Эри смотрела на него с немым ужасом.
– Что с тобой случилось? – шепотом спросила она.
– Расстреляли. Во время не очень удачного прохода через систему порталов, о которой ты, я думаю, не имеешь представления, – пожал плечами Ит. – Расстреляли, а потом я три месяца гнил заживо в тюремной больнице.
– И никто не мог помочь?..
– Не мог, – молчавший доселе Скрипач вздохнул. – Потому что мы с остальной частью семьи сидели тогда по одиночным камерам в этой же самой тюрьме. И до последнего момента не знали, удастся нам оттуда выйти, или нет. Мы даже не знали, жив ли он. Про это в твоем архиве, Эри, тоже ни слова.
– Видишь руку? – Ит поднял левую руку, и продемонстрировал ее Эри. Та с опаской кивнула. – А вот хрен там. Это только отчасти моя рука. Здесь нет ни одной настоящей кости. Это эндопротез… правда, мясо свое, – он усмехнулся, – но некоторые вещи даже на шестерке не лечатся. Боюсь, что на счет пыток наш маленький коллектив запросто мог бы заткнуть тебя за пояс, но… отчасти ты права. Притчу про крест помнишь?
– Который для каждого своего размера? – уточнила Эри. – Еще бы. Помню. Она мне не нравится.
– Мне тоже, но сейчас речь о другом. Если тебе тяжело вспоминать про школу, не рассказывай. Пойми, мы пытаемся сейчас понять, кто ты такая, и… и что на самом деле тогда произошло, – Ит вытащил из держака термос, отхлебнул кофе. – К сожалению, это очень важно. Очень.
– Почему? – нахмурилась Эри.
– Потому что, как выясняется, от твоего рассказа может зависеть наша жизнь, – невозмутимо сообщил Ит. У Эри вытянулось лицо. – Да, да, да, у нас рожи были точно такими же в тот момент, когда мы сами это поняли. Все серьезнее и хуже, чем мы подумали в первый момент.
– Из-за чего? – она с испугом смотрела на Ита.
– Про это потом и отдельно. Разговор предстоит долгий. Так что на счет школы? Расскажешь или нет?
***
…Она оказалась самая некрасивая в классе, и это только подлило масла в разгорающийся огонь. Самая некрасивая, самая бедная, самая глупая… самая лживая. В восьмом с ней даже никто не хотел садиться рядом, поэтому половину уроков она стояла в конце прохода, прижимая к себе портфель, который пытались вырвать из рук и выкинуть в окно одноклассники.
Конечно, она уже давно никому ничего не рассказывала. Как известно, розовые очки имеют тенденцию биться стеклами внутрь, а уж про это Эри было известно не понаслышке. К пятнадцати годам она превратилась в настоящего волчонка, озлобленного, изворотливого, вечно ожидающего нападения веселых охотников; и зверь, который в ней тогда проснулся, был отнюдь не добрым.
– А чудеса с тобой происходили? Что-то типа тех, из детства? – поинтересовался Скрипач.
– Да, только они были совсем другого рода, – Эри прикусила губу. – Не совсем чудеса, пожалуй. У меня словно образовались две жизни. В первой я пыталась как-то отбиться от своего окружения, а во второй… во второй я ждала. Верила и ждала. В ней, в этой второй жизни, я была хорошей. Терпеливой, доброй. Но этого никто не видел, потому что я никому этого не показывала.
– Даже маме? – прищурился Ит.
– Особенно – маме, – поправила его Эри. – С мамой тоже вышло нехорошо. Мама меня возненавидела, и заслуженно. Нет, я понимала, что надо как-то исправиться, надо что-то изменить, но я не представляла, как. Да и что я могла изменить, наворотив столько глупостей?..
– А что, на твой взгляд, ты могла бы изменить? – спросил Ит.
– Надо было научиться… ну, притворяться. Обманывать. Но на старом месте, в той школе, я никого не смогла бы обмануть. Они же знали, какая я на самом деле. И поэтому… поэтому я попросила маму перевести меня в другую школу.
– И? – с интересом спросил Скрипач.
– И это помогло. Правда, я сама удивилась даже. Там оказались совсем другие дети, вернее, подростки, и там я познакомилась с первой девочкой, которая стала потом моей подругой. Мы много лет дружили, общались.
– А где она сейчас? – Ит подтянул к себе поближе пакет с бутербродами, вернее, с остатками бутербродов.
– Уехала за границу, давно уже. И лет десять, как перестала писать, – Эри вдруг улыбнулась. – Но я уверена, что у нее все хорошо. Она очень добрая. И трудолюбивая. И умная. Я тогда так удивилась, когда она… ну, когда она впервые предложила мне погулять. До того момента никто не предлагал.
– Эри, а что за чудеса, и что за часть жизни, в которой ты была хорошей? – Скрипач решил, что не стоит зацикливаться на подругах – ему было интересно не это.
– Ну… – Эри замялась. – Было несколько мест в Москве, в которые я приходила чаще всего. В новой школе я тоже иногда убегала с уроков, но так… редко, гораздо реже, чем раньше. И приходила в эти места.
– Зачем? – Ит вынул из пакета бутерброд, протянул его Эри – та отрицательно покачала головой, мол, не хочу.
– Ждала. Я эти места называла точками наибольшей вероятности, – объяснила она.
– Вероятности – чего? – не понял Скрипач.
– Того, что там что-то произойдет. И там действительно происходило что-то. Обязательно. Каждый раз.
– Но не то, чего ты ждала? – уточнил Ит.
– Не то, но… как бы сказать… происходило то, что я хотела… ну, то есть не то, чтобы хотела, а… – Эри нахмурилась. – Например, в прошлой школе был один мерзкий тип, который бил меня чаще других. И вот я сижу в одной своей точке, и тут выходит на дорожку этот самый тип, а на него набрасываются хулиганы, и дают ему по шее, – она засмеялась. – Или учительница была одна злющая, Циля Исааковна, так вот у этой Цили в другом месте на моих глазах сломался каблук, и она упала в грязную лужу.
– Подожди, – Ит задумался. – А где находились эти твои места?
– В городе, в парках, – Эри погрустнела. – Одно – напротив микрорайона в Битце, в лесу, второе – в Нагатинской пойме, на аллее, третье – в Парке Культуры, на набережной, четвертое – на Баррикадной, на площади, пятое – во дворе дома на Котельнической…
– Высотки? – уточнил Скрипач странным голосом.
– Да, высотки, – пожала плечами Эри. – А что?
– Да ничего, – Ит хмыкнул. – То есть ты убегала из школы и ехала туда? В учебное время?
– Ну да.
– И там происходили эти случаи? На твоих глазах?
Эри кивнула.
– А тебя не смущает, что, например, учительница там оказалась в разгар своего рабочего дня? – заметил Скрипач.
– Может, у нее больничный был. Или выходной. Нет, не смущает, – однако, Эри, кажется, все-таки задумалась. – Да, совпадений многовато… но там ведь не только такие случаи были. Там, например, оказывались люди, с которыми мне хотелось поговорить, и которых я не знала. Просто так подсаживались, и мы говорили, причем подолгу. Самые разные люди. Незнакомые. И хорошие. Или там происходило что-то, в чем я могла помочь.
– Что именно? – заинтересовался Скрипач.
– Всякое. Бабушку через дорогу перевести, кошку снять с дерева, одолжить рубль, помочь малышу с домашкой… ну, всякое. Небольшие такие события, но они мне душу грели почему-то. Мне тогда казалось, что я не просто так живу, не просто так жду…
Ит задумчиво смотрел на нее, не отрываясь.
– А сейчас? – спросил он.
– Что сейчас? – не поняла Эри.
– Сейчас тебе кажется иначе?
Эри отвернулась.
Снег, кажется, и не думал прекращаться, снегопад усилился – да, придется ехать шестьдесят, максимум, и вытаскивать тяжеленную Люсю из сугробов.
– Я всю жизнь прожила просто так, – тихо сказала Эри. – Вся моя жизнь была одно ожидание. Четыре встречи… тогда… и дальше сорок лет пустоты, в которой я не ждала уже ничего, кроме смерти.
– Врешь, – покачал головой Скрипач.
– Вру, – согласилась Эри. – Я сама себе не могла признаться, что все эти сорок лет – ждала. Их.
– А дождалась нас, – беззвучно заметил Ит.
Эри повернулась к нему.
– Не знаю, – взгляд ее был сейчас тяжелым и темным. – Я теперь вообще ничего не знаю, Ит. Я просто благодарна мирозданию, что я сейчас сижу в этой машине, и вижу… вас… Это всё, наверное. Мне больше ничего не надо.
Мало мы знаем о пытках, подумалось Иту. Мало. Потому что с таким и он сам, и Скрипач, сталкивались впервые. Сорок лет – это кем надо быть, чтобы вот так эти сорок лет выдержать? Ведь все эти годы она ни на секунду не выпускала из мыслей тех, кого ждала. И без колебаний сунула голову в духовку из-за того, что ее – не узнали.
– По этому поводу надо выпить кофе, – решил как-то разрядить обстановку Скрипач.
– Кофе кончился, – сообщил Ит. – Заводи, и поехали. А то сейчас нас занесет уже окончательно.
***
Дома Эри отправилась к себе, переодеваться и принимать душ, а Ит со Скрипачом сели за расшифровку. Точнее, за констатацию столько же идеального результата, как и предыдущий. Это походило уже не на странные совпадения или случайные ошибки, это напоминало в большей степени фарс или комедию.
Таких результатов в природе не бывает.
И как только это дойдет до Карина, который умом не блещет, но рано или поздно разберется… в общем, как только до него дойдет, у них начнутся неприятности. Потому что сюда, для начала, припрется с десяток ученых официалки, а это уже не игрушки, тут просто так не отобьешься.
Результаты, тем не менее, скинули, датчики и основной блок разложили обратно в кофры, и принялись за готовку – в этот раз Скрипач решил, что надо сварганить плов, благо, что на «Горизонте» он заказал грамотных специй, и специи эти просились в дело.
Через час, видимо, на запах зирвака, пришла Эри – и, посмотрев на бардак, который они развели, пакуя датчики, принялась за уборку. Еще через сорок минут их спальня приобрела цивильный вид, грязные вещи вовсю крутились в стиральной машинке, а чистые Эри аккуратно раскладывала в шкаф, на полки.
– Я когда-то была ужасной неряхой, – сообщила она в ответ на вопрос Ита: на фига это делать? – И долго с собой боролась, чтобы это преодолеть.
– Получилось?
– Еще как получилось, – Эри сдула со лба прядку волос. – Годам к сорока пяти я привела в порядок не только квартиру, но и дачу. Представляешь, сколько лет у меня ушло на то, чтобы превратиться в педантичную зануду?