Сочинения в двух томах — страница 52 из 77

Сдернув с Сигурда покров с головы и груди,

Десять зияющих ран обнажила на ней.

Вмиг отскочила Гудруна и вскрикнула так,

Воплем таким, что гуденьем тот крик отдался

В кованых чашах на полках кругом по стенам.

Точно мечом поразил ее сердце в упор

Грозных Брингильды очей торжествующий взгляд.

Тут полились, что поток, у Гудруны слова:

«Прочь, ненавистная! Скройся, уйди ты от нас!

Только ты горе и слезы приносишь с собой!

Дело твое — эта кровь! неповинная кровь,

К крови ты с детства привыкла, что к сладким медам!

Диким аланом, не девкой родиться б тебе!

Чем виноват он, Сигурд, пред тобою, скажи?

Тем ли, что между мужей он что солнце сиял?

Тем ли, что слава его облетела весь свет?

Видела ты, что, когда выходил он со мной.

Все расступалися, с радостью глядя на нас,

Ты только черною тучей смотрела, одна!

Летом, когда уезжали они на войну,

Я не хотела, чтоб с братьями ехал Сигурд,

Я, как над малым ребенком, дрожала над ним,

Три дня, три ночи молила — и сдался бы он,

Если б не взгляд твой, не сжатые губы твои,

Это презренье и вместе насмешка в лице!

Сел уж когда на коня, я упала без чувств, —

Помнишь, каким залилася ты смехом тогда!

Смерти его ты уж хочешь, ты ищешь давно!

Радуйся ж — вот он!.. Твое это дело, твое!

Скажешь: ты дома была? Да твои уж глаза —

Взглядом убьешь, обернешься медведем, орлом, —

Прежде была, — говорят же, — Валкирией ты!

Братья приедут — постой! Старшину соберут,

Люб ли Сигурд был народу — узнаешь тогда!

Речь перебить ей хотела Брингильда: «Молчи!»

Вскрикнула снова Гудруна: «Оставь хоть на миг!

Дай хоть в последний-то раз поглядеть на него!

Ах, государыни! горькая доля моя!

Только как вспомню... вот нынче — поднялся чем свет.

Ходит на цыпочках, сам снарядился, один,

Бережно крался к дверям, чтоб меня не будить, —

Я притаилась, лежу и всё вижу, молчу;

Только он к двери — вскочила, его обняла, —

Поднял меня, как ребенка, опять уложил

И — уходил и смеялся, кивнул головой, —

Только и видела!.. Встала, во двор выхожу,

Вижу — бежит его конь, его Грани, один...

«Где ж твой хозяин?» — я в шутку спросила его.

Конь пал на землю — и слезы из глаз полились,

Плакал слезами — а мне еще всё невдомек!

Только вдруг вижу — несут!.. Что тут сталось со мной!

Я и теперь даже в разум прийти не могу!

Где я? С какой я упала теперь высоты?

Вот ты хотела, ехидна, чего — моих слез!

Радуйся ж! Хватит тебе их на всю твою жизнь!

Пей их, соси их, суши мое сердце, змея!

Ишь, нарядилась как! Золото, камни, янтарь...

Точно не смерть у нас в доме, а свадебный пир!

Бедный мой, бедный!..» И, сильно руками всплеснув,

Голосом стала рыдать и упала на одр,

Жаркой к коленям Сигурда прижавшись щекой.

Сжалося сердце у всех у пяти королев:

Искоса взгляд на Брингильду бросают порой.

Стража сурово глядит, на щиты опершись.

Тихие женщин рыданья в толпе раздались.

Тихо Брингильда Гудруне в ответ начала:

«Слушай, Гудруна. Теперь, сколько хочешь, кляни,

Всё что есть злобы в душе изливай на меня!

Прежде... вчера еще... голос твой, имя твое

Кровь подымали во мне и мутили глаза, —

Кажется, — так бы тебя растерзала сейчас!

Только в железной узде я держала свой дух,

Руки сжимая — ногтями их резала я!

Нынче ж спокойно, без злобы, отвечу тебе!..

Нынче, когда принесен был убитый Сигурд,

В полную грудь мне хотелось вздохнуть в первый раз!..

В горы ушла я, блуждала по белым снегам,

Пела во всю свою волю победную песнь, —

Пела, как в детстве певала по ранним зарям,

Розовым блеском их тешась на горных высях!..

«Крошкой Валкирией» звали тогда уж меня,

После уж «Грозной Валкирией» прозвали... Да!

Бросила прялку я, броню одела и шлем,

Грозной Валкирией — вправду — являлась в боях:

Меч мой, к кому я хотела, победу склонял!

Ах, эти годы мои — золотые года!

Я, что орлица, жила в недоступной выси!

Мелкую тварь, что ютится в норах, по земле,

В жалкой вражде, — и не знала, не видела я!..

Ах! для чего им хотелось, чтоб замуж я шла!..

Был у нас замок, — спасенье, я думала, там!

Замок — и в лето на снегом покрытой горе.

Только подъемный над пропастью подняли мост —

В замок и доступу нет... Царство вечной зимы!

Только один и цветет там минутный цветок —

Подле оттаявшей глыбы — фиалок семья.

Вкруг — клокотанье ручьев, водопадов грома,

Радуги всюду над ними в алмазной пыли,

Синее небо и — мир беспредельный кругом!

