обы с папским послом в Москве обращались с таким же уважением. Летопись наивно дает ключ к тайне: православный в России, перекрещенный по греческиму обычаю, Вольпе тщательно скрывал в Италии свое отступничество, без стеснения выдавал себя ревностным католиком. Доселе он играл двойную игру совершенно беспрепятственно, но теперь комедия рисковала превратиться в трагедию. Боярин Федор был стоек; пришлось уступить, благодаря чему въезд мог совершиться мирно.
12 ноября по дороге, покрытой снегом, София прибыла в Москву. Эта столица, столь же обширная, сколь мало изящная, покрытая своим зимним саваном, с жалкими деревянными домами, с однообразными рядами лавок, с городскими полуразрушенными стенами, со скромным Кремлем, должна показаться скучной и печальной принцессе, привыкшей к блеску Рима и Византии. Густая толпа любопытных стояла на всем пути поезда, в особенности при входе в собор, который София по прибытии должна была посетить первым делом. Митрополит ждал ее там в полном облачении. Он благословил ее и ввел в палаты княгини Марии, матери Ивана. Здесь произошло первое свидание с великим князем. Минута была торжественная. Какое впечатление должна была испытать царственная сирота без средств и почти без родины, готовясь стать супругою великого монарха? История не открыла нам этой тайны. Иван носил уже прозвище Грозного, и оно осталось бы за ним в истории, не отличайся своей жестокостью его внук – царь Грозный между всеми. Иван III был высокого роста, худощавый, но красивый. В чертах его лица, вероятно, обнаруживалась свирепость, выдававшая характер. Легенда, записанная Герберштейном, уверяет, что от его взгляда женщины падали в обморок. Может быть, в этот день луч благосклонности и любви сверкнул на его челе и позволил Софии надеяться на счастливое будущее. Впрочем, тут было не до размышления; немедленно же отправились в скромное деревянное здание, временно заменявшее собор, который разрушился. Митрополит совершил таинство и благословил супругов. Мы лишены подробностей об этой церемонии. Летопись сухо перечисляет присутствующих: мать великого князя, его сын от первого брака Иван, его два брата Андрей и Борис, князья и бояре, легат Бонумбре со своими римлянами, Дмитрий Траханиот, посланник Палеологов, точно так же, как и греки, прибывшие с ним.
На другой день Иван дал аудиенцию иностранным представителям и принял подарки, которые они предложили ему от имени своих государей.
Бонумбре провел около десяти недель в Москве. С его пребыванием в столице связано особенное воспоминание. Читатель помнит, что религиозный вопрос был поднят в Риме. Возбуждены сомнения относительно веры русских. Путешествие легата представляло лучший способ рассеять их. Мы не знаем, каково было содержание его инструкций и размеры его полномочий. Вольпе предложил произвести исследование, уверяя, что русские охотно согласятся на поучение и исправление со стороны представителя папы. Этот последний мог, без сомнения, убедиться, что целая пропасть существует между действительностью и теми речами, которые держались в Риме. Однако же если не исследования веры, то, во всяком случае, прения о ней состоялись в Кремле. Задача защищать русскую церковь, естественно, выпадала на долю митрополита, который избрал себе в помощники Никиту Поповича, славившегося своей глубокой ученостью. Если положиться на показание русской летописи, которую вовсе нельзя проверить другими рассказами, то победа русских была столь же блестяща, сколь полна. Бонумбре будто бы был не в силах бороться со страшным Никитой. Этот искусный боец не замедлил обезоружить своего противника: «Книг нет со мной». «Жалко, – пробормотал легат, – мне нечего ответить». Напомним здесь для сопоставления, что веком позже та же честь легкой победы досталась, по русским источникам, на долю Ивана IV в его прениях с Поссевином. Тонкие аргументы царя в 1582 году сводились к четырем главным положениям: папа заставляет себе поклоняться, как Богу, и носить себя на носилках, бреет бороду и крест блестит «на сапоге». Захваченный врасплох, поставленный в тупик, Поссевин тщетно будто бы пытался дать объяснение и замкнулся в совершенное молчание. Поражение не могло быть более унизительным. Об этом свидетельствуют современники, а историки, как Николай Устрялов, долго еще будут повторять, что царь Иван заставил умолкнуть ученейшего из иезуитов.
Вопреки более или менее неприятным перипетиям исход переговоров Бонумбре, кажется, был мирным. Он уехал из Москвы 26 января 1473 года, осыпанный подарками великого князя. В Вильне литовские епископы и магнаты представили папскому легату послание Сиксту IV, текст коего до нас не дошел. Не получив ответа, те же лица написали его вторично с пометкой от 14 марта 1476 года, свидетельствуя о своей вере и своем единении со Святым престолом. Это единственный документ, где находится намек на легата Антона. С этого времени его следы исчезают совершенно.
Сикст IV сам, кажется, не имел прямых сношений с Иваном III. Имя московского великого князя упоминается только еще раз папой по следующему поводу. В 1484 году король Казимир, уверившись, что его соперник ищет в Риме честолюбивого титула императора или короля «всего рутенского народа», энергично протестовал, прося папу ничего не решать до прибытия польских послов. Этот шаг был преждевременным, ибо никто еще не возбуждал этого вопроса при Святом престоле. Сикст IV поторопился тем не менее разуверить польского короля и обещать ему, что в случае надобности его правам оказано будет уважение.
