цу… Хотя… Время, конечно, меняет очень многое в людях… Но совсем без веры не может выжить ни один человек. Без веры и без надежды…
Катерина снова посмотрела на журналиста и приняла решение — времени до «момента истины» оставалось немного, что же — пусть этот Серегин будет рядом… Может быть, она сумеет рассчитаться хотя бы с ним, если он сознательно обманул ее… Катя решительно кивнула и твердо сказала:
— Хорошо. Мы пойдем вместе — только, ради Бога, не доставай меня хотя бы в ближайшие два часа никакими вопросами… А потом — потом посмотрим, как карты разлягутся… Договорились?
— Договорились! — улыбнулся Андрей. — Постараюсь оправдать высокое доверие… А куда нам ехать надо?
— На Сенную, — коротко ответила Катерина, открывая одежный шкаф и прикидывая, что бы надеть. Она выразительно глянула на Серегина и тот, поняв, кивнул головой:
— Мне в коридоре подождать, пока ты переоденешься? О'кей…
Он быстро собрал свои документы с кровати сложил их в бумажник и вышел из номера, насвистывая какой-то мотивчик. Настроение у него было бодрым — Андрей ведь не знал, что именно на Сенной площади в 16.00 должен был встречаться у магазина «Океан» с женщиной, заказавшей убийство Антибиотика, Василий Михайлович Кораблев…
…В ночь на тринадцатое ноября старик спал плохо — сначала он просто лежал на шконке, закинув руки за голову и вслушиваясь в приглушенные звуки тюрьмы. Остальные обитатели четырехместной камеры изолятора на Захарьевской уже спали, а Василию Михайловичу не давали покоя мысли о прошлом, настоящем и будущем… В основном, конечно, думалось о прошлом, потому что настоящее как-то уж очень определенно намекало на то, что будущего осталось мало… Но — пока жив человек, — жива и надежда, поэтому раз за разом выныривал Кораблев из трясины своей памяти и прикидывал, что предстоит ему сделать на «уличной» у магазина «Океан»… Мысли о возможности побега он от себя гнал — понимал, что «держать» его будут плотно и профессионально — УМОМ понимал, а все же нереальные, безнадежные, сумасшедшие какие-то фантазии теплились и избавиться от них совсем — было трудно… Василий Михайлович был реалистом — к этому приучила его и жизнь и работа — знал он, что вляпался крепко, и скорее всего — окончательно… Самое смешное заключалось в том, что меньше всего старик думал об официальном следствии, считая его, в общем-то, самой легкой из свалившихся на него проблем. Кораблев даже улыбнулся, вспомнив серьезное лицо следователя Гусакова — мальчишка напускал на себя важность, тщательно маскируя радость по поводу доставшегося «перспективного» (как он считал) дела. А, ведь если трезво на расклад взглянуть — перспективы-то у следствия довольно тухлые… Что ему реально «вломить» могут? Двести восемнадцатую? Это — да… Боевые патроны… Да ну и что, что боевые патроны — ну, в крайнем случае, на условное потянет — карабин-то законно оформлен, чин-чинарем, в охотничьем билете все членские взносы уплачены… А насчет покушения — извините, но это все фантазии следователя, запугавшего инвалида… За Антибиотиком ездил? Ездил, а как же… Но кто сказал, что с целью — «грохнуть» его? А может быть, наоборот, с целью охраны? Чем не версия? Поди — попробуй опровергнуть! Да, случайно узнал, что на видного предпринимателя Говорова готовится покушение — хотел защитить его, в расчете на последующее материальное вознаграждение… Как узнал о грозящей Виктору Палычу угрозе? Да человек один сказал — тут целый роман с продолжением сочинить можно… Почему на «уличную» согласился, почему про «заказчицу» говорил? Да потому, что рассчитывал на встречу не с заказчицей, а с человеком, от которого про покушение узнал — хотел передать его правоохранительным органам, чтобы тот как раз его, Кораблева, чистые помыслы подтвердил — а правду с самого начала не сказал от растерянности, от того, что думал — не поверят ему… Так что со следствием-то покрутить-потанцевать можно будет — но это только в том случае если «уличная» на Сенной пройдет удачно… Удачно не для следствия и даже не для него, Кораблева — для Катерины, жены Вадима Гончарова… вернее — не жены, а вдовы… Только бы она не подошла близко, только бы увидела «маяк», только бы не выдала себя ничем…
Конечно, Василий Михайлович прекрасно знал, кто заказал ему Антибиотика — как он мог не узнать Катерину, несмотря даже на весь ее маскарад? Это она в день своего октябрьского визита в Кавголово увидела старика впервые… А Кораблев-то видел ее много раз, и не только видел — он очень много знал о Кате… Знал даже то, о чем и покойный Гончаров не ведал… Ведь Вадим Петрович — царствие ему небесное — когда в командировки за границу уезжал, всегда просил Кораблева «опекать» супругу (мало ли что) — вот Василий Михайлович и охранял ее — негласно, естественно… Екатерина, конечно, ни о каком контроле не догадывалась… А от Кораблева не укрылась ее встреча с Олегом Званцевым в ноябре 1984 года, когда Вадим был в ФРГ, в составе официальной делегации… Вмешиваться в ситуацию между бывшими однокурсниками Василий Михайлович тогда не стал — ему же не следить за Катей поручено было, а только охранять… А физическая опасность Гончаровой от Олега не грозила… Да, когда Олег заночевал у Екатерины — Кораблев пребывал в некоторой растерянности, колебался даже — не рассказать ли все Вадиму по возвращении его из Германии… Но колебался Василий Михайлович недолго и решил в конце концов ничего Гончарову не говорить — и не из жалости к Кате, а из-за любви к Вадиму, который был для него самым дорогим человеком на всем белом свете… Знал Кораблев, как любил Гончаров свою молодую жену, боялся, что рассказ о ее измене надломит Вадима… Тем более, Екатерина, кажется, и сама все поняла — весь ее грех в одну только ночь и уложился, а наутро она солдатика из квартиры выставила… Ну, бывает — бляданула баба разок, ну не удержалась, ну — накатило на нее — зачем же из-за одной слабости ей сразу жизнь ломать? Да и не ей одной — и Вадиму, который неизвестно как бы всю эту тему пережил, и Олегу — «афганцу» этому, который вполне мог вызвать безудержный гнев Гончарова… А еще — еще Кораблев вспомнил Прагу, где сам когда-то затащил в постель чужую жену… Его тогда, правда, никто не пожалел…
В общем, Вадим Петрович, так ничего и не узнал тогда, в восемьдесят четвертом году — он считал себя счастливым и абсолютно нерогатым мужем, а его «ангел-хранитель» не пожелал стать демоном, разрушающим счастливые иллюзии… Катю, правда, Василий Михайлович стал с той поры несколько недолюбливать — но по-прежнему добросовестно охранял ее при необходимости… Необходимость, кстати, возникла в самом начале 1985 года, когда Вадима послали на восемь месяцев в Швейцарию — Кораблев взял «объект» под охрану, а спустя некоторое время понял, что этот «объект» — забеременел… Понял Василий Михайлович и то, что ребенка Катя ждала не от Вадима — трудно было это не понять по ее поведению… Не укрылось от Кораблева то отчаяние, в котором Екатерина находилась — и удивился он тому, как выпуталась Гончарова из безвыходной, казалось бы, ситуации — она избежала первого (и поэтому самого опасного) аборта, умотала в Приморско-Ахтарск, родила там мальчика, которого оставила своей бабушке, Елизавете Петровне… Вот так у Кати появился «духовник», хранитель ее грехов — впрочем, сама она даже и не подозревала о его существовании… А когда Вадим Петрович погиб — Кораблев появился в Москве уже тогда, когда Олег Званцев увез Екатерину в Ленинград. Василий Михайлович не стал ее искать — он полагал, что вдова Гончарова и так нашла уже себе достаточную защиту. Вадим ведь просил оберегать его жену, а не вдову… И только в октябре девяносто третьего судьба снова свела Кораблева с его бывшей «подопечной» — причем не просто свела, а донесла до Василия Михайловича посмертную волю Вадима… Так сложилось, что выполнить ее старик не смог — но он должен по крайней мере сделать все, чтобы неудача ударила только по нему, чтобы не зашибла она и Катю… Сделать все…
…Старик лежал на жесткой тюремной шконке, смотрел в потолок и прикидывал различные варианты — что делать, если Катерина все-таки «проколется», если обнаружит себя у «Океана»… Нет, он же ей все предельно ясно объяснил — тихо и незаметно уходить, если заметит «тревожный маяк»… А она — женщина совсем неглупая, сильная и умная… Правда, и мент этот — Никита Кудасов — совсем даже не дурак… Да, Никита… Занятная все-таки штука — судьба, кто бы мог подумать, что сведет она Кораблева вновь с тем молоденьким оперком, который потерял в апреле восемьдесят третьего на Варшавском вокзале своего напарника… Апрель восемьдесят третьего…
Василий Михайлович беспокойно заворочался, вздохнул тяжело… Та старая история вспоминалась ему часто, потому что погибший от его руки капитан Кольцов был, пожалуй, единственной «работой» Кораблева, за которую его мучила совесть… А что удивительного? Раньше, до высылки из Праги, Кораблев был государственным человеком, исполнявшим приказы в интересах Державы — той, какой она тогда была… Потом, когда его выбросили из «обоймы», словно негодный, давший осечку патрон — да, ему тоже приходилось убивать… Но кого? Людей, которые сами поставили себя за все грани человеческих законов, людей, которые нарушали даже правила теневого мира, в котором работал Вадим… Кольцов выпадал из этого ряда — он был честным офицером, пытавшимся выполнить свой профессиональный долг… Василий Михайлович не знал этого тогда, на вокзале — расклад прояснился позже, когда поправить уже ничего было нельзя… Хорошим человеком, видимо, был этот Кольцов — вон как Кудасов психанул, узнав Василия Михайловича на Свердловской набережной — даром, что больше десяти лет уже прошло… Кудасов…
Старик вспомнил колючий взгляд начальника 15-го отдела и грустно усмехнулся — странное дело, Василий Михайлович не испытывал никакой неприязни к Кудасову. Да и с чего было бы ей взяться? Таких, как этот Никита, называют «правильными ментами» — дело он свое знает туго, работает, опираясь на внутренний стержень, на спокойную уверенность в своей правоте. Сильный мужик — и разговаривать с ним Кораблеву было тяжело — может быть от того, что именно перед ним испытывал Василий Михайлович чувство вины — за ту давнюю историю на Варшавском вокзале… Кораблев вспо