В малолетстве нами занимались пестуньи, мы могли месяцами не видеть родителей, мать не кормила нас грудью, для этого были кормилицы, для отца же существовал только Владимир. Когда мы подросли, не отец и не мать не присутствовали на обряде пострига и подпоясывания мечом брата моего родного[1].
Это стало настоящей трагедией для брата, если бы не его наставник дядька – пестун, это возможно бы сломало его жизнь в будущем.
Нет, нас не наказывали плеткой или ещё как, на нас не кричали и не грозили кулаком, нас для отца и матери не существовало. Конечно, в силу возраста я не понимала отчего это так, жила, как жила, другого я и не знала. Только став старше, я осознала, что семьи у нас, как таковой не было.
Отец любил свою первую жену и сына от неё, для него он был русичем, таким, как и он. Мать не любила отца, это был муж, выбранный ей отцом. Для неё мы были дети от нелюбимого мужа, не понятно кто. А вот дети от первого брака, были дороги.
Мы с Василько были очень близки, много времени проводили вместе. Почти всё мы делали вдвоем, конечно взрослея, когда дети уже чувствуют разницу, что это мальчики, а это девочки, мы немного отдалились. Но всё равно мы были друг другу, самыми близкими людьми.
Брат здоровьем был не очень крепок, худенький, с большим животом, он в малом возрасте, был малоподвижен. Всё сидел на лежанке, или спал [2]. Только когда стал постарше, пестунья с ним много гуляла и разрешала ему бегать голышком, он вроде бы выправился.
Мне всего четыре было, брату шесть, но по росту мы наравне были. Оба мы светловолосые, пошли в отца, на лицо я больше была на мать похожа, а брат на отца. Росла я сорви головой, играла с дворовыми мальчишками в совместные игры в догонялки и салочки, в прятки и разбойников. А ещё мы играми в деревянные мечики, я частенько выходила победителем.
В один из дней мы с Василько сидели во дворе, играли в палочки. Я, как и брат была одета в штаны и длинную рубаху, издали нас, и спутать можно было.
Палочки мы раскладывали на земле, составляя разные фигурки. Вокруг мы не смотрели, занятые своим делом. Топот копыт лошади, раздался поблизости, но мы даже не подняли голову, то было привычное дело.
- Мелюзка, а ну отошли! – раздался поблизости голос Владимира.
Я подняла голову и встретилась с ним взглядом. Брату двенадцать, но он высокий и крепкий, плечистый, голос у него уж ломается. Вот сейчас он сидит на коне и смотрит на меня сверху. Презрительно кривил губы, усмехается.
Не успеваю сказать хоть слово, или палочки прибрать, а Владимир ударяет пятками в бока коня, а тот подается вперед и наступает копытами, на наши палочки, ломает нам всю игру.
Тут уж я не могу сдержаться, открываю рот.
- Ты что сделал! – кричу во всё горло.
Василько начинает плакать, я бросаюсь его успокаивать, слышу сверху смех.
- Девчонка сопливая, - я даже не успеваю понять, Владимир это мне или плачущему брату.
Хватаюсь за длинную оглоблю, и с размаху ударяю по сидящему на коне старшем брату. Так удачно получается, попадаю. Владимир сваливается с коня, не сразу соображает, что случилось.
А когда вскакивает на ноги, бросается на меня с кулаками.
Но добраться до меня он не успел, нас разняли пестуньи, растащили по разным углам, а потом увели в дом. Меня с братом заперли, мы просидели так, до вечера.
Вечером нас вывели и повели, по дому в мужскую половину. Там была опочивальня отца, старшего брата комната, гридницы большая и малая[3]
Князь Володарь сидел на лавке за столом, когда нас подвели к нему. Я внимательно посмотрела на своего отца, с любопытством рассматривая его вблизи. Не часто я его видела, а вблизи и то наверное впервые.
По другую сторону стоял Владимир, он склонил голову и хлюпал носом. Не знаю, бил ли его отец, всё может быть, но брата Василько, бить я точно не дам.
Князь повернул голову к нам, смотрел и молчал.
- Нажаловался, ябеда, - это я брату старшему.
- Молчать! – отец грохнул кулаком по столу.
- Паршивец, - тут же второй рукой схватил Василько за шиворот.
- Не тронь братца, - не о чём не думая, я потянула за рукоять тяжёлого меча, что висел на поясе у отца.
Он этого не ожидал, не успел даже воспротивиться, и что-то сделать.
Отец отпустил Василько, и упер взгляд в меня.
Меч был тяжеленный и длинный, а потому его конец я опустила в пол.
- Пшёл отсюда, - это князь, брату старшему Владимиру.
Владимир тут же скрылся из вида, я проводила его взглядом, ослабив внимание. Тут уж князь схватил меня рукой за шею, и выдернул меч из моей руки.
- Уйди и сопли подотри, до пола распустил, - это Василько, при этом отец оттолкнул его от стола.
В горнице мы остались вдвоем, отец больно сдавил мне шею. Нет, тогда я не задумывалась о том, что он мог свернуть её мне. Я ненавидела этого чужого мне человека, за то, что он обидел братца. Василько был единственным родным мне человеком, так я чувствовала тогда.
Володарь отпустил меня, я отступила на шаг.
Мы смотрели друг на друга, я насупилась, готовая к его нападению.
- Ты же не её дочь, - он закрыл глаза, потом рукой потер их.
Я стояла ничего не понимая, моргала.
- Софья, я дал тебе её имя, - его глаза заблестели, в них сверкнула влага.
Много позже я поняла, что это имя его первой жены. Они знали друг друга с детства, разница в возрасте у них была в четыре года. Обрученные родителями ещё в детстве, первая жена моего отца росла при дворе князя Глеба Менского[4]. Воспитывавшиеся вместе , они были очень близки.
- У тебя могла быть старшая сестра, но не судьба, - продолжил отец.
Мне стало его жалко, я прижалась и тихонько стала шептать.
- Ты не плачь, мы больше не будем драться. Я буду их разнимать, истинно говорю.
Он прижал мою голову к своей груди, и проговорил.
- Ступай, Софья и попридержи свой норов или недобро будет.
Я мотнула, соглашаясь головой, и тут же выбежала из горницы.
[1] Постриг и подпоясывание мечом княжича - посажение на коня, опаясывание мечом и постриг были обязательными элементами инициации юного княжича на Руси. У Татищева читаем, как в 1192 году князь Всеволод «учинил постриги сыну своему Юрию», а затем и сыну Ярославу. Интересно, что во время обряда пострига, 4-5-летнего мальчика сажали на стационарно установленное седло, а священник состригал ему прядь волос. Затем седло вместе с юным наездником перемещали на боевого коня.
С этого момента под руководством кормильчича княжич начинал обучаться верховой езде и воинским премудростям. В своем Поучении Владимир Мономах делится, как непросто ему давалась сия наука в юности: он часто падал с коня, «голову дважды разбивал, руки-ноги калечил».
Седло было обязательным атрибутом воинской подготовки, во время которой и князья, и витязи тренировались удерживаться на лошади, заскакивать в седло на ходу, переворачиваться, «луки гнути» и стрелять в мишени. К слову, мишени неожиданно высовывали из ямы «юные отроки». Они же бежали по полю с привязанными к палке щитами, чтобы воин тренировался поражать движущегося врага.
[2] Так описывают детей больных рахитом. В те времена дети не редко умирали из-за нехватки витамина Д.
[3] Гридница – комната гридней (воины охраны, дружинники), в большой гриднице обычно пировали князь с дружиной, и гостями. В малой, князь с ближним воинами.
[4]Обручение княжеских детей - в истории не редки случаи когда княжеских детей обручали в юном возрасте и отправляли жить в дом будущего мужа.
Пример: Верхуслава Всеволодовна (в крещении —Анастасия; ок. 1180 — ок. 1220) — дочь Всеволода III Юрьевича Большое Гнездо.
Ее отцом был знаменитый русский князь Всеволод Большое Гнездо, правивший во Владимире во конце XII века. Как вы понимаете, по его прозвищу, детей князь имел много. В том числе и девочек.
В рамках обычной для того времени матримониальной дипломатии он использовал этот ценный ресурс для установления крепких связей с другими сильными игроками на политической карте Древней Руси. Проще говоря, выдавал их замуж за тех князей, с которыми надеялся на союз.
Поэтому когда появилась возможность устроить брак очередной дочери с княжичем Ростиславом, он не колебался. Ростислав был сыном князя Рюрика Ростиславовича, а Рюрик являлся на тот момент одним из влиятельнейших князей на Руси, дважды занимал киевский стол. Поддержка со стороны Рюрика была крайне важна.
И Верхуславу обвенчали. А было ей тогда... восемь лет! В возрасте 8 лет была выдана за княжича Ростислава, сына великого князя киевского Рюрика Ростиславича, который дал своей снохе город Брягин. В летописях описано, что свадьба эта происходила со слезами на глазах. Девочку провожали из родного дома, буквально рыдая. Брак заключали в Белгороде, и Рюрик не поскупился на торжество - говорят, оно было таким пышным. какого еще не бывало на Руси.
Кстати, самого Ростислава тоже сейчас назвали бы мальчишкой. Ему было тогда 15 лет. И, судя по всему, в первые годы брака интимных отношений у слишком юных супругов не было. Об этом говорит хотя бы тот факт, что своего первого ребенка Верхуслава родила только спустя десять лет, когда ей самой уже было восемнадцать.
Новорожденной девочке дали красивое имя Измарагда(в крещении Ефросиния). Измагардом в Древней Руси называли изумруд, овдовела она в 1218 году.
ГЛАВА 3 НА ВОЛОСОК ОТ СМЕРТИ.
ГЛАВА 3 НА ВОЛОСОК ОТ СМЕРТИ.
Менск, Менское княжество, 1146 год
Мне шесть лет, именно тогда всё и перевернулось в моей жизни.
Это было жаркое лето, мы с Василько много купались, бегали на небольшое озерцо. За это нам часто попадало от пестуний, наших.
В тот день, когда наша пестунья Матрёна уснула послеобеденным сном, мы тихонечко сбежали искупаться на озере. Вдвоем, быстро перебирая ногами, перебежали по двору, краем глаза я заметила пришлых людей, они въезжали во двор. Только меня это мало заинтересовало, на княжий двор много приезжало чужих по разным делам и с поручениями к князю. Вот и в этот раз я решила, что это одни из них.