а работе вирус. Ты же поел?
– Да-да, – ответил он, отходя от меня еще на шаг. – А где папа?
– В ванной. – В этот момент раздался скрип открывающейся двери и тяжелые шаги мужа, который шел в нашу сторону. – Милый, Дилан вернулся.
– Привет, сын! – с деланым энтузиазмом воскликнул Питер. Оставалось только надеяться, что у меня голос звучал не столь фальшиво.
– Дилан, иди к себе, хорошо? Не хочу, чтобы еще и ты заразился. – Я снова коснулась плеча сына, и он наконец побрел по коридору в свою комнату. Через несколько секунд появился Питер, серый от усталости и беспокойства.
– А куда ты дела вещи? – спросил он.
– Они в стирке.
Муж кивнул. Я понизила голос и подошла чуть ближе.
– Я тоже пойду в душ, а пока поставь на место решетку. Ты забыл ее на траве во дворе.
Он выругался про себя.
– Я собирался поставить ее назад, но хотел, чтобы ты сначала посмотрела, все ли нормально. Дилан заметил?
– Он мне об этом и сказал. Мало того что он заметил: не сомневаюсь, что и родители Мики тоже обратили внимание, когда завозили Дилана домой. Мог хотя бы прислонить решетку к крыльцу, ведь знал же, что дети могут в любой момент вернуться. Как можно быть таким растяпой?
Питер молча прошел мимо меня, не вступая в разговор, и захлопнул за собой входную дверь. Я вздохнула, уже на взводе и готовая к скандалу, но передумала и пошла в противоположную сторону. Нужно было смыть с себя все улики и снова нырнуть во тьму.
Глава шестнадцатая
Жить дальше с тем, что совершил, оказалось худшим кошмаром.
Всю ночь я ворочался и метался, снова и снова прокручивая в голове минувший вечер.
День начался совершенно нормально, как же все могло пойти наперекосяк? Удастся ли мне когда-либо заснуть, зная, что прямо под боком находится доказательство убийства и что в любое время кто угодно может обнаружить труп? И впредь каждую ночь, каждый день до конца жизни рядом будет напоминание о том, что я убийца. Что я убил человека. Полицейского. Убил его на глазах у своей жены.
Эйнсли никогда не забудет этого. Никогда не сможет стереть из памяти того, что я сделал.
Наверное, жена теперь ненавидит меня. Почему я сразу не отверг проклятое соглашение? Почему позволил Эйнсли пойти на свидание с этим уродом? И как теперь жить дальше, как выдержать ужас случившегося?
Было время, когда мне казалось, что меня погубят тайные связи на стороне, но сейчас все стало намного хуже. Раньше меня словно мучила застрявшая в уголке глаза ресница, дико раздражающая и неприятная, но в целом жить можно. Я и жил.
А сейчас… непреложный факт, что прямо на глазах у Эйнсли я превратился в зверя и теперь буквально у нас под порогом спрятан труп, жег, как раскаленная кочерга, засунутая прямо в кишки, и медленно раздирал меня на части, не позволяя дышать, не позволяя думать ни о чем другом.
Что будет дальше? Мысль о том, что в понедельник придется идти на работу, встретиться лицом к лицу с коллегами, общаться с детьми, при этом не зная, кто сейчас рыщет вокруг дома и не учует ли какой-нибудь дикий зверь запах и не раскопает ли могилу…
Просто невыносимо. Мне нельзя в тюрьму. Я нужен здесь: нужен детям, нужен жене.
В сотый раз перевернувшись на другой бок, я вытащил из-под себя покрывало и, взглянув на половину Эйнсли, подскочил, судорожно втянув в себя воздух. Жена лежала с открытыми глазами, глядя прямо на меня с хорошо знакомой решимостью во взгляде.
– Тебе надо успокоиться, – сказала она тихо, но твердо.
– Как ты это себе представляешь? – простонал я. – И как тебе удается быть такой спокойной?
– Никак, – ответила она. – Однако я знаю, что нужно хотя бы сохранять видимость спокойствия, иначе нас поймают.
– Что ты сделала с… э-э, с битой?
– Отмыла отбеливателем. Завтра я возьму ее с собой и по дороге на работу выброшу в мусорный бак где-нибудь в центре.
– Думаешь, ничего, если мы оставим… его… прямо там? А вдруг он начнет… разлагаться?
– В данный момент у нас нет выбора, – оборвала меня жена. – Он там, и будем считать, что пока сойдет. Думаешь, тело достаточно глубоко, чтобы не было запаха?
– Откуда мне знать? – Руки у меня снова затряслись. – У меня нет опыта могильщика, и я понятия не имею, на какую глубину нужно закапывать трупы.
– Но ты закопал его глубже, чем Скаута?
Речь шла о любимой детьми немецкой овчарке. Пес умер два года назад. Вспомнив о нем, я сглотнул. Тогда было больно, но сейчас – просто невыносимо.
– Вроде да. Наверное. По крайней мере, на той же глубине. Пожалуй, около метра.
Эйнсли вздохнула. Мой ответ ей явно не понравился.
– Ну что ж, пока сойдет и так.
– Что мы будем говорить полиции, если вдруг начнут расспрашивать? И как мне объяснить Джине, что я уехал… гм… с совещания?
Глаза жены слегка сузились.
– Скажи Джине, Бекману, или кто там у тебя еще, что я заболела и тебе пришлось срочно вернуться домой. И с какой стати полиции сюда приезжать?