Я и сказала своим, что туда удалюсь.

Только тот смелый, кто в замке добудет меня, —

Только один он и будет мне муж. И ушла.

Сколько там дней — и не помню, не знаю — прошло...

Раз открываю глаза — светозарный ли бог.

Горний ли дух-повелитель льдяных этих стран,

В чистом эфире рожденный, в нетленной заре,

Смертный ли чудной неведомой мне красоты, —

Шлем золотой, изумленный и радостный» сам,

Меч обнаженный опущен, — стоит предо мной...

Он — этот витязь — он здесь!.. Вот он — мертвый — Сигурд!

Вот, — продолжала, касаясь Сигурда рукой, —

Вот эти волосы в кудрях вились по плечам...

Бледные щеки румянцем пылали тогда...

Сжаты уста, но с приподнятой верхней губой, —

Как отвечали они изумленью в очах,

Ясному взору, что вместе и грел, и ласкал!

Миг — и зажглися сердца наши тем же огнем;

Вот на руках его обручи — видите — вот

Эти три — белого золота — это мои!

Красного — вот на руках моих — это его!

Тут же, пред ликом небес, обручилися мы,

В вечной любви поклялись и на жизнь, и на смерть!»

Слушали все, удивленно к ней очи подняв,

Только Гудруна смущенный потупила взгляд,

Сердце смиряя с трудом, та опять начала.

«Знали, Гудруна, вы с матерью — чей был Сигурд!

Знали, что едет он сватов за мной посылать!

Зельем ли вы опоили его на пиру,

Чарами ль память отшибли, — но в этот же день

Дочь обручила, Гудруну, с ним нежная мать!

Что? вы подумали, что же со мной будет, что?

Жизнь мою, сердце мое — пожалели тогда?

Смерили бездну, куда вы втоптали его,

Бездну, где в вечной ночи нет ни солнца, ни звезд,

Разве из ада лишь жгучее пламя пахнет,

Слышны лишь стоны, проклятья да скрежет зубов

Муки осмеянной — чистой как небо любви!

С ним — когда ластилась с подлой ты страстью к нему,

В неге постыдной гася в нем божественный дух,

Лаской кошачьей геройство в нем тщась усыпить,

Думала ль ты, что тут подле же, о бок с тобой —

Та, чьи обманом украли вы честь и права,

Та, для которой любовь — это подвиг и долг?!

Думала, да!.. но судила о ней по себе:

«О, покорится!.. Не тот, так другого нашла!

Родом не ниже, красавец, Морской же Король» —

Душу, несчастная, в разум-то взять ли тебе,

Душу — небесный тот свет, что нам светит в богах,

То, что в Валгалле нас вводит в их радостный круг!

Слушайте ж все теперь. Да! это дело — мое!

Всё, как задумала, всё довела до конца.

Сватов Гуннара заставила выслать ко мне.

В дом их, в семью их — невесткою ей — я вошла.

В муже — ив братьях ее стала зависть будить.

Стала им зло на Сигурда нашептывать я.

Стала пророчить им тяжкую долю и стыд.

Будет, твердила, Сигурд здесь один королем.

Мужу Гудруна покоя не даст ни на миг —

Со свету всех нас сживет или пустит с сумой.

В рунах стоит: «На Сигурда — Сигурдов лишь меч».

Меч его надобно было тихонько достать.

Ночью — вы спали — в светлицу прокралась я к вам...

Месяц тебя освещал у него на груди,

Меч же высоко над вами висел на стене:

Через тебя я ступила, чтоб снять его там...

Мысль: «Не тебя ль заколоть?» — промелькнула, но вмиг,

Как от шмеля, от нее отмахнулася я!..

В ночь это было вчера, а с зарей этот меч

Сделал уж дело свое — у Гуннара в руках!

Да, у Гуннара, и все твои братья с ним, — всех

Я натравила и в волю свою привела...

Волчью срубила им печень с кусками змеи,

В крепкую брагу — из жабы им желчь подлила, —

Ели и пили всю ночь — и озлились вконец!»

В ужасе Медди к Урлунде прижалась плечом.

Ждут с любопытством Герварда с Гермундой конца;

С дрожью всем телом провидица Гильда сидит.

Пристальный взор свой соколий в Брингильду вперив.

Тихо рыдала Гудруна, закрывши лицо.

К ней обратила Брингильда последнюю речь:

«Слушай. Теперь в моем сердце нет зла на тебя.

Всё, что давило, как снег растопилось с души,

Ей и легко, и светло-как тогда, на горе,

В замке, в тот миг, как Сигурда увидела я.

Даже... тебе утешенье могу я сказать...

Взор мой в грядущее видит теперь далеко...

Крови там... крови... В крови ваш погибнет весь род...

Этли отмстит за Сигурда... но ты... ты найдешь

В мстителе счастье свое... и забудешь о нас...

Разве как сон какой вспомнишь, как будто твой дух

В чудное царство взлетал, где всё чуждо ему,

Где всё давило, как вечные горы, его —

Люди, их облики, души и замыслы их, —

Вспомнишь — душа содрогнется, как робкий пловец,

Вдруг очутясь в океане на утлой ладье,

И пожелаешь домой, поскорее домой,