По-жи-вь-ем!
Po-gi-viom.
x x x
И снизу лед, и сверху — маюсь между:
Пробить ли верх иль пробуравить низ?
Конечно, всплыть и не терять надежду!
А там — за дело в ожиданьи виз.
Лед надо мною — надломись и тресни!
Я весь в поту, хоть я не от сохи.
Вернусь к тебе, как корабли из песни,
Все помня, даже старые стихи.
Мне меньше полувека — сорок с лишним, —
Я жив, тобой и Господом храним.
Мне есть что спеть, представ перед Всевышним,
Мне будет чем ответить перед Ним.
Грусть моя, тоска моя (Вариации на цыганские темы)
Шел я, брел я, наступал то с пятки, то с носка, —
Чувствую — дышу и хорошею…
Вдруг тоска змеиная, зеленая тоска,
Изловчась, мне прыгнула на шею.
Я ее и знать не знал, меняя города, —
А она мне шепчет: «Как ждала я!..»
Как теперь? Куда теперь? Зачем да и когда?
Сам связался с нею, не желая.
Одному идти — куда ни шло, еще могу, —
Сам себе судья, хозяин-барин.
Впрягся сам я вместо коренного под дугу, —
С виду прост, а изнутри — коварен.
Я не клевещу, подобно вредному клещу,
Впился сам в себя, трясу за плечи,
Сам себя бичую я и сам себя хлещу, —
Так что — никаких противоречий.
Одари судьба, или за деньги отоварь! —
Буду дань платить тебе до гроба.
Грусть моя, тоска моя — чахоточная тварь, —
До чего ж живучая хвороба!
Поутру не пикнет — как бичами не бичуй,
Ночью — бац! — со мной на боковую:
С кем-нибудь другим хоть ночь переночуй, —
Гадом буду, я не приревную!
x x x
Я не спел вам в кино, хоть хотел,
Даже братья меня поддержали:
Там, по книге, мой Глеб где-то пел,
И весь МУР все пять дней протерпел,
Но в Одессе Жеглова зажали.
А теперь запылает моя щека,
А душа — дак замлеет.
Я спою, как из черного ящика,
Что всегда уцелеет.
Генеалоги Вайнеров бьются в тщете —
Древо рода никто не обхватит.
Кто из них приписал на Царьградском щите:
"Юбилеями правят пока еще те,
Чей он есть, юбилей, и кто платит"?
Первой встрече я был очень рад,
Но держался не за панибрата.
Младший брат был небрит и не брат —
Выражался как древний пират,
Да и старший похож на пирата.
Я пил кофе — еще на цикории,
Не вставляя ни слова,
Ну а вайнеры-братики спорили
Про характер Жеглова.
В Лувре я — будь я проклят! — попробуй, налей!
А у вас — перепало б и мне там.
Возле этой безрукой — не хошь, а лелей,
Жрать охота, братья, а у вас — юбилей
И наверно… конечно, с банкетом.
Братья! Кто же вас сможет сломить?
Пусть вы даже не ели от пуза…
Здоровы, а плетете тончайшую нить.
Все читали вас, все, — хорошо б опросить
Членов… нет, — экипажи «Союза».
Я сегодня по «ихнему» радио
Не расслышал за воем
Что-то… "в честь юбилея Аркадия
Привезли под конвоем…"
Все так буднично, ровно они, бытово.
Мы же все у приемников млеем.
Я ж скажу вам, что ежели это того…
Пусть меня под конвоем везут в ВТО —
С юбилеем, так уж с юбилеем.
Так о чем же я, бишь, или вишь?
Извини — я иду по Аркаде:
МУР и «зря ты душою кривишь» —
Кончен ты! В этом месте, малыш,
В сорок пятом работал Аркадий.
Пусть среди экспонатов окажутся
Эти кресла, подобные стулу.
Если наши музеи откажутся —
Увезу в Гонолулу.
Не сочтите за лесть предложенье мое,
Не сочтите его и капризом,
Что скупиться, ведь тут юбилей, е-мое! —
Все, братьями моими содеянное
Предлагаю назвать «вайнеризмом»!
x x x
Граждане, ах, сколько ж я не пел, но не от лени —
Некому: жена — в Париже, все дружки — сидят.
Даже Глеб Жеглов — хоть ботал чуть по новой фене —
Ничего не спел, чудак, пять вечеров подряд.
Хорошо, что в зале нет
Не наших всех сортов,
Здесь — кто хочет на банкет
Без всяких паспортов.
Расскажу про братиков —
Писателей, соратников,
Про людей такой души,
Что не сыщешь ватников.
Наше телевидение требовало резко:
Выбросить слова «легавый», «мусор» или «мент»,
Поменять на мыло шило, шило — на стамеску.
А ворье переиначить в «чуждый элемент».
Но сказали брат и брат:
"Не! Мы усе спасем.
Мы и сквозь редакторат
Все это пронесем".
Так, в ответ подельники,
Скиданув халатики,
Надевали тельники,
А поверх — бушлатики.
Про братьев-разбойников у Шиллера читали,
Про Лаутензаков написал уже Лион,
Про Серапионовых листали Коли, Вали…
Где ж роман про Вайнеров? Их — два на миллион!
Проявив усердие,
Сказали кореша:
«Эру милосердия»
Можно даже в США".
С них художник Шкатников
Написал бы латников.
Мы же в их лице теряем
Классных медвежатников.
Письмо торговца ташкентскими фруктами с центрального рынка
Жора и Аркадий Вайнер!
Вам салям алейкум, пусть
Мы знакомы с вами втайне, —
Кодекс знаем наизусть.
Пишут вам семь аксакалов
Гиндукушенской земли,
Потому что семь журналов
Вас на нас перевели.
А во время сбора хлопка
(Кстати, хлопок нынче — шелк)
Наш журнал «Звезда Востока»
Семь страниц для вас нашел.
Всю Москву изъездил в «ЗИМе»
Самый главный аксакал —
Ни в едином магазине
Ваши книги не сыскал.
Вырвали два старших брата
Все волосья в бороде —
Нету, хоть и много блата
В «Книжной лавке» — и везде.
Я за «Милосердья эру» —
Вот за что спасибо вам! —
Дал две дыни офицеру
И гранатов килограмм.
А в конце телевиденья —
Клятва волосом седым! —
Будем дать за продолженье
Каждый серий восемь дань.
Чтобы не было заминок
(Любите кюфта-бюзбаш?)
Шлите жен Центральный рынок —
Полглавы — барашка ваш.
Может это слишком плотски,
Но за песни про тюрьмы
(Пусть споет артист Высоцкий)
Два раз больше платим мы.
Не отыщешь ваши гранки
И в Париже, говорят…
Впрочем, что купить на франки?
Тот же самый виноград.
Мы сегодня вас читаем,
Как абзац — кидает в пот.
Братья, мы вас за — считаем —
Удивительный народ.
Наш праправнук на главбазе —
Там, где деньги — дребедень.
Есть хотите? В этом разе
Приходите каждый день.
А хотелось, чтоб в инъязе…
Я готовил крупный куш.
Но… Если был бы жив Ниязи…
Ну а так — какие связи? —
Связи есть Европ и Азий,
Только эти связи чушь.
Вы ведь были на КАМАЗе:
Фрукты нет. А в этом разе
Приезжайте Гиндукуш!