***
С чаем Скрипач расстарался. Благо что «Горизонт» это более чем позволял. К чаю рыжий заказал тех самых булочек с корицей, пару тортиков, конфеты, полный аналог трюфелей с Терры-ноль, и три вида варенья – земляничное, смородиновое, и яблочное. Конечно, это был синтез, но о таком синтезе те же врачи из той же Санкт-Рены во время долгих забросов могли только мечтать. Там таких разносолов не предполагалось.
Пили чай, разумеется, в кают-компании.
– Варенье очень вкусное, – искренне хвалила Эри. – А чай такой я только в детстве пила. Давным-давно. Сейчас сплошная химия продается, настоящего чая совсем не осталось.
– Это тоже химия, – отмахивался Скрипач. – Синтез. Рецепты, правда, я сам делал, поэтому синтез довольно удачный, как мне кажется.
– Не скромничай, – хмыкнул Ит. – Эри, попроси у него жаренной картошки сделать. Рыжий, у тебя тут сколько рецептов картошки прошито, кстати?
– Около трехсот, – скромно опустил глаза Скрипач.
– Нищеброды хреновы, – развел руками Ит. – Триста рецептов картошки. Нормально?
– Триста? – не поверила Эри. – Да, и впрямь что-то много.
– Когда годами питаешься картошкой и макаронами, поневоле учишься маскировать и то, и другое под что-то нетривиальное, – пожал плечами Скрипач. – Не думай, что мы очень уж хорошо жили. Бывали времена, когда картошка или хлеб с маргарином для нас оказывались теми еще деликатесами. А уж кофе…
– Даже боюсь спрашивать, что с вами было, – Эри задумалась. – Вообще, черный и рыжий мне тоже про себя не очень много рассказывали. Ну, в смысле, сами не рассказывали. Я… я просто знала.
– Что именно ты знала? – не понял Ит. Он поставил чашку на стол и выжидательно посмотрел на Эри.
– Ну, про них знала. Про их жизнь. Они говорили, что я знаю даже больше, чем они сами.
Вот так.
Ого!
Скрипач прищурился, с интересом посмотрел на Эри. Та потупилась, отвела взгляд.
– И что же такое ты про них знала? – с интересом спросил Скрипач.
– Как они появились на свет, где жили, что с ними случилось, как они попали в Контроль, ну и… и еще кое-что, – Эри стушевалась, но Скрипач, кажется, решил перейти в наступление.
– Так что же? – требовательно спросил он.
– Я знала, сколько они проживут, и как умрут, – Эри говорила едва слышно. – Где, как именно. В каком возрасте. Почему…
– А как ты это узнала? – спросил Ит.
– Ну… я просто знала, и всё. Нет… я неправильно говорю… – Эри запнулась. – Сначала я как бы знала, но не всё… а потом я попросила у них… ну, считки. Есть такое слово?
– Есть, – кивнул Ит, ощущая, как его мороз продирает по коже. – Еще как есть.
– В общем, я попросила считки, а потом в один день поняла, что это… ну, как бы сказать… такой словно бы стеллаж в голове. Много-много тонких металлических полочек, на которых словно бы лежат разноцветные папки. Некоторые серые, это которые тайные и закрытые. Есть черные. А потом я поняла, что их стеллаж – он меньше, чем мой. Просто пока мне не объяснили, я не понимала, что это такое, и не умела этим пользоваться.
Ит прикусил губу.
Она говорила всё совершенно правильно.
Да, одна из форм визуализации именно так и выглядела – бесконечные ряды «папок», которые можно прокручивать вверх-вниз. Слепки чужой памяти, которые система разбила на фрагменты. К сожалению, с датировками в считках всегда беда. Мозг – очень интересная штуковина, и разобраться с датировками сможет только специалист уровня Романа Нар ки Торка, сына Ри Нар ки Торка и Джессики Пейли… господи, время, что же ты делаешь… не потому ли Ромка, милый Ромка, маленький Ромка решил посвятить свою жизнь этой области… как знать… но да. Да, да, да, Эри сейчас права – а это значит, что в голове у нее – архив чужой памяти, мало того, памяти Контролирующих Мадженты, Сэфес; мало того, есть еще один архив, полная запись жизни пары-дубля, их пары-дубля, и…
И, кажется, они с рыжим попали так, как никогда в жизни еще не попадали.
– И что же ты делала с этими стеллажами? – спросил Скрипач.
– Записывала то, что могла посмотреть, – она пожала плечами, словно сказала нечто само собой разумеющееся. – Я плохо пишу, поэтому записывала так, как могла. Как получалось. Довольно много записала.
– Много – это сколько? – осторожно спросил Ит.
– Два шкафа.
Гм.
– И… где эти записи? – полюбопытствовал Скрипач. Полюбопытствовал вполне невинным тоном, но Ит видел – Скрипача трясет. Точно так же, как и его самого.
– Дома, конечно. У меня, в квартире. В шкафах, я же сказала только что.
Два дебила…
– А ты это кому-то показывала? – еще осторожнее спросил Ит.
– Пыталась когда-то, но надо мной смеялись, – ей, видать, было тогда не смешно, но теперь стало всё равно. – Или говорили гадости всякие. В общем, я что могу, то записываю, и просто прячу. И всё. Даже не перечитывала ни разу. Да и зачем мне? Я и так помню. У меня же папки эти есть.
– А нам покажешь? – Ит попробовал улыбнуться, но, видимо, с улыбкой вышло не очень – Эри, почувствовав фальшь, нахмурилась.
– Зачем? – спросила она с подозрением.
– Ну, интересно, – пожал плечами Ит. – Все-таки это в некотором смысле мы. Хотелось бы знать.
– Ит, я плохо пишу, – принялась оправдываться Эри. – И почерк у меня ужасный. Там половину слов разобрать невозможно.
– Ничего, мы врачи, и разберем, – Скрипач улыбнулся. В отличие от Ита, у него с улыбкой все было нормально. – Мы сами умеем писать так, что нормальному человеку разобрать не удастся.
– Ладно, я потом покажу, – пообещала она. – Рыжий, я хотела спросить. Про этот манжет, который рукав.
– Спрашивай, конечно.
– Он не давит? И неважно, на какую руку ставить его?
Скрипач вздохнул с явным облегчением – информации об архивах на сегодня явно было достаточно.
– Обычно на левую ставят. И не давит совершенно, так что не волнуйся. Ит, ты чай допил?
– Допил, – кивнул тот, вставая. – Пойдемте. Мы сейчас данные дополнительно снимем, рукав поставим, и домой. А то темнеет совсем рано.
***
– Знаешь, что самое плохое? – спросил Ит, когда они, отправив Эри в ее квартиру, завалились, не раздеваясь на диван.
– И что же? – спросил равнодушно Скрипач.
– Она нам – верит. Точно так же, как поверила тогда… тем вторым нам, – Ит, кажется, был расстроен. – С ней говорить или делать что-то просто страшно. Она же как ребенок! Геронто – без проблем, примем и запустим. Пластинки какие-то? Не вопрос, пусть работают. Мы что-то предлагаем – она тоже согласна. Мне кажется, она от нас стакан с цианидом бы взяла, и выпила бы тут же, залпом. Просто потому что этот стакан ей дали – мы.
– Верно, – кивнул Скрипач. – Согласен. Ты прав, это и впрямь тихий ужас.
– Так и я про что, – Ит зевнул. – Сумасшедший дом какой-то. А теперь еще и эти записи…
– Что делать будем? – резонно спросил Скрипач. – Я как подумаю о том, что там за стенкой, мне дурно становится.
– Мне тоже, – мрачно кивнул Ит.
– Что делать будем? – Скрипач сел. – Ит, мы в полной жопе.
– Это ты мягко выразился, – возразил Ит, тоже садясь. – Мы в одном шаге от катастрофы. Как только официалка сообразит, что у нас с этим контактом есть нечто большее, чем старая встреча, про которую мы втерли Карину, они тут же накроют и нас, и Эри, и все ее записи. Мгновенно. Я больше чем уверен, что сейчас Карин уже знает, что с Эри мы тогда не встречались, и никакой Ри с ней, конечно, не спал. Проверить такую информацию – дело нескольких часов. Тем более что мы тогда были под почти стопроцентным наблюдением.
– Он снял наружку и слежку с квартиры, – возразил Скрипач, правда, без особой уверенности в голосе.
– Не смеши, – мрачно ответил Ит. – Да, квартиру снял. Но город и наружку? Ты бы снял?
– Конечно, не снял, – хмыкнул Скрипач.
– Вот и я о том же, – Ит задумался. – Будем тянуть время и пытаться решить, что делать дальше.
– Как думаешь, «Горизонт» они уже распотрошили? – Скрипач нахмурился.
– Его не так просто распотрошить, но, думаю, как только им представится возможность, они ею воспользуются, – Ит вздохнул. – Ну да, ну да, мы все потерли, кроме поддержки и лекарств. Но время!.. Мы пробыли там втрое дольше, чем нужно для того, что мы сделали.
– И, главное, совершенно непонятно, что дальше, – Скрипач ожесточенно потер виски. – Хватать и ее и бежать? Как? Куда?
– А ты ее спросить не хочешь, согласна ли она бежать? – возразил Ит. – Мы с тобой вообще не знаем, чего она хочет, и хочет ли вообще. Знаешь, что самое печальное?
– И что же? – Скрипач с интересом повернулся к Иту.
– Да то, что она ничего не понимает! Ни то, какую опасность она представляет для нас, ни то, что за бомба находится у нее в голове и дома, в этих самых шкафах, ни то, что она самим фактом своего существования полностью перечеркнула всё то, над чем мы работали большую часть жизни! Она не понимает этого, рыжий, а мы даже не можем ей ничего толком объяснить.
– Вообще да, действительно, – кивнул Скрипач. – Нет, что-то она определенно понимает, вот только то, что ей доступно, оно… как бы так сказать… оно не имеет отношения к тому, о чем говорил сейчас ты.
– Вот именно, – припечатал Ит. – Именно что не имеет. В общем, подводя неутешительный итог: продолжаем работать, как работали, тянем время, и пытаемся вызнать у нее по максимуму. А потом – по обстоятельствам. Как получится.
– Ну да, ничего другого все равно не остается. Эй, ты слышишь? – Скрипач нахмурился. – Она там что, опять плачет?
Ит прислушался. Точно, рыжий прав.
– Интересно, по какому поводу, – проворчал он. – Хотя поводов у нее предостаточно.
– Не ерничай, – скривился Скрипач. – Пойду, поговорю. А то у тебя, кажется, настроение такое, что лучше дома остаться.
– И то верно, – вздохнул Ит. Снова лег на диван, подпихнул под голову подушку. – Настроение у меня действительно ни к черту.
***
Звонить рыжий не стал – замок на двери в соседскую квартиру для него препятствием не являлся, а трезвонить и беспокоить соседей в его планы не входило. Он тихо закрыл за собой дверь, и очутился в темном коридоре. Из дальней комнаты, дверь в которую была чуть приоткрыта, пробивалась слабая полоска света, значит, Эри находилась именно там.