ции произойдет еще большая криминализация, и тогда в этих альтернативных ядрах возникнут очаги общества катакомбных ценностей.
Но тогда (и опять-таки неизбежно) в эти катакомбы придет какой-нибудь Аслан или Ванька-Кривой и скажет: "Слушай, мне нравятся твой дом и твои компьютеры. Вали отсюда!" И тогда для каждого, кто готов отстаивать свои катакомбные ценности, станет актуальным закон об оружии. И эти альтернативные ядра разделятся на тех, кто будет, как субъект, отстаивать свои катакомбные ценности, и тех, кто не будет отстаивать.
И вот с теми, кто сумеет себя в такой ситуации отстоять, и можно будет говорить на левом или другом языке. И проблема окажется в том, найдутся ли ценностные очаги, которые сумеют быстро войти в диалог и соединить остаточные куски живой социальной ткани таким образом, чтобы по ней прошел нервный импульс. Сегодня до этого далеко. Но в ситуации, которую я рассматриваю как наихудшую из худших возможностей, для остановки регресса останется лишь этот шанс – на уровне гражданской самозащиты. Повторюсь, это самый худший уровень возможностей общества, но и этот уровень мы сегодня должны рассмотреть.
Но если мы не хотим, чтобы этот наихудший уровень стал актуальной неизбежностью, то надо, пока не поздно, вернуться к проработке других возможностей, которые еще содержит в себе реальность. Продолжим такую проработку и рассмотрим очень важный вопрос – о смене ценностных циклов и социальных макротенденций. Позволю себе образные сравнения. Общество как бы плыло до конца 80-х годов в "коммунистической лодке". Но та лодка "тонула" с конца 70-х годов, а концу 80-х стала тонуть просто катастрофически. И вот Ельцин первый понял, что надо пересесть в другую, либеральную, лодку. Позже в нее начали перепрыгивать и другие члены Политбюро. Эта лодка привезла нас туда, где мы сейчас находимся. Теперь – главное: эта либеральная лодка тонет. Так же, как коммунистическая в конце 70-х годов. Все, конец. Хорошая она или плохая – неважно. Умный рулевой Чубайс или нет – не главный вопрос. В днище этой лодки дырки, которые не залатать. Нет среднего советского класса, в пределах которого создавалась либеральная парадигма, того "авторитетного" лидера, каким была диссидентская группа внутри советского среднего класса, нет даже прежнего единства власти и этой группы.
По поводу последнего – простой пример. Все прекрасно знают, что Ельцин "сдал" Собчака. Интеллигенция, которая привыкла, что в результате ее обращений все начинают шуметь и падать в обморок, подписала письмо в защиту Собчака. И что? Академик Лихачев сказал: "Ну зачем же столько ОМОНа? Нельзя разве было интеллигентно все сделать: "господин Собчак, а не пройдете ли вы с нами?" Интеллигенция дискутирует на уровне технологий выполнения спецопераций! А власть безмолвствует и ухмыляется.
Может быть, есть еще какая-нибудь, третья, лодка, которая повезет общество дальше? Дай Бог. Тогда это вопрос власти, потому что власть, этот самый чертов капитал, еще может создать программированное социальное действие. Но они, похоже, если и могут, то не хотят.
Если же на уровне власти и макросистемы нет политического ресурса для программированного социального действия, отбора людей, стягивания их вместе, мощных продуманных комплексных акций и т.п., – значит, мы должны готовится к другому, к постсоциокатастрофическому действию. К действию, которое реализуется в микрогруппах социума, потом, реализуясь, расширяет свой социальный радиус и укрепляет микросоциальные связи, а потом, связывая микроструктуры, успевшие обрасти тканью "социальноблизких", склеивает социум заново. При этом, если кто-либо организует серьезные и эффективные макродействия, я буду безмерно счастлив. Но мой опыт и навыки политического прогнозирования подсказывают, что этого не будет. Тогда бесполезно говорить о том, как все рухнет и какие ужасы нас ожидают. Тогда нужно честно ответить на вопрос, где и какие есть возможности выбраться из этого. Грубо говоря, для постсоциокатастрофической борьбы понадобится новая интеллигенция. А она не создается внезапно, на пустом месте и из ничего.
Но все наше обсуждение осмысленно лишь в том случае, если ценностно-производящее ядро не нарушено так глубоко, что народ вообще не откликнется ни на какое слово правды. И здесь снова скажу о своем опыте. Я в отпуске, сижу в своем деревенском доме, работаю, а рядом бабушка-соседка сидит. Я им журналы и книги свои посылаю, они читают, у нас уже дружба и длинные разговоры. Но, когда посреди разговора я произношу слова "по справедливости", она вдруг начинает дрожать. У нее дрожат лицо, губы: "По справедливости я бы и за полкуска хлеба…" У меня даже не хватило духа спросить, что она имеет в виду. Но ясно, что она имеет в виду не прошлую более или менее сытую жизнь, и не нынешнюю, а что-то другое.
