Стадия 1. Уборка.
Стадия 2. Отделение себя от жертвы, как будто такого человека никогда и не существовало.
Стадия 3. Скоро увидим.
– Кроме того, – добавила я, – нельзя сейчас возвращаться на место преступления, это самое последнее дело.
– Эйнсли, мы живем на месте преступления. Нельзя взять и просто оставить тело под террасой. Я все сделаю. Найду место, где можно спрятать…
– Я же сказала: нет. Тебя поймают…
– Мам? – прервал меня едва слышный голос из дома, и я увидела, что в гостиной стоит Мейзи: волосы всклокочены, один глаз закрыт. Дочка зевнула и поймала мой взгляд через стеклянную дверь.
Я открыла дверь, изобразив самую лучезарную улыбку в стиле «жизнь прекрасна».
– Доброе утро, соня.
– А что тут вы делаете?
– Папа моет террасу, а я недавно приехала. Как вчера, весело было? Не успела даже толком спросить, когда ты приехала.
– Мы же домашку делали, ничего веселого. – Дочка засмеялась, но потом в глазах у нее мелькнула тревога. – Дилан говорит, ты заболела. Сейчас тебе уже лучше?
– Намного. Наверное, съела что-то нехорошее за ужином.
– Папа Николь говорит, что сейчас по городу ходит какой-то кишечный вирус. К ним обратились уже шестнадцать пациентов только на этой неделе.
– Думаю, у меня что-то другое. И уже почти прошло, – успокоила я дочку. – Отправляйся-ка лучше на кухню и поешь чего-нибудь. Я сейчас приду, одну секунду.
– Ладно, – согласилась Мейзи, протерла глаза и, еще раз зевнув, потопала на кухню.
– Как думаешь, она нас слышала? – спросил Питер, добавляя новый повод для тревоги.
Я покачала головой.
– Да вряд ли. Или все-таки?..
– Она долго там стояла? – Он распрямился, бросил тряпку в ведро и вытер руки о штаны.
– Откуда мне знать? – Я сделала глубокий вдох через нос.
Лучше об этом не думать. Сама мысль казалась недопустимой. Нет, дочка не могла ничего слышать, а даже если слышала, то ни за что не поняла бы, о чем речь. Я шагнула в дом и обернулась к Питеру:
– Сейчас переоденусь и соберу что-нибудь на обед. Давай заканчивай уже здесь и иди в дом. – Я строго посмотрела на него. – И убери с лица эту испуганную мину.
Глава двадцатая
Остаток дня прошел без приключений, во всяком случае более-менее гладко. Эйнсли подала на обед куриный суп и горячие бутерброды с сыром, любимая утешительная осенняя еда: жена всегда ее готовила, когда болел кто-то из детей. Не знаю, почему Эйнсли выбрала ее сегодня, – может, хотела подкрепить легенду о своей мнимой болезни, а может, потому, что нам обоим сейчас больше всего хотелось утешения. Как бы то ни было, я был ей за это благодарен.
Жизнь продолжалась. Продолжали происходить обычные, нормальные вещи. Я помог жене загрузить посуду в посудомойку, хотя под террасой лежало мертвое тело. Поиграл с Райли в видеоигру, хотя пальцы еще щипало от отбеливателя. Посмотрел с Мейзи комедийный сериал, хотя по сюжету главные герои случайно сбили на дороге енота и на секунду испугались, что там был человек, и сердце у меня бешено заколотилось. Помог Эйнсли сложить и убрать в комод выстиранные вещи, которые вчера были забрызганы кровью. Я еще не утерял способности казаться нормальным и мог вести себя как обычный человек.
Когда дети наконец разошлись по своим комнатам, я взялся за книгу, но глаза тщетно скользили по строчкам, не улавливая смысла. Не желая откладывать роман, я упорно пялился на страницу. Придет время, и я снова смогу читать. Нужно лишь и дальше сохранять видимость нормальности. Можно прикидываться, будто ничего не изменилось, вести себя как обычно, хотя мысли находятся где-то совсем в другом месте. У меня уже начинало получаться изображать внешнее спокойствие и даже хорошее настроение, хотя внутренне я не находил себе места от тревоги и страха.
Эйнсли следила за мной весь день, и ее пристальный, испытующий взгляд пронзал меня насквозь. Чувствуя пробегающий по спине холодок, я сразу понимал, в чем дело, поднимал голову и встречался с женой глазами. В ее невозмутимом спокойствии было нечто странное, меня оно даже начало беспокоить. Может, она просто внутренне отключилась после жутких событий? Или она спокойнее, потому что сама никого не убивала? Я терялся в догадках.
Эйнсли взяла пульт с подлокотника дивана и начала переключать каналы. Услышав знакомый голос ведущего новостей, я взглянул на экран. Я намеренно избегал соцсетей и телевизора, не желая ничего слышать. Лучше не знать.
Теперь уже я начал сверлить жену взглядом, нахмурив брови, пока синоптик вещал с экрана о надвигающейся непогоде. Через несколько секунд Эйнсли мигнула и взглянула на меня. Ее лицо оставалось неподвижным, как маска.
– Мы должны знать, – пояснила она, увидев мою реакцию. – Нужно быть готовыми.
– А если окажется совсем плохо?
– Будем разбираться, – ответила она. – Вместе.
– Но…
Телефон завибрировал, прервав меня на полуслове и заставив похолодеть. Весь день при каждом сигнале мобильного я впадал в панику, уверенный, что увижу на экране нечто роковое. Как можно убить полицейского и выйти сухим из воды? Однако всякий раз там был спам или очередное уведомление из соцсетей.
На сейчас на экране отобразилось сообщение от Джины, первое со вчерашнего дня. Она, наверное, чертовски разозлилась на меня, и не без причины, но от одной мысли о том, что придется оправдываться и объяснять случившееся, мне сделалось тошно.
Я открыл сообщение.
– Что там? – спросила Эйнсли.
Что это было вчера? Просто хочу узнать, все ли в порядке.
Я с облегчением выдохнул, напряжение несколько отступило. Но как объяснить Джине, что произошло и почему я сорвался из ресторана?
– Это Джина с работы. Спрашивает, все ли в порядке. Я вчера убежал без объяснений.
Продолжая говорить, я, не поднимая головы, набирал ответ:
Прости, что пришлось убежать. Я отдам деньги за ужин. Срочно нужно было домой…
Она ответила почти мгновенно:
Надеюсь, все хорошо? Может, нужна помощь?
Нет, но спасибо за предложение. В понедельник объясню.
– Что ты ей написал?
– Ничего. Что потребовалось срочно ехать домой. – Дрожащей рукой я положил телефон на диван экраном вниз.
– Скажи ей, что я заболела. Надо всем говорить одно и то же.
Я кивнул.
– Ладно, так и скажу в понедельник. Все нормально.
– Кстати говоря, мне еще надо позвонить Гленнон и извиниться.
– Что ты собираешься ей сказать насчет фотосессии?
– Ну, что фотограф заболела, или что-нибудь в этом роде. Придумаю что-нибудь.
– Фотограф? – с удивлением переспросил я. – Я думал, ты ей сказала, что мы собираемся со штатива снимать.
Эйнсли, побледнев, повернулась ко мне.
– Что?
– Она именно так говорила…
– Нет. Я сказала, что мы пригласили дочь твоего коллеги.
Я сглотнул.
– Нет, она точно говорила про штатив. Может, ты…
– Я прекрасно помню, что сказала, – оборвала меня Эйнсли, вскакивая с дивана. – Гленнон тебя проверяла… Она хотела убедиться, что я солгала.
– Ну а мне-то откуда было знать? – буркнул я.
Жена тяжело вздохнула, будто я совершил нечто ужасное, хотя мне было совершенно непонятно, почему это так важно, особенно на фоне всего того, с чем нам сейчас приходилось иметь дело.
– Позвони ей и объяснись. Ничего страшного, все будет нормально.
– И что я, по-твоему, должна ей сказать? – спросила Эйнсли, подняв брови и сверля меня взглядом. – Я же не могу сказать правду.
– Да просто скажи, что я был не в курсе.
– Питер, я же упомянула, что фотографировать будет дочь твоего коллеги. А значит, это ты с ней договаривался.
– Тогда… скажи, что у нас был запланирован семейный ужин.
– Гленнон и Сет приходят к нам на каждый второй семейный ужин. – На словах «семейный ужин» она изобразила в воздухе кавычки. – Если так, то почему я тогда их не пригласила? – Она заметалась взад-вперед по гостиной, качая головой и массируя виски. – Надо что-то придумать.
– Прости, – сказал я ей вслед, но Эйнсли уже вышла.
Я снова уставился в телевизор, чувствуя себя ребенком, которого отчитали и отправили в свою комнату. Ведущие новостей обсуждали новую игрушку, которую будут раздавать в местной сети фастфуда перед грядущими праздниками. Сделав потише, я прислушался, пытаясь различить, что Эйнсли говорит Гленнон.
– Должна тебе признаться… – услышал я тихий голос жены. – Ты спрашивала тогда, все ли у нас с Питером хорошо, а я тебе соврала.
Наступила пауза.
– Ну да, но, понимаешь, все гораздо хуже. Конечно, не катастрофа, не волнуйся… Мы… ну, мы держимся, но все не очень хорошо.
Ее слова ранили. Она это серьезно или опять лжет? Просто пытается как-то помириться с Гленнон?
– Ну, в общем, поэтому и пришлось тебе сегодня соврать. Мы запланировали нечто вроде романтического ужина вдвоем дома, и мне было неловко признаться.
Она снова замолчала.
– Да-да, знаю. Я же всегда тебе все рассказываю. Ну, почти все. Сама не знаю, почему в этот раз… Думала попросить тебя посидеть с детьми, но они уже вполне самостоятельные, так что не помешают.
После очередной паузы она засмеялась, и я расслабился, почувствовав, как был напряжен.
– Да-да, он последнее время стал заниматься домом. Я уже несколько месяцев нудила ему про террасу. Ну, хотя бы старается… Точно. Будет здорово. Запланируем ужин на завтра… Ага. Увидимся. Да, я тоже тебя целую.
В кухне наступила тишина, ни шорохов, ни звуков. Наконец я услышал шаги Эйнсли. Войдя в гостиную, она натянуто улыбнулась мне.
– Гленнон и Сет приглашают нас завтра на ужин.
– Не очень-то подходящее время, Эйнсли…
– Почему это? – Она сделала большие невинные глаза. Не дав мне времени найтись с ответом, она добавила: – Все должно выглядеть как обычно. Жизнь продолжается, Питер.