Кровь из раны на лбу залила Филипу бровь, потекла по щеке.
— Я знаю, ты просто пытаешься защитить ее, — спокойно сказал Йона.
— Да, хотя вы…
— Послушай меня, — перебил Адам, прерывисто дыша. — Ты должен положить нож.
София плакала, зажав рот ладонью. Филип посмотрел на Адама и широко улыбнулся.
— Я знаю, откуда ты явился, — заметил он и сильнее прижал нож к шее Каролы.
— Положи нож сейчас же! — завопил Адам и сделал шаг в сторону, чтобы очистить линию огня.
Филип взглядом проследил за Адамом и нервно облизал губы. Даже в темноте было видно, как кровь течет по лезвию.
— Филип, ты делаешь ей больно, — сказал Йона, пытаясь пересилить головокружение. — Брось, мы не угрожаем тебе…
— Заткнись!
— Мы хотим только…
— Заткнись!
— Мы хотим только поговорить о Марии Карлссон, — закончил Йона.
— Мария? Моя Мария? — тихо спросил Филип. — Почему…
Йона кивнул и подумал: выстрелить Филипу в плечо, разоружить его, а потом лечь ничком на пол. Он ждал слишком долго. И уже почти ослеп, глазное дно жгло огнем.
— Смотри, я достаю свой пистолет и отдаю его тебе, — сказал Йона и осторожно потянул кольт из кобуры.
Филип уставился на него красными воспаленными глазами.
— Мария говорила, что Агентство национальной безопасности шпионит у нее в саду, — пояснил он. — Я ездил туда и сам видел — какой-то тощий человечек в желтом клеенчатом плаще, какие носили рыбаки в Лофотене, когда я был маленьким. Он снимал ее через окно…
Йона вытер кровь под носом. Потом в голове оглушительно зашумело, и ноги подкосились.
София закричала, когда Йона повалился на бок, попытался встать, но перевернулся на спину и остался лежать неподвижно, с подрагивающими веками.
Девушка подбежала, склонилась над ним. От пузырящейся, пульсирующей боли где-то за глазом у Йоны перехватило дыхание. Он еще успел почувствовать, как София вытаскивает пистолет у него из рук, а потом в глазах потемнело совсем.
София поднялась, выпрямила спину, коротко, прерывисто дыша, и наставила пистолет на Филипа.
— Отпусти мою сестру, — резко велела она. — Сейчас же!
— Положи оружие, — дрожащим голосом сказал Адам и встал между ними. — Я полицейский, ты должна доверять мне.
— В сторону! — крикнула она. — Филип не собирается ее отпускать!
— Не делай глупостей, — сказал Адам и протянул руку.
— Не трогай меня! Стреляю!
София обхватила пистолет обеими руками, но дуло все равно дрожало.
— Отдай мне оружие и…
Уши заложило от грохота, когда пистолет выстрелил. Пуля оцарапала Адама и попала Филипу в плечо. Нож упал на пол. Филип в изумлении уставился на Софию; кровь текла у него между пальцев.
— В сторону! — снова крикнула София.
Адам отшатнулся, чувствуя, как горячая кровь, пульсируя, просачивается через одежду. София выстрелила еще раз и попала Филипу прямо в грудь. Кровь брызнула на коробки позади него, запачкала зеркало. Пустая гильза звякнула о бетонный пол.
Карола, которая так и стояла, опустив глаза, медленно коснулась рукой шеи. София, опустив пистолет, ошалело смотрела на Филипа, который осел на пол и привалился к коробке.
Он вяло щупал рану на груди; сочилась кровь. Глазные яблоки задергались, когда он попытался что-то сказать.
Глава 46
По дороге на урок Эрик заехал в супермаркет «ICA» в Глобене. Он знал, что Мадде обожает попкорн, и решил захватить несколько упаковок. В молочном отделе он заметил своего бывшего пациента Нестора. Нестор, тощий, высокий, был одет в отутюженные брюки и серый вязаный пуловер поверх белой рубашки. Его худое, гладко выбритое лицо и белые волосы, расчесанные на косой пробор, совсем не изменились.
Нестор увидел его и изумленно улыбнулся. Однако Эрик не подошел — просто помахал ему и пошел дальше по залу.
Прихватив попкорн, он направился на кассу и тут увидел спецпредложение — машинку для приготовления попкорна. Эрик знал, что склонен тратить лишнее, но машинка была легкой и компактной и стоила не слишком дорого.
Выйдя на парковку с упаковками кукурузы и машинкой для попкорна, он снова заметил Нестора. Долговязый Нестор ждал на пешеходном переходе, направляясь к метро. Возле его тощих ног стояли шесть набитых битком пакетов. Они были такими тяжелыми, что Нестор мог пронести их всего несколько метров.
Эрик открыл багажник и сложил туда покупки. Он был уверен, что пациент не видит его. Застенчивый Нестор что-то пробормотал, поднял пакеты, с трудом сделал несколько шагов — и ему пришлось снова опустить пакеты на землю.
Нестор стоял и дул на свои тонкие пальцы, когда Эрик подошел к нему.
— Похоже, тяжелые, — сказал он.
— Эрик? Нет, не ос-собенно, — улыбнулся Нестор.
— Где ты живешь? Я тебя подвезу, — предложил Эрик.
— Я не хочу доставлять хлопот, — прошептал Нестор.
— Никакие это не хлопоты. — Эрик поднял четыре пакета.
Сидя в машине рядом с ним, Нестор повторил, что справился бы и сам. Эрик ответил, что не сомневается, и осторожно вырулил с парковки.
— Спасибо за кофе… но, пожалуйста, не делай мне впредь подарков, — сказал Эрик.
— Ты с-спас мне жизнь, — тихо возразил Нестор.
Эрик помнил, что психоз начался у Нестора три года назад, когда умерла его тяжелобольная собака.
Начав работать с этим пациентом, Эрик прочел записи, сделанные в закрытом психиатрическом отделении, где наблюдался тогда Нестор. Худосочный пациент беседовал с мертвецами: с серой дамой, которая щеткой вычесывала перхоть из волос, и с каким-то злобным парнем, который заставлял его тянуть руки в разных направлениях.
Во время беседы Эрик выяснил, что Нестор зациклился на моменте, когда усыпляли собаку. Он твердил об игле в правой передней лапе, о том, как смертоносный раствор вливается в тело. Собака задергалась, со стола потекла моча, когда мускулы потеряли тонус. У Нестора было чувство, что ветеринар и жена обманули его.
Нестор хорошо отвечал на стадии стабилизации, но, стоило Эрику снять его с риспердала, пациент снова начал слышать голоса.
Эрик не был уверен, получится ли загипнотизировать Нестора, — вполне возможно, тот принадлежал к небольшому проценту людей, не поддающихся гипнозу. Однако во время расслабляющих бесед в полутемной комнате они все же докопались до переломной ситуации, которую потом эпизод за эпизодом разобрали.
Нестор рос с матерью и младшим братом, а еще у него был черный лабрадор. Когда Нестору было семь, его пятилетний брат заболел острым воспалением легких, которое усугубило и без того тяжелую астму. Мама сказала Нестору, что братик умрет, если они не усыпят собаку. Нестор отвел собаку на озеро Сёдербюшён и утопил ее в хоккейном сумке, набитой камнями.
Но брат все равно умер.
В сознании Нестора две картинки срослись. У него навсегда отпечаталось, будто он утопил брата в сумке, а собака стерлась из его памяти.
Они тогда проработали его гнев на материнскую манипуляцию, и через месяц Нестор наконец отпустил мысль о своей вине, как и представление о том, что мать способна дотянуться до него из могилы.
Сейчас Нестор жил самостоятельно, не нуждался в лекарствах и был бесконечно благодарен Эрику.
Они проехали церковь Маркусчюркан в Бьёркхагене и остановились у дома номер пятьдесят три по Аксвалльсвэген.
Нестор отстегнул ремень безопасности, и Эрик помог ему донести пакеты до двери квартиры на первом этаже.
— Спасибо за все, — робко сказал бывший пациент. — У меня есть м-мороженое и сок. И время…
— Мне надо ехать дальше, — ответил Эрик.
— Но я должен угостить тебя чем-нибудь. — Нестор открыл дверь.
— Нестор, у меня назначена встреча.
— Ступает по мертвым б-беззвучно. Ступает по мертвым и слышит — они бормочут и дышат.
— Я уже не успею отгадать твою загадку, — сказал Эрик и направился к выходу.
— Лист! — крикнул ему вслед Нестор.
Глава 47
Джеки и Мадде сидели на диване и грызли попкорн; Эрик пытался сыграть этюд.
Каждый раз, когда он запинался, Мадде напоминала, что у него способности. Девочка устала за день и зевала все сильнее.
Джеки старалась объяснить, что такое паузы-восьмые и ритмический рисунок; она поднялась и положила ладонь на правую руку Эрика.
Она попросила его начать левой рукой с двадцать второго такