– Посветили – это как? – удивилась Эри.
– Сканировали наспех всё подряд, чтобы не рыться в вещах, и не стали разбираться с бумагами. При желании они, конечно, могли бы сделать копии, но для этого нужен приказ, а Карин слишком туп, чтобы понять сразу, что в бумагах может быть что-то личное. Вероятно, он решил, что там твоя работа. Это ему не интересно. Я его слишком много лет знаю, он отнюдь не мастер поспешных решений. Эри, если бы они прочли, что у тебя в шкафу, мы бы сейчас тут не стояли. Мы были бы уже очень далеко. И содержимое шкафа тоже.
Эри всё еще плакала. Стояла, бессильно опустив руки, рядом с распахнутым шкафом, и плакала. Ит подошел к ней, после секундного колебания обнял – и тут его словно что-то ударило изнутри. Несильно, но ощутимо – словно в тот момент он перешагнул некую грань, незримую, нереальную, но, тем не менее, существующую.
– Ну что ты… – тихо прошептал Ит. – Не плачь, не надо. Ну, подумаешь, квартиру провесили… это ерунда, я всё снял и сжег… Ну успокойся, пожалуйста… большая девочка, а плачешь, как маленькая… ну ничего страшного ведь не произошло…
Но она всё еще продолжала плакать, уткнувшись лицом в его плечо.
– Я не из-за этого… – разобрал Ит. – Я из-за другого…
– А из-за чего? – Ит немного отстранился, и участливо заглянул ей в лицо.
– Всё летит куда-то, – беззвучно ответила Эри. – Всё рушится. Даже то, что оставалось, и это рушится. И я сама… я словно стою на зыбучем песке, и… может быть, я решусь…
– На что? – удивился Ит.
Она глубоко вздохнула. Провела по глазам ладонью, и посмотрела на Ита – да так, что тот на секунду опешил. Такого взгляда он не ждал.
Раньше в ее глазах стояла всегда смесь робости, надежды, и старого-старого горя, но сейчас в глазах появилась решимость вперемешку со страхом. Сумасшедшая какая-то решимость. Отчаянная. И вместе с ней – ужас.
– Так, – Ит покачал головой. – Эри…
– А что – «Эри»? – спросила она. – Ну что – «Эри»? Ты мысли ведь умеешь читать, правда?
– Немного, и не всегда, – признался Ит. – Но тут и читать ничего не нужно. Мы – это всё-таки не они, и не уверен, что это вообще правомерно в принципе…
– А какая разница? – она нервно усмехнулась. – Я же всё равно умру, Ит. Очень скоро, ты же сам знаешь. Так почему… почему – нет? Почему неправомерно? Что это может изменить?
– Это может окончательно сбить геронто, – Ит растерялся. – И ты…
– И что? Умру раньше? Ит, я уже умерла, тогда, когда они исчезли! Не надо было меня спасать… им, тогда… и вам, сейчас… не надо… вы сегодня всё правильно говорили, но что вся эта правильность, когда… я не хочу, как правильно! Ну можно же хотя бы попробовать?
Ит пристально смотрел на неё. В последние дни она всё больше и больше уходила под влияние геронто, и сейчас рядом с ним стояла женщина максимум лет тридцати, а то меньше. Блестящие, молодые, яркие карие глаза, светлая, почти не знавшая солнца кожа, короткие, едва до плеч, темные волосы; нет, Эри вовсе не была красавицей, но в этот момент Ит ощутил то, что уже не в силах бороться с тем, с чем он старался бороться последние полторы недели. В ней было что-то такое, что притягивало их, как магнит притягивает железо. И его, и Скрипача. Нечто абсолютно иррациональное, не поддающееся логике и правилам. А еще он понял, что сейчас, тут, в этой комнате, перестали почему-то действовать все запреты и ограничения; и даже совесть куда-то подевалась, даже мысли про эту самую совесть.
Невозможно…
– Что же ты со мной делаешь, – прошептал Ит.
– Ничего, – шепнула она в ответ.
– Да как же, – криво усмехнулся Ит. – Я не монах-бенедиктинец. Вот только не говори про благотворительность! Это уже не я, это ты…
– Ит, но… я не умею, – кажется, она сама ужаснулась собственной смелости. – Совсем не умею.
– И боишься, – кивнул Ит.
– И боюсь, – согласилась она.
– Тогда у меня будет предложение. Давай просто поваляемся рядом, и поговорим. Даже раздеваться не будем, хорошо?
Эри с явным облегчением кивнула.
– Но может быть, всё-таки… – робко начала она, но Ит тут же ее перебил.
– Только если ты сама решишь, что хочешь этого.
– Я хочу, но мне страшно.
– Вот поэтому давай сделаем так, как я сказал.
***
– Всегда тепло? – переспросила она.
– Почти. Зимой прохладно, – Ит лежал рядом с Эри, и тихонько гладил ее по волосам. – Плюс пять, ну, десять. Днем. И дожди. Зимой много дождей.
– А снег?
– Очень редко бывает. Терра-ноль, она вообще теплая планета. И добрая… то есть была добрая, – поправился он. – Сейчас не очень.
– Почему?
– Потому что там идет несколько войн. Ну, так получилось, долго рассказывать… мы работали последние полтора десятка лет в миссиях, врачами. От конклава-наблюдателя. Зарабатывали на приданое дочкам.
– Заработали? – Эри чуть-чуть придвинулась к нему.
– А как же, – улыбнулся Ит темноте. – Обязательно. Они сейчас в университете учатся, межмировом. То есть уже доучиваются… Они взрослые, у них теперь своя жизнь.