Глава 5. Дело с Тревизаном
Жалобы и подозрения против Вольпе. Отозвание Тревизана в Венецию. Москва и Золотая Орда. Цель посольства Тревизана раскрылась. Гнев Ивана. Изгнание Вольпе. Тревизан присужден к смерти. Его спасает вмешательство других иностранцев. Переписка с Венецией. Синьория провозглашает о правах Ивана на Константинополь. Возвращение Джиларди в Москву. Отъезд Тревизана в Золотую Орду. Успех его. Тревизан в Вильно. Бонаккорди в Венеции. Поляки и татарский вопрос. Тревизан отозван. Контарини в Москве. Подозрения Ивана против Тревизана. Хорошие отношения с Венецией
Празднование свадьбы Ивана было омрачено происшествием, которое едва не имело роковых последствий и к которому нам нужно еще вернуться. Мы изложим ход дела по фрагментарным данным русских летописей, пополняя их венецианскими документами, которые еще, нам кажется, не поведали никому своей тайны.
Читатель помнит, что синьория послала в Москву Джана Баттисту Тревизана в апреле 1471 года с двоякого рода поручением: проверить на месте сообщения Джиларди и Вольпе и отправиться затем в Золотую Орду, чтобы вести там переговоры о войне. Этот дипломат устанавливает тот факт, что Вольпе не оправдывает никоим образом доверие, которое ему оказывалось. Его патриотические чувства были подчинены корыстолюбию, и татарский союз должен был доставить ему большие выгоды. Вмешательство великого князя разрушило бы его экономические расчеты; важно было его устранить совершенно. Хитрый итальянец окружил себя тайной и выдал Тревизана за своего племянника, явившегося устраивать семейные дела. Он имел в виду лишь сопутствовать ему в Орду, но позже, ибо раньше он должен был вновь отправиться в Италию и привезти в Москву принцессу Зою. После отъезда своего соотечественника Тревизан увидел себя в тяжелом одиночестве. Не зная языка страны, считая, что или ему изменили, или оставили его как заложника, он высказал свои опасения своему правительству. Они произвели впечатление и показались тем более основательными, что Вольпе, находившийся уже в Италии, вместо того чтобы явиться для откровенных объяснений, не рисковал дойти до Венеции. Синьория была этим в высшей степени оскорблена, и, отказавшись от переговоров с татарами, 27 апреля 1472 года она объявила своему секретарю приказ вернуться. На свою беду, тот не выехал тотчас же и едва не заплатил головой за это промедление. Поручение было более деликатно и опасно, чем могли думать венецианцы.
В самом деле, отношения Москвы в Золотой Орде, отныне уже близкой к падению, становились все более и более враждебными. Русские государи не расточали более своей казны в Сарае. Недавние победы скорее внушали надежду вполне сломить татарское иго. В 1472 году негодующий на поражения, возбуждаемый королем Казимиром, жаждая отмщения, хан Магомет напал на Россию во главе многочисленной армии. Кровопролитные столкновения произошли на берегах Оки. Татары, лишенные поддержки поляков, на которых они чересчур положились, были разбиты и обратились стремительно в бегство. 23 августа Иван вернулся в столицу, победив врага, но не окончив войны. Золотая Орда не разоруживалась, Магомет оставался непримиримым врагом Москвы. Вести с ним переговоры без ведома великого князя, хотя бы о походе против турок, было предприятием в высшей степени рискованным. Тревизан должен был в том отдавать себе отчет и никому не открывал цели своего посольства. Иван ничего не подозревал, когда роковая нескромность раскрыла тайну.
В конце 1472 года, едва явившись в Москву с Софией Палеолог, итальянцы и греки ее свиты были очень изумлены действиями Тревизана. Возникли распри и споры, и вновь прибывшие донесли на венецианцев великому князю. «Тревизан, – сказали они ему, – послан дожем Николо Троно к хану Золотой Орды, чтобы предложить ему подарки и поднять татар против турок». Венецианские документы все упреки в измене сосредоточивают на одном виновнике и глухо указывают причину, заставившую его действовать. Генуя соперничала постоянно с Венецией, а епископ Антоний Бонумбре был генуэзец. Хитрость или, вернее, коварство этого апостольского легата открыла будто бы русским намерения венецианцев. Кто бы ни был тут виновен, одно выступает с необыкновенной ясностью, что великий князь не знал до тех пор ничего о татарском посольстве и что тайна была обнаружена спутниками Софии. Как они сами узнали ее? Догадались ли, или дело это не обошлось без темных интриг? Вот вопросы, которые остаются нерешенными.
Нужно вообразить себе изумление и негодование деспотического Ивана, когда он узнал, что иностранный посланник завязывал при его дворе без его ведома двусмысленные сношения с смертельным врагом Москвы! Разве это не значило злоупотреблять гостеприимством, нарушать международное право, вызвать возмездие? Было приказано произвести дознание. Оно во всем подтвердило точность доноса и открыло великому князю, что Вольпе, посвященный в его замыслы, предполагал отвезти тайно Тревизана в Орду. Эта таинственность оправдывала все подозрения. «Воспламененный гневом», как говорит летописец, Иван изгнал в Коломну слишком предприимчивого Вольпе; его жена и его дети были отданы под надзор, а дом его был отдан на разграбление. Более жестокая участь ждала Тревизана: он был приговорен к смертной казни, и без вмешательства Бонумбре и других иностранцев несчастный венецианец, наверное бы, подвергся ей. Великий князь смягчился благодаря их энергичным просьбам и согласился сделать запрос дожу. Тревизан в оковах был отдан в ожидании под стражу Никите Беклемишеву.