды полились...
Где царство солнца и лазури!
Где блеск полей, где мир долин!
Но прелесть есть и в шуме бури,
И в пляске ледяных градин!
Их нахватать — нужна отвага!
И — вон как дети в удальце
Ее честят! Как вся ватага
Визжит и скачет на крыльце!
1887
«УЖ ПОБЕЛЕЛИ НЕБА СВОДЫ...»
Уж побелели неба своды...
Промчался резвый ветерок...
Передрассветный сон природы
Уже стал чуток и легок.
Блеснуло солнце: гонит ночи
С нее последнюю дрему, —
Она, вздрогнув, — открыла очи
И улыбается ему.
1887
«ТЫ ВЕРИШЬ ЕЙ, ПОЭТ! ТЫ ДУМАЕШЬ, ТВОЙ ГЕНИЙ...»
Ты веришь ей, поэт! Ты думаешь, твой гений,
Парящий к небу дух и прелесть песнопений
Всего дороже ей, всего в тебе святей?
Безумец! По себе ты судишь!.. И Орфей —
Была и у него младенческая вера,
Что всюду вслед ему идущая пантера
Волшебной лирою навек укрощена...
Но на колючий терн он наступил пятою.
И кровь в его следе почуяла она —
Вздрогнула и, взрычав, ударилась стрелою
Лизать живую кровь... Проснулся мигом зверь!..
И та — не чудный дар твой нужен ей, — поверь! —
Ей сердца твоего горячей крови надо,
Чтоб небо из него в терзаниях изгнать,
Чтоб лиру у него отнять и разломать
И, тешася над ним, как пьяная менада
Над яростью богов, — в лицо им хохотать!
Август 1889
У МРАМОРНОГО МОРЯ
1
Всё — горы, острова — всё утреннего пара
Покрыто дымкою... Как будто сладкий сон,
Как будто светлая, серебряная чара
На мир наведена — и счастьем грезит он...
И, с небом слитое в одном сияньи, море
Чуть плещет жемчугом отяжелевших волн, —
И этой грезою упиться на просторе
С тоской зовет тебя нетерпеливый челн...
2
Румяный парус там стоит,
Что чайка на волнах ленивых,
И отблеск розовый бежит
На их лазурных переливах...
3
Заалел, горит восток...
Первый луч уж брызнул... Мчится
В встречу солнцу ветерок...
Пошатнулся и клубится
И летит туман, летит...
Что ж в волнах его метели
И алеет, и блестит?
Легионы ль полетели
На Царьград, на славный бой?
То их вождь — на колеснице
И с поднятою рукой,
И в венце, и в багрянице?..
Тени прошлого?.. Но нет!
Скрылся поезд триумфальный,
На поверхности ж зеркальной
Всё стоит зеленый след...
1887
НА ЧАМЛИДЖИ
Как дышится легко на этих высотах,
Какой-то радостью ты полон безотчетной —
Здесь — точно ближе ты к живущим в небесах,
И вдруг в тебе самом проснулся дух бесплотный,
И ты глядишь на мир не как уж сын земли!
Вон там — за полосой сверкающего моря
Белеют городки, чуть видные вдали...
И — точно голосам вселенской жизни вторя —
В душе одна лишь мысль, одна звучит струна:
«Когда б в сердцах людей, везде, во всем бы мире,
Такая ж красота, и свет, и тишина,
Как здесь — и на земле — и в море — и в эфире!..»
1890, В Малой Азии
НА ПУТИ ПО БЕРЕГУ КОРИНФСКОГО ЗАЛИВА
Всё время — реки без воды,
Без зелени долины,
С хрустящим камешком сады
И тощие маслины;
Зато — лазурный пояс вод,
И розовые горы,
И беспредельный неба свод,
Где ищет взор и не найдет
Хоть в легком облачке опоры!..
Октябрь 1890
АЛЬБОМ АНТИНОЯИЗ ДРАМАТИЧЕСКОЙ ПОЭМЫ «АДРИАН И АНТИНОЙ»[46]
«ВЫСОКАЯ ПАЛЬМА...»
Высокая пальма
Над бедным селеньем;
Под вечер на пальму
Рой светлых голубок,
Слетаясь, гнездится —
На ветвях ее.
Но утро блеснуло —
Они встрепенулись
И мигом, что на пол
Рассыпанный жемчуг,
Кругом разлетелись
В безбрежную даль.
Душа моя — пальма,
Рой светлых голубок —
Мечты золотые,
Что на ночь отвсюду
Слетаются к ней.
«ОДИН, БЕЗ СИЛ, В ПУСТЫНЕ ЗНОЙНОЙ...»
Один, без сил, в пустыне знойной
В тоске предсмертной я лежал,
И вдруг твой чудный, твой спокойный,
Твой ясный образ увидал —
И я вскочил: коня и броню!
Я снова силен, я боец!
Где враг? навстречу иль в погоню?
Где лавр! Где слава! Где венец?!!
«ВДОЛЬ НАД РЕКОЙ БЫСТРОВОДНОЙ...»
Вдоль над рекой быстроводной
Быстро две бабочки мчатся, кружась друг над другом,
Только друг друга и видят они.
Ветку несет по реке: они сели,
Редкими взмахами крылышек держат кой-как равновесье,
Заняты только любовью своей.
Друг мой! река — это время;
Ветка плывущая — мир;
Бабочки — мы!
«СМЕРТИ НЕТ! ВЧЕРА АДОНИС...»
Смерти нет! Вчера Адонис
Мертв лежал; вчера над ним
Выли плакальщицы, мраком
Всё оделось гробовым: —
Нынче ж, светлый, мчится в небе
И земля ликует, вслед
Торжествующему богу,
Восклицая: смерти нет!
«ВЫ РАЗБРЕЛИСЯ...»
Вы разбрелися,
Овцы заблудшие;
Слышите — где-то
Стад колокольчики.
Рог пастуха!
Близко он слышится?
Вверьтесь зовущему!
Выведет вас он
К пастбищам тучным!
К светлым ключам!
«ТЫ НЕ В ПЕРВЫЙ РАЗ ЖИВЕШЬ...»
Ты не в первый раз живешь,
Носишь образ человека;
Вновь родишься, вновь умрешь,
Просветляясь век от века.
Наконец достигнешь ты
Через эти переходы
До предела красоты
Человеческой природы;
Здесь уж зрелый плод — тогда
Высоко взойдешь над нами
Вдруг, как новая звезда
Между звезд в ряду с богами.
«В ПУСТЫНЕ ЗНОЙНОЙ ОН ЛЕЖАЛ...»
В пустыне знойной он лежал,
Я поделился с ним водой;
И речи чудные вещал
Он мне потом, идя со мной.
И это было уж давно.
Я был ребенок. Тех речей
Теперь не помню. Лишь одно
Звучит досель в душе моей, —
Что должно ближнего любить,
Себя забывши самого,
И быть готову положить
Всечасно душу за него.
Теперь мне кажется, что он,
Тот чудный старец, людям нес
Разгадку жизни. Опален
Был зноем, в рубище и бос.
И шел с ним долго, долго я,
И не заметил, как вошел
В какой-то город — там меня
Ввели с ним в дом; накрыт был стол,
И много свеч — и полон дом
Народу был, — и лица их
Сияли тихим торжеством
И пели все — и был у них
Я точно дома...
«СМОТРИ, СМОТРИ НА НЕБЕСА...»
Смотри, смотри на небеса,
Какая тайна в них святая
Проходит молча и сияя
И лишь настолько раскрывая
Свои ночные чудеса,
Чтобы наш дух рвался из плена,
Чтоб в сердце врезывалось нам,
Что здесь лишь зло, обман, измена,
Добыча смерти, праха, тлена,
Блаженство ж вечное — лишь там.
1887