Сочинения в двух томах — страница 41 из 77

Вот с тех пор и началось то время,

Что потом все золотым назвали, —

Всюду жертвы Бальдуру дымились,

Всюду песни в честь его гремели.

Боги стали даже прорицанье

Забывать — как вдруг оно восстало

В полноте ужасной перед ними.

4

Утром — раз сошлись они на завтрак —

Вдруг вбегает Нанна и, в колени

Бросясь к Фригге, вся в слезах, вскричала:

«Скоро Бальдур наш умрет». Вскочили

Боги с мест, едва не расплеснувши

Мед из чаш своих. «Ему приснилось, —

Говорила Нанна, — что в глубокой

Он сидит темнице; рвется, рвется

И никак уж вырваться не может.

Хочет крикнуть — крику нет... и начал

Задыхаться... и еще рванулся —

И глаза открыл. Вскочил. На ложе

Весь в поту сидит... Всё это — к смерти!»

Побежать хотела Фригга к сыну,

Но Один ей повелел остаться,

На богов кругом сурово глянул,

Сделал знак невестке и с ней вместе

Вышел в спальню к Бальдуру. Шептаться

Стали боги, знаками являя,

Что недобрый это сон. Вернулся

Царь Один и сел на троне, молча

И чело нахмуря. Фригга, Герда,

На него взглянувши, испустили

Вопль, такой пронзительный и сильный,

Что на полках зазвенели чаши.

Вслед за ними — кто вопить и плакать,

Кто кричать, чтобы унять тревогу,

Кто молить — но уж никто не слушал, —

Спор и крик, каких и не бывало,

Поднялся в обители блаженных.

Но между богами только Локки

Не упал один, казалось, духом.

Брат Одину, красотой с ним сходный,

Гордо он держал себя с богами,

Помнил все их промахи и рад был

Иногда в их мед влить каплю яду.

Вечно с новой выдумкой, он часто

И вводил их в тяжкие напасти,

И спасал порой от бед великих.

Между тем как вкруг его кричали,

Он, глазами упершися в землю

И поднявши плечи, начал — точно

Сам с собою — говорить; лишь после,

Увидав, что начинают слушать

И смолкать, к нему тесняся, боги,

Постепенно возвышал свой голос

И с обычным говорил искусством.

Он сказал, что, может быть, напрасны

Все тревоги. Не всегда правдивы

Сны бывают. Иногда напротив:

Страшный сон провозвещает радость.

Прорицаньям тоже он не очень

Доверяет: «Вещие те жены

Уж давно покоятся в могилах,

А из слов их не сбылось доселе

Ничего. Да и откуда может,

В самом деле, быть для нас опасность?

Те враги, которых мы когда-то

Заковали в цепи, — те не могут

Двинуться, пока жив будет Бальдур;

Стало быть, беда придет от твари

Иль от нас, богов. Но боги — кто же

На себя подымет руку? Твари —

А от тварей взять бы можно клятву,

Чтоб хранили как зеницу ока,

Дорогого Бальдура, не смели б

Повредить ему никак, ни ранить,

Ни язвить, ни напускать болезни.

От огня, воды, от руд и камней,

От ехидн и змеев, зелий, ядов,

От дерев и трав, от всех взять клятву,

И дадут все, рады будут. Бальдур

Всем им мил. Тогда чего ж бояться?»

Осторожны были боги с Локки,

Но при этой речи, видя ясно,

Что коварства нет в ней никакого,

Стали духом веселеть. И вправду

Рассудить нельзя б, казалось, лучше!

Локки сам доволен был, высоко

Тотчас поднял голову; а боги

Повторяли дружно: «Ай да Локки!»

И решили тотчас же исполнить,

Что сказал он, и самой же Фригге

В мир пуститься за всеобщей клятвой.

Фригга, вздев пернатую сорочку.

Обернулась лебедью и тотчас

В мир стрелой помчалась из Валгаллы,

5

Но Один, отец и мироздатель,

Из собранья, с золотого трона,

Поднялся, не просветлевши ликом.

Оседлал коня он и поехал

В темный ад. Там, близ чертогов Геллы,

Был курган из диких камней сложен;

Под курганом тем была могила,

А в могиле этой схоронили

Валу, ту из вещих жен, что много

Мудростью и даром прорицанья

Помогла Одину в оно время.

С ней теперь он пожелал беседы

И из тьмы ее решился вызвать.

Загремело и загрохотало

Вдруг по темным адским подземельям,

Как влетел в него огнедышащий

И скакал по камням конь Одинов.

Адский пес с разинутою пастью,

Грудь и шея облитые кровью,

Ринулся схватить его за горло —

Но тотчас же, сшибленный копытом,

С громким визгом покатился наземь.

У могилы бог остановился

И, с коня спрыгнув, немедля начал

Вызывать покойницу из гроба:

Спел сперва какую надо песню

И сказал слова; потом ударил

По земле жезлом, на север глядя,

И, трикраты громко крикнув: «Вала!» —

Повелел восстать ей из могилы.

