– О, это входит в мои инструкции, – жизнерадостно сообщил полисмен. – Мы хотим иметь полную гарантию, что никаких вопросов насчет побега не будет, если ты все-таки смоешься. А теперь, понимаешь ли, я точно знаю, что поставил тебя в известность.
– Большое спасибо, – поблагодарил я.
– Дверь остается незапертой, – продолжал он. – Можешь закрыть ее изнутри на засов, если нервничаешь, а пожарный выход в другом конце коридора.
– А через парадное нельзя выйти?
– Оно под охраной, – повторил он.
– Что же, рад ознакомиться со всеми правилами, – объявил я. – Теперь мне, по крайней мере, известны размеры ловушки.
– Ловушки? – переспросил полисмен.
– Вот именно, – подтвердил я. – Инспектор Хобарт пожертвовал бы глазным зубом, чтобы подтолкнуть меня к пожарной лестнице и заставить пуститься в бега. Ему это очень понравилось бы.
– Может быть, – бросил полисмен и вышел.
Я позвонил в бюро обслуживания, заказал двойной коктейль «Манхэттен», филе «Миньон», бифштекс с кровью, жареную картошку, кофе и яблочный пирог.
Мне пообещали прислать наверх все, кроме коктейля. Спиртное приказано было не доставлять.
Я включил телевизор, посмотрел последние двадцать минут детективной программы. Потом пошли новости и прогноз погоды. После этого принесли еду. Я расправился с ней, позвонил официанту, чтобы забрали посуду, и проглядел газеты.
В них содержалось немножечко всякой всячины об убийстве в отеле в центре города – так, обычная чушь: полиция движется «по горячим следам» и надеется задержать подозреваемого «в течение следующих сорока восьми часов».
Привычный шаблон – репортеры должны писать статьи, полиция должна заверять налогоплательщиков, что находится на своем месте.
Уже давно стемнело, когда я услышал нерешительное постукивание в дверь.
Прошагал через комнату и отворил дверь. На пороге стояла Хейзл Даунер.
– Дональд! – вскричала она.
– А кто бы вы думали? Мир тесен. Входите, устраивайтесь поудобней. Как вы меня отыскали?
– Я следила за вами.
– Каким образом?
– Мы выяснили, что вас задержала полиция. Мой адвокат, Мэдисон Эшби, позвонил из Лос-Анджелеса и сказал, что собирается применить «Хабеас Корпус», если вас не отпустят. Они ему пообещали вас выпустить в течение часа и доставить в отель.
– И что потом?
– Я поддерживала с ним связь отсюда, из Сан-Франциско. Он мне дозвонился и все рассказал, я пошла и расположилась перед управлением. Когда полисмен в штатском повез вас оттуда, последовала за вами.
– А потом?
– Не стала рисковать, выждала пару часов, после чего отвела на стоянку машину, взяла такси, погрузила кое-какой багаж, явилась сюда, набралась храбрости, прошмыгнула мимо полисменов в штатском, которые дежурят на лестнице, зарегистрировалась и получила номер.
– Зарегистрировались под своим именем?
– Нет, конечно.
– Есть вероятность, что вас могли узнать?
– Не думаю. Им неизвестно, что я здесь.
– Ну да, – хмыкнул я, – много вы знаете! Ладно, стало быть, вы тут, в отеле.
– Вот именно.
– Что ж, безоговорочно рад вас видеть. А то уж боялся, как бы не пришлось провести вечер в одиночестве.
– Что мы теперь будем делать, Дональд?
– Чем бы вы пожелали заняться? – полюбопытствовал я.
– Мне хотелось бы выяснить, что случилось с деньгами Стэндли… с моими деньгами.
– А как по-вашему, что с ними случилось?
– По-моему, они у Ивлин Эллис, только все как-то стало ужасно запутываться.
Я схватил листок бумаги и написал: «Номер прослушивается. Подыгрывайте мне».
Показал ей листок, она гортанно расхохоталась и проговорила:
– Хорошо, Дональд, в конце концов, вы проделали для меня немалую и нелегкую работу, и, на мой взгляд, неплохо бы нам как-нибудь поразвлечься.
– Ладно, – согласился я, – давайте присядем, и я посмотрю, нельзя ли раздобыть выпивку… О, черт! Раздобыть выпивку невозможно. Спиртным меня снабжать не желают.
– Почему? Неужели вас принимают за мелкую сошку?
– В некотором роде, – пояснил я, – меня держат под охраной полиции.
– В чем дело, Дональд? – изумилась она.
– Дайте подумать, – попросил я. – Мне надо во всем разобраться как следует. Посидите-ка тут. Я должен попудрить нос. Сейчас вернусь.
Она опустилась на диван. Я приложил к губам палец и сел рядом. Выхватил блокнот и нацарапал: «Подыгрывайте. Плетите любую дичь, что угодно, но ничего такого, о чем, на ваш взгляд, не должна знать полиция. Возможно, они засадили в номер три разных „жучка“. Я буду излагать факты, отвечайте с осторожностью. Конкретных вопросов не задавайте, я, может быть, не смогу на них отвечать».
Хейзл прочла, я разорвал записку, прокрался на цыпочках в ванную, спустил клочки в унитаз, с шумом повернул дверную ручку, протопал назад и сказал:
– Ну, я действительно рад вас видеть. Приготовился к одинокому вечеру, то есть предчувствовал, что проведу его в одиночестве. И не испытывал ни малейшего энтузиазма по этому поводу.
– Не могли бы вы мне рассказать обо всем происшедшем, Дональд?
– Разумеется, – откликнулся я. – Обо всем я рассказывать не собираюсь, хочу кое-что придержать про себя, но в целом произошло следующее. Я приехал сюда оглядеться и попробовать отыскать вашу исчезнувшую любовь, но, естественно, к тому времени, как реально вступил в игру, с ним покончили, и я принялся шуровать вокруг, стараясь выяснить что-нибудь насчет убийства.
Впрочем, убийство меня занимает не слишком, поскольку я знаю, что вас интересуют пятьдесят тысяч. Скажите, Хейзл, вы очень любили Стэндли?
– Конечно, я очень его любила, – подтвердила она. А через какое-то время добавила: – Я многих любила. Когда у кого-то имеется пятьдесят тысяч, его легко полюбить.
– Вы уверены, что они у него имелись?
– О да. Он был битком набит деньгами.
– Но вы уверены, что у него имелись пятьдесят тысяч?
– Ну, у него была целая куча денег, Дональд. Он обещал мне шестьдесят тысяч.
– Обещал?
– Да, собирался преподнести как обеспечение на будущее.
– А потом что стряслось?
– Вы же знаете, что стряслось. Принялся заговаривать о каких-то делах – надо якобы сделать то да се, пятое, десятое – и напускал все больше туману по поводу своих намерений на мой счет. А началось это все незадолго до того, как я узнала про Ивлин Эллис. Знаете, женщины это каким-то образом всегда узнают. Наверно, у нас на сей счет особая интуиция.
– А потом? – не отставал я.
– Ну, Дональд, если хотите услышать всю правду, то я совершила большую ошибку. Пошла не с той карты. Вместо того чтоб вмешаться вовремя и отшить другую женщину, сваляла дурочку.
– Что же вы сделали?
– Ох, обвинила его в измене, закатила сцену и все прочее, что с такой легкостью взбредает на ум женщинам в подобных обстоятельствах и к чему им следовало бы прибегать в самую последнюю очередь.
– А дальше?
– Дальше я поняла, что он готов улизнуть. Думала, обеспечит меня сполна перед разлукой, но этот скот просто смылся, ничего не оставив. Поэтому я наняла вас, чтобы вы попытались его отыскать. Если б сумели найти, я получила бы у него деньги.
– Много?
– Не знаю. Как я вам говорила, он сулил шестьдесят тысяч, чтоб выглядеть посолидней, только это всего-навсего цифры. Может быть, выцарапала бы тысяч пятнадцать-двадцать. Понимаете, я обратилась к вам и к вашей партнерше в поисках выхода. Боюсь, я вела себя не совсем честно, Дональд.
– А каким образом вы заставили бы его расплачиваться?
– Я слишком много о нем знаю.
Я подмигнул одним глазом и провозгласил:
– А теперь слушайте, Хейзл. Я хочу, чтоб все было расставлено по местам. Есть хоть какой-то намек на его связь с ограблением бронированного автомобиля?
– Я не думаю, Дональд. Не считаю, что есть хоть намек на какой-нибудь шанс.
– Говорите мне правду. Вы знали Баксли?
– Он звонил пару раз. Не знаю, откуда у него номер моего телефона.
– Вы никогда не назначали с ним встреч?
– Боже сохрани, нет!
– Вы заявили мне, будто ответили Стэндли «да» перед алтарем. Это правда?
– Нет.
– Вы никогда не были с ним женаты?
– Я ответила ему «да», только не перед алтарем, а в автомобиле.
Я написал в блокноте: «Продолжайте разговор. Говорите о чем угодно. Не умолкайте».
Она бросила на меня вопросительный взгляд и продолжала:
– Вы, наверно, меня считаете какой-нибудь шлюшкой, и, может быть, так оно и есть. Только, по-моему, не имеете ни малейшего представления о переживаниях девушки, которая чувствует себя лишенной единственного, по-настоящему необходимого женщине права – права на обеспеченное существование.
А потом возник Стэндли. Он хорошо обходился со мной и был битком набит деньгами. Не знаю, где он их заколачивал, но у меня есть неплохая идея. По-моему, он с каким-то партнером держал букмекерскую контору. А со мной нянчился изо всех сил. Хотел для меня очень многое сделать… по его собственным заверениям. Денег давал вволю, и я надеялась получить впоследствии гораздо больше, но тут все это произошло. Он по-прежнему обещал мне полное финансовое обеспечение. Говорил, будто собирается перевести на мое имя шестьдесят тысяч долларов.
– Пятьдесят или шестьдесят? – уточнил я.
– Шестьдесят, – настаивала она.
– Продолжайте, – сказал я.
И пока она продолжала, написал следующее послание:
«Возможно, подслушано все, о чем мы говорили. Возможно, записано на магнитофон. Мне надо уйти. Им это на руку – объявят побегом, который доказывает вину. Я хочу, чтобы вы притворились, будто уходите, а уйду я. Стукну дверью, но надо создать впечатление, что вышли вы. Попрощайтесь со мной, скажите еще что-нибудь в том же роде. Потом вернитесь и постарайтесь, чтоб вас было слышно. Включите телевизор, пусть работает. Переключайте почаще программы, чтобы они знали, что в номере кто-то есть. Спустите в туалете воду. Кашляйте, только, конечно, не позволяйте услышать свой голос. Сидите до полуночи, смотрите телевизор, переключайте программы. Потом, если я не вернусь, ложитесь в постель. Время от времени просыпайтесь и кашляйте. Дверь оставьте незапертой, чтобы я мог войти. Сумеете? Если да, по