– Ну, ведь ты ходила с ним на свидание, правда? Вы обменивались сообщениями. Думаешь, копы не поинтересуются, как ты познакомилась со Стефаном и когда видела его в последний раз?
– Я зарегистрировалась в приложении под вымышленным именем, Питер. Мы же с тобой договорились.
Я фыркнул. Как она может говорить так спокойно? Просто безумие. У меня перед глазами стояли лужи крови, терзали мысли, не упустил ли я чего, а по виду жены можно было подумать, что сегодня обычный пятничный вечер.
– Ну да, конечно, но они ведь все равно тебя вычислят. Ты же сама сказала, что он назвал тебя настоящим именем, – значит, выяснил, кто ты на самом деле. Конечно, ты и сама могла проговориться, но откуда тогда ему знать, где мы живем? Да и полиция тоже выяснит твой IP-адрес, или как он там называется. Тебя отследят.
– Он упомянул мое имя один-единственный раз, и то без фамилии. Сильно сомневаюсь, что Стефан пробивал меня по официальным каналам. Разве полицейским разрешается преследовать людей просто так, безо всяких оснований? А приложение дает очень строгие гарантии конфиденциальности. Они не сохраняют ни IP-адреса, ни другие данные; только то, что указываешь в профиле. Помнишь? В прошлом году у них была куча неприятностей из-за девушки, на которую напали, но детективы не смогли выяснить, с кем она встречалась, поскольку у компании не было никакой информации, кроме профиля, явно фейкового. Во всех новостях трубили. Организаторы сайта гарантируют конфиденциальность, на чем и настаивали в суде. Ну да, ужас, конечно, но как раз благодаря секретности я и выбрала именно это приложение. Чтобы никто не смог нас найти. Вокруг развелось столько компьютерных гениев, и кто знает, вдруг попадется один из них и вычислит нас, а мне не хотелось рисковать. Неужели ты не помнишь про то дело?
– Что? – переспросил я, испытывая странную смесь шока и отвращения. – В смысле, да, конечно, я помню, но название приложения не запомнил. Зачем ты вообще все это затеяла? Разве ты не понимала, как опасны такие сайты?
– Радуйся, что я выбрала именно это приложение: возможно, только оно и спасет тебя от тюрьмы. – Ее лицо посуровело, но через пару секунд несколько оттаяло. – Прости, сама не знаю, что говорю. Стресс.
– У меня тоже, – прошептал я и погладил жену по руке. – Я просто в панике. Прости, ведь все это из-за меня.
– Ты хотел нас защитить, – тихо проговорила она, но я уловил в голосе нотку недовольства.
– Все равно я виноват. Если до этого дойдет, я возьму все на себя. – Я потянулся к Эйнсли и осторожно погладил ее пальцы.
– Мы оба виноваты. Это я предложила начать с кем-то встречаться на стороне. Если кто и виноват, то я. – Жена говорила ровным, не допускающим возражений тоном, но я услышал в нем затаенную душевную боль.
– Не говори так. Ты вообще ни при чем. Стефан сам во всем виноват. Это он разыскал тебя. Ты же говорила, что он тебя преследовал, домогался, постоянно слал сообщения. Потом заявился к нам домой… Его же никто не заставлял.
– Как ты думаешь, что ему было нужно? – спросила Эйнсли, опустив голову и уткнувшись подбородком себе в грудь. – Почему он продолжал ко мне приставать? Думаешь, планировал напасть?
– Не знаю, – ответил я, преодолевая внезапное желание прижать ее к груди и утешить. – Он сказал, что хочет с тобой поговорить. Угрожал мне: мол, если я не брошу биту, кому-то не поздоровится. А когда ты открыла дверь, он хотел схватить тебя… Я видел пистолет. Этот тип мог взять тебя в заложницы. И я… просто сорвался. Ведь он собирался напасть на тебя! Иначе зачем приехал с пистолетом и наручниками? Какой смысл?
– И все же непонятно, как Стефан меня нашел, как выяснил мое настоящее имя. Я была предельно осторожна и вряд ли могла проговориться.
Я покачал головой.
– Не знаю… Ну, ведь он же полицейский. Может, по номеру машины? Или увидел твои права, когда ты заказывала вино. Наверное, существует миллион способов выяснить настоящую личность человека. Мы тоже можем попытаться поискать информацию о Стефане…
– Нет, – отрезала Эйнсли. – Нельзя. Нельзя давать основания интересоваться нами. Нужно попросту забыть обо всем.
– А приложение удалим?
– Пока не надо. Если полиция начнет меня разыскивать, это может показаться подозрительным. В наших сообщениях нет ничего компрометирующего. Разве что подтверждение того, что он меня преследовал. Приложение удалять не будем, но договоримся, что больше ни с кем не общаемся. Наше соглашение прекращает существование.
Я кивнул:
– Хорошо, договорились.
По телу жены прошла дрожь.
– Прости, что все так вышло. Не понимаю, как это могло случиться. Будто в кошмарном сне. Мне было так страшно… Не знала, что делать. Надо было сразу рассказать тебе про Стефана, но я нервничала, не хотела нарушать правила соглашения и тем более не хотела, чтобы ты начал выяснять, кто он такой. В жизни не подумала бы, что Стефан представляет опасность. На свидании он казался очень милым. Мне и в голову такое не пришло бы… Как я могла так ошибиться?