Из могилы поднялася Вала.

И о том, что ими говорилось,

Так в старинных сказывают песнях.

Вала

Кто дерзнул мой вечный сон нарушить?

Много лет в земле сырой лежу я.

Надо мною бушевали вьюги,

Дождь мочил, роса меня кропила.

Я мертва была. Кто ты? Что надо?

Кто он — скрыть хотелося Одину,

Он назвался смертным человеком.

Один

Смертный я — и странствую по свету.

Я — свет белый, ты — мир темный знаешь.

Для кого ж, о вещая из вещих,

Расскажи, у вас в подземном царстве

И скамью, и ложе золотое,

Кольцами украшенные, ставят?

Вала

В чаше мед кипит, щитом покрытый, —

Бальдур будет пить. Скамья и ложе

Для него ж. Но прекрати расспросы,

Страшные ты спрашиваешь тайны.

Поневоле говорю я. Будет!

Один

Погоди, скажи еще мне, Вала!

Знать еще хочу я: кто из смертных,

Кто лишит наследника Одина?

От кого погибнет светлый Бальдур?

Вала

Годр слепой — не смертный. Он откроет

К адской Гелле светлому дорогу.

Страшные ты спрашиваешь тайны.

Поневоле говорю я. Будет!

Один

Погоди, скажи еще мне, Вала,

Я желаю знать: неотомщенным

Бальдур быть не может. Мстить кто будет?

Вала

У Одина будет сын от Ринды.

Он волос чесать, мыть рук не будет,

Не отмстив виновному. Довольно.

Поневоле говорю я. Будет!

Один

Погоди, еще скажи мне, Вала!

Я еще желаю знать: как имя

Той жены, что не захочет плакать,

Как по Бальдуре все плакать будут,

И покрова с головы не снимет?

Прежде чем заснуть опять — скажи мне.

Вала

Ты всё знаешь сам, давно я вижу,

Но желал бы лучше ошибиться,

Чем всё знать. Один, отец вселенной!

Удались, — и можешь похвалиться,

Что меня не вызовет из мрака

С сей поры уже никто, — до часа,

Как придет всемирное крушенье.

И в могилу опустилась Вала.

Ускакал Один еще мрачнее.

Так в старинных говорится песнях.

6

Фригга, взяв от всех творений клятву,

Чтоб не ранить Бальдура ни в сердце,

Ни в сырую кость, ни в ясны очи,

Ни во всё живое бело тело,

Чтоб хранить его от всякой боли,

Всякой скорби, всяческой напасти,

Воротилась в Азград, и все боги

Были рады, высыпали на луг —

С Бальдуром играть и забавляться.

Все кругом красавца обступили

И давай метать в него — кто стрелы,

Кто каменья, с копьями, с мечами

Нападали на него с разбегу;

Но каменья, стрелы мчались мимо,

Копья и мечи по нем скользили,

И стоял в кругу неуязвимый

И еще светлей, чем прежде, Бальдур;

Боги шумно радовались, глядя;

У богинь вокруг счастливой Фригги,

Издали следившей за игрою,

Был и смех, и говор; только Нанна

Не могла смеяться и сидела,

Точно лань пугливая, тревожно

Провожая взором каждый камень

И стрелу, что в Бальдура летели.

Отовсюду восхваленья Локки

Раздавались у богов; но Локки,

Одержим какой-то новой мыслью,

Устремил орлиный взгляд на Фриггу;

Улучив минуту, вдруг он принял

Образ старой Фриггиной служанки

И подсел к ней, меж богинь пробравшись.

«Отчего, владычица, — спросил он, —

Отчего так разыгрались боги?»

Улыбаясь отвечала Фригга:

«Тешит их, что наш красавец Бальдур

Стал теперь неуязвим ни стрелам,

Ни каменьям, ничему на свете.

Я взяла со всех творений клятву,

Что вредить ему никто не будет».

«Да от всех ли отбрала ты клятву,

И кого, смотри, не позабыла ль?»

«Все клялися! — отвечала Фригга. —

Разве только у ворот Валгаллы

Мелкий есть кустарник — можжевельник,

Ну, да он так мал и так незначащ, —

Чем, кому он может быть опасен?

Что с него, я думала, брать клятву!

А то все — и дуб, и кедр клялися!»

Локки тотчас из ворот Валгаллы;

Можжевельник срезал, сделал стрелку

И — назад. Стоял вдали от прочих

Годр и не играл с богами: слеп был.

«Что ж ты, — крикнул Локки, —

не стреляешь?»

«Я, увы! и Бальдура не вижу, —

Отвечал слепой со вздохом, — где мне!»

Локки ж: «Эх, на радости попробуй,

Только так, хоть для одной потехи!

Вот стрела и лук, и вон где Бальдур,