Что ей известно?
Глава двадцать вторая
За ужином Эйнсли была необычно тихой. Я пытался привлечь ее внимание, понять причину ее молчания, но безуспешно. Она почти не смотрела в мою сторону, а если и поглядывала мельком, то с совершенно отсутствующим, затуманенным видом.
Наконец ужин закончился, и она тут же, пробормотав извинения тихим дрожащим голосом, ушла в туалет. Что-то случилось.
Сет посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Гленнон.
– А… в чем дело?
Гленнон сжала губы.
– Мне кажется, ей немного нездоровится.
Поняв намек, я встал из-за стола.
– Пойду спрошу. – Я выскочил из столовой настолько быстро, насколько позволяли приличия, и успел дойти почти до конца коридора, когда сзади послышались шаги.
– Питер!
Я развернулся и с удивлением увидел, что за мной спешит Гленнон.
– Да?
Она кивнула на дверь в гостевую комнату слева по коридору.
– Нам надо поговорить.
Я нервно сглотнул. Такие слова обычно не предвещают ничего хорошего, а у меня не было ни малейшего желания выслушивать от Гленнон морали и поучения о том, что и когда я должен рассказать своей жене.
– Хорошо… – Я прошел за ней в комнату, а она включила свет и захлопнула за нами дверь.
Я уже бывал тут раньше, даже раз или два ночевал здесь: светлые ярко-желтые стены, посередине кровать на кованых железных ножках, с голубым покрывалом и подушками под цвет стен. В этой комнате, единственной во всем доме, на полу еще оставалось ковровое покрытие, хотя, как сказал Сет, они собирались избавиться от него следующим летом.
За окнами уже окончательно стемнело, а внутри идеально чистой и слишком ярко освещенной комнаты все было тихо и мертво.
– В чем дело? – спросил я, откашливаясь.
Гленнон сузила глаза.
– В чем? И ты еще спрашиваешь? Почему ты не рассказал ей?
Внутренне холодея, я пытался прочесть что-то на лице Гленнон. Эйнсли так расстроилась из-за нее? Гленнон рассказала о нас?
– Не было возможности. У нас сейчас дома такая кутерьма, Гленнон, тебе просто не понять.
– Я понимаю одно: ты всегда найдешь какую-то отмазку. То дети, то дом, то работа, то учеба… Каждый раз выискиваешь причину ничего ей не говорить. Пора решиться и отодрать пластырь.
– Ты что, уже сказала ей что-то? – Я указал пальцем на дверь.
– Нет, конечно. Я же пообещала, что дам тебе возможность признаться самому. Мы с тобой договорились, что рассказать должен ты.
– Да, я помню и обязательно расскажу. Только не дави на меня.
– Не смей. – В ее голосе зазвенела боль. – Не смей говорить мне, чтобы я не давила. Я сама могу рассказать Эйнсли прямо сейчас. Рассказать всю правду, и вашему браку сразу придет конец. Но я этого не хочу. Ни для Эйнсли… ни для тебя.
– Так чего же ты тогда хочешь, Гленнон? Чего именно ты добиваешься? Ведь ты до сих пор ничего не сказала Сету, правда? Почему я должен первым сообщать такие новости?
– А как сам-то думаешь? Стоит мне рассказать Сету, он бросится к тебе. И тогда Эйнсли сразу же все узнает. Я даю тебе возможность признаться самому только из уважения к подруге. Так она успеет хотя бы попытаться переварить новости, прежде чем наш мир рухнет окончательно.
– Ведь можно сделать и по-другому. Мы вовсе не обязаны ничего никому рассказывать. Можно сделать вид, что этого просто никогда не было, – предложил я, и под ложечкой предательски засосало.
– Я не могу так поступить с лучшей подругой. Не могу смотреть на нее каждый день, зная, что продолжаю лгать. Не могу каждый день смотреть на Сета и делать вид, будто все прекрасно. Эйнсли должна знать правду. Я больше не могу так. Если она узнает, что я столько времени утаивала от нее… Ай, да что там. Она все равно возненавидит меня. – Гленнон вздохнула, качая головой. – Я ужасно измучилась, Питер, честное слово. Не знаю, что делать. Ты должен ей все рассказать.
– Пожалуйста, Гленнон. Ты не понимаешь…
– Или ты расскажешь, или я.
– Послушай, сейчас не время. Да, знаю, я уже говорил это миллион раз, но просто невозможно даже вообразить более неподходящий момент, чем сейчас.
– Мне уже плевать, Питер. Я больше не собираюсь учитывать твой график. Эйнсли имеет право знать.
– Я тоже так считаю, не сомневайся. И уже пытался поговорить с Эйнсли. Мы работаем над нашими отношениями, и кое-что начинает получаться. Но нельзя огорошивать ее прямо сейчас. Пожалуйста, Гленнон, умоляю тебя. Дай мне чуть больше времени, чтобы все утрясти.
– Сначала расскажи моей лучшей подруге правду, а потом утрясай что угодно… – Она скрестила на груди руки. – Даю тебе неделю, а потом расскажу сама. Неделю, слышишь? Никаких больше проволочек, Питер. Если хочешь, я могу присутствовать, помогу тебе объясниться. Но Эйнсли должна узнать правду, и ждать я больше не собираюсь.
– Прости меня, Гленнон. Мне очень жаль, правда.
– Спасибо за извинения, но они не по адресу. Уж если перед кем и извиняться, то перед Эйнсли. И тебе, и мне. Ей-богу, Питер, реши наконец сам, кто тебе нужен, и как можно быстрее. Пока не потерял всё.
Послышался звук открывающейся двери ванной и тихие шаги Эйнсли по коридору. Мы оба замолчали и замерли, пока она не прошла мимо. Когда шаги затихли, Гленнон взялась за ручку двери.
– Она сказала, что уйдет от тебя, если узнает об измене. Не знаю, хочешь ли этого ты…
– Нет, – покачал головой я. – Конечно нет. Я люблю ее, Гленнон.
– Тогда расскажи правду, а дальше как карта ляжет. – Она рывком распахнула дверь и вышла, погасив за собой свет.
Глава двадцать третья
– К тебе пришли.
Привстав из-за стола, я выглянула сквозь стеклянную стену в вестибюль, ожидая увидеть кого-нибудь из постоянных клиентов. К моему удивлению, там ждала незнакомая женщина с волнистыми черными волосами и пронзительным взглядом.
– Она сказала, что ей нужно?
– Нет. Спросила, работает ли здесь такая-то, назвала твое имя…
Я сделала глубокий вдох и постаралась успокоиться.
– Спасибо, Тара. – Положив трубку, я встала и вышла в вестибюль, сцепив руки перед собой. Каблуки туфель уверенно цокали по полу, улыбка излучала тепло и радушие. Я всегда умела произвести впечатление полного дружелюбия, даже когда внутренне ощущала нечто противоположное.
– Здравствуйте, – сказала я, протягивая руку. – Эйнсли Гринберг – это я. Чем могу служить?
Женщина даже не попыталась изобразить улыбку. Вместо этого она встала с жесткого дивана, стоящего посреди вестибюля, пожала мне руку и откашлялась.
– Меня зовут Илиана Де Лука. Наверное, нам лучше пройти к вам в кабинет.
Я только кивнула, поскольку от ее слов в горле внезапно пересохло. Что это? Неужели совпадение?
– Конечно, – пискнула я и повернулась, жестом приглашая ее идти первой. Как только мы вошли в кабинет и скрылись от посторонних ушей, она села напротив и сцепила руки на коленях. «Дыши, Эйнсли», – мысленно приказала я себе.
– Итак, какое у вас к нам дело?
– Дело простое. Надеюсь, вы можете сказать, где искать моего мужа.
От ее слов по телу побежал холод. Я посмотрела в темные скорбные глаза посетительницы и поняла смысл ее взгляда. Конечно, я помнила имя из новостей, но не хотела верить, что это действительно она.
«Сохраняй спокойствие. Ты понятия не имеешь, кто ее муж».
– Вашего мужа? У него что, счет у нас в банке?
Она покачала головой, плотно сжав губы.
– Не делай из меня дуру, Эйнсли. Я знаю, что ты спала со Стефаном. Ты в курсе, где он сейчас и почему не отвечает на мои звонки? Почему уже третий день не появляется на работе?
Я лихорадочно пыталась собраться с мыслями, но не отводила взгляда. Нельзя допускать, чтобы по лицу она распознала ложь.
– Мне очень жаль… Я не знаю, где он. И я с ним не спала. И понятия не имела, что он женат. У нас было только одно свидание в ресторане, мы даже не поцеловались ни разу.
Голос женщины стал еще более негодующим.
– Мне все это не интересно. У нас со Стефаном были сложные отношения. Но я знаю, что в тот вечер, перед тем как исчезнуть, он поехал к вам.
Тело у меня напряглось, и страх, казалось, заполнил весь кабинет. Почувствовала ли это Илиана?
– Если и так, то он или не доехал, или мы как-то разминулись. Я виделась с ним только один раз… – Я замолчала, прикусив нижнюю губу. – У него есть родственники? Друзья? Может быть, ваш муж куда-то уехал?
– Но почему тогда он не отвечает на мои звонки? – возразила она.
– Мне очень жаль. Конечно, я не так уж хорошо его знаю, но, надеюсь, все выяснится. Он… был очень добр ко мне. – Я впервые опустила глаза, стараясь выбросить из головы воспоминания о свидании со Стефаном. – Еще раз простите, что так вышло. Даже не подозревала, что он женат. Я бы никогда… – Я покачала головой. – Не хотела никому делать больно, в том числе вам.
Внезапно меня охватило осознание того, что мы натворили. Чего лишили эту женщину. А если бы кто-нибудь отнял у меня Питера? Если бы та женщина, с которой он пошел на свидание, привела его к смерти? Я так плотно сжала губы, что стало больно.
– Сомневаюсь. – Посетительница даже не пыталась скрыть отвращение ко мне. – Вы ведь замужем, разве нет?
– Откуда… откуда вы знаете? – И тут до меня дошло. – Простите, но откуда вы вообще знаете обо мне? Как вы меня нашли?
– Мой муж полицейский, миссис Гринберг. Думаете, мы не проверяем женщин, с которыми он встречается? Чтобы убедиться, что они нормальные, в том числе психически. – Она изучала выражение моего лица. – Я знаю о вас всё.
– Извините. Женщины? Множественное число? Он встречался с несколькими женщинами и вы об этом знали?
– Детали наших семейных отношений вас не касаются.
– Конечно, я и не собиралась, но…
– Зато вас касается вот что: я собираюсь рассказать все о вас следователям, ведущим дело о пропаже Стефана. Скажу им, где вы живете, как зовут ваших детей и мужа. Мы докопаемся до истины. Я хотела дать вам шанс очистить совесть, рассказать все начистоту без полиции. Если вы знаете, где он, и скрываете это от меня или же что-то натворили, мы все выясним. Но сначала и вашу жизнь, и жизнь ваших детей перемелют жернова уголовного расследования.