И второй пример. Я предложил местному мужику такую аналогию из своего геологического опыта: "Экспедиция, навигация окончилась, у меня 3 мешка с мукой и 10 человек, а следующий вертолет прилетит не скоро. Моя задача – не погубить людей. Знаю, что от меня иные захотят демократии или чего-то еще. Но у меня есть наган. И на любую попытку мародерства я отвечу пулей". Мужик отвечает, что люди не реагируют на сегодняшнюю ситуацию как на ситуацию выживания, – все-таки телевизор еще говорит, есть картошка. Я спрашиваю: "А если еще хуже будет? Найдутся люди, готовые ответить?" Он говорит: "Да, конечно. Тут же, в этой пьяной деревне, найдутся". Как только поймут, что это привычная, в генах сидящая, ситуация выживания.
Твердо убежден, что последний уровень, на котором возможно реальное противодействие наихудшему сценарию, который я описал,- это уровень гражданской самозащиты и ценностных микрогрупповых молекул, которые надо успеть (что неимоверно сложно) каким-то образом увязать в линейные цепи и сложные пространственные структуры. И я лишь желаю всем нам, чтобы до этого последнего уровня не дошло, чтобы подобный сценарий оказался все-таки избыточно пессимистическим, чтобы противодействие возникло на более высоких уровнях.
Но пока я других уровней не вижу. Партия – "наш рулевой" лишь тогда, когда она объята единым полем мощных ценностей. Если этого поля нет, – партии нет, сколь бы многочисленна она ни была. Я не верю, что сегодняшние правоохранительные органы – с Куликовым, без Куликова, с любым другим генералом во главе – в состоянии остановить отсчитывание пачек денег, о котором я рассказал. Это невозможно останавливать в рамках нормативного действия. Для этого нужно ЧК. Я не верю в то, что кто-нибудь отберет власть у Ельцина. Потому что люди, описанные в книге Коржакова, власть не отдадут. Потому что компартия ждет одного – когда эта власть упадет ей в руки, а этого не будет. Я даже не верю в то, что Лужков, например, мобилизует остаточный национализм и куда-то решительно двинется. Все расплывется между интрижными судорогами, оглядкой на свои экономические интересы и пр.
Но проблема, повторю, вовсе не внутрироссийская. Вокруг идут учения НАТО, самолеты летают с дозаправкой в воздухе, Фри докладывает. Мы, к сожалению, гарантированы, что спокойно гнить нашему обществу не дадут. А в неспокойном процессе гниения надо искать возможности что-то выстроить. Если "нечто" появится на уровне гражданской самозащиты, то, может быть, это и станет прологом к созданию нового общества. Здесь есть громадная опасность – это "нечто" может распасться на секты и навязать потом населению все издержки и уродства сектантства. Но сектантство может и не возобладать. И это зависит от того, насколько ясным будет понимание ситуации, уровня реальных угроз и насколько мы найдем те ясные и необходимые слова – я недаром сказал о слове "справедливость", – которые смогут оказаться общим знаменателем объединения и роста.
Мы сейчас на развилке. Я лично сейчас на развилке. Я не готов внутренне признать, что остался только крайний левый вариант, а этот, нынешний, похоронен. Я не могу себе это позволить, не испытав до конца всех шансов этой государственности, этого мобилизационного потенциала. Я понимаю, что вариант построения структур власти из вышедшего наверх сегодня "политического вещества", если он возможен, все-таки будет куплен для той же Костромы или Калуги меньшей ценой, чем вариант, при котором все нынешнее элитное поле будет скашиваться крайне левым серпом. Люди, которые кричат "до основанья", видимо, просто забыли, что значат такие слова.
Но еще несколько шагов в сегодняшнем направлении – и нынешняя элита сама окончательно похоронит госкапиталистический вариант. Класс, пришедший к власти и не сумевший удержать власть и государство, обречен исторически. И никто с ним в данном случае не воюет! Он сам является своим могильщиком, а все остальные только констатируют этот результат. Если (на что я слабо, но все же надеюсь) "самозакапывания" госкапитализма не произойдет, то форсированное создание левых движений можно отложить на ближайшие 10-15 лет. Будет Россия – будут и левые движения.
Но если этот класс намерен идти ко дну и утопить вместе с собой Россию, то остается только одно: надо отсечь его от страны, и пусть он идет ко дну или куда угодно, а страна всплывает. Пока что я не вижу людей, способных это возглавить, не вижу сил, которые реально это исповедуют, и очень боюсь, что эти силы начнут рождаться лишь на стадии и в недрах гражданской самозащиты.
8. Фактор Ельцина
Однако что же сегодня происходит в нашей элите (оставим за скобками вопрос о том, класс она или не класс)? В чем то, что в докладе названо "их возможности"?
Я всегда говорил, что Ельцин не Брежнев по многим показателям. Один из таких показателей – его знаменитое фордыбаченье, когда он собрал членов Совета Федерации и начал читать текст, который начинался очень по-брежневски: "Дорогие друзья! Очень трудно было собрать вас всех за одним столом…" Здесь Ельцин, оторвавшись от текста, произнес что-то вроде: "А чего трудного? Вам только скажи, вы мухой прибежите!" Брежнев этого не мог сделать ни за что. Все анекдоты про Брежнева говорили о чем? О священнодействии уставшего и одряхлевшего бюрократа с написанным слово