Лежать вот так, в одежде, на узкой кровати, было странно и непривычно, но в то же время почему-то бесконечно уютно. За окном, задернутым старой шторой, сейчас шел снег, и поднялся ночной ветер – было слышно, как он бросает в стекло пригоршни сухих колких снежинок. Мороз. Сильный мороз, градусов тридцать, не меньше – и снегопад. Что же случилось с погодой на Соде?.. Сошла с ума? Ну никакой логики. Впрочем, сейчас без разницы.
– А ты их любишь?
– Конечно.
– А жену?
– Ты уже спрашивала, – напомнил Ит. – Да. Но иначе, не так, как в первые годы.
– А в чем разница? – требовательно спросила Эри.
– Не знаю, зачем тебе это, но если ты просишь, попробую объяснить, – Ит повернулся на бок, чтобы лучше видеть ее лицо. – Люди и не люди, они врастают друг в друга, понимаешь? Врастают, как дерево в скалу, пускают корни, становятся одним целым. Любит ли дерево скалу? А скала дерево? Очень часто они уже не могут друг без друга, дерево держит рассыпающуюся скалу корнями, а скала не дает дереву упасть в пропасть. Любовь ли это? Как ты думаешь?
– Я не знаю, – прошептала Эри.
– И никто не знает, – отозвался Ит. – Если ты имеешь в виду внешние проявления любви, такие, как поцелуи, секс, или что-то в этом роде, то это всё, конечно, есть. Обязательно. Не очень часто, потому что мы много работаем, но есть.
– Понимаю… – Эри задумалась. – Может быть, не совсем правильно понимаю, но… остроты нет, ведь так? Знаешь, вот сейчас… просто потому, что ты рядом, у меня ощущение… словно я босая стою на снегу. Ит, я неправильно, наверное, говорю…
– Правильно, – кивнул Ит. – Ты всё правильно говоришь, но пойми, это закономерно. Это у всех происходит, исключений нет. Это время.
«А вот на счет босиком на снегу, это она права, – подумалось ему. – Не только босиком. Еще и без одежды. Совсем. И на ветру».
– То есть если бы они… они остались со мной, это тоже потом получилось бы так же, как у вас в семье, да? Или нет?
– У нас в семье всё несколько иначе, – обтекаемо ответил Ит. – Я бы не сказал, что ощущение остроты мы совсем потеряли… просто испытываем его значительно реже, чем раньше.
– А я? – робко спросила Эри. – Что ты чувствуешь сейчас… ко мне?
Ит замялся. Сказать вслух то, что он сейчас чувствовал, он не решился бы никогда и никому. По одной простой причине: он в жизни не умел говорить настолько откровенно. Поэтому, подумав с полминуты, он осторожно ответил. Максимально осторожно и деликатно, и при этом – максимально честно.
– Меня к тебе тянет, и мне хочется быть с тобой. С одной стороны, я понимаю, что это неправильно – из-за семьи, из-за того, что это, по сути, измена. С другой – я ничего не могу с собой поделать. И я не понимаю, почему это происходит. До твоего появления такого со мной никогда не происходило.
– Я тебя загнала в угол?
– По сути дела, да, – Ит снова провел ладонью по ее волосам. – Но я ничего не имею против. А еще мне почему-то кажется, что мы поступаем правильно. Что так и должно быть.
– А если мы ошибаемся?
– У всех есть право на ошибку, – пожал плечами Ит. – В общем, ты как хочешь, а я сниму хотя бы свитер. А то в свитере под одеялом мне уже жарко.
***
Полностью они так и не разделись – Ит поймал себя на мысли, что, во-первых, он впервые в жизни пытается заниматься сексом в майке, и, во-вторых, он пытается заниматься сексом с девушкой, у которой до этого секса никогда не было. Хоровод мыслей, что всё бывает в первый раз, истерических мыслей, идущих в раздрай мыслей, никак не унимался; Эри, видимо, ощущала нечто похожее, поэтому первые полчаса ушли на то, чтобы дать ей понять – не нужно вздрагивать от каждого прикосновения, да и вообще, бояться нечего. А ведь я сам был еще хуже, думал Ит, и бедный Фэб, сколько же терпения ему потребовалось, и сколько выдержки… ему ведь тоже тогда хотелось, и ничуть не меньше, чем мне сейчас, а я, кретин, тогда вообще про него не думал, я же только про себя думал, эгоист тупой, а он терпел, и мои выкрутасы терпел, и рыжего… Куда там Эри до нас! Господи, да он святой, Фэб…
У нее оказалась чудесная кожа, нежная, бархатная на ощупь, и лежать с ней рядом, обнимая, гладя, и шепча всякие глупости, тоже было очень приятно, и постепенно она перестала бояться, или почти перестала, и он, наконец, шепнул:
– Давай попробуем… только учти, в первый раз нормально не получится… ни у кого не получается…
– А когда получается?..
– Во второй раз, в третий… у кого как… не бойся, клянусь, я не сделаю тебе больно… если будет больно, то сразу остановимся…
…Он не ожидал от себя такой реакции. В жизни такого раньше никогда не происходило, ни с кем. Это были не просто какие-то приятные ощущения, давно выверенные и знакомые, нет, ощущение оказалось совершенно новым, невероятным. Падение в бездну и взлет одновременно, но дальше нельзя, надо замереть и ждать, и как же это невообразимо трудно, и в то же время – невообразимо прекрасно. В первую минуту он пытался как-то совладать с бешено колотящимся сердцем, а потом всё-таки как-то сумел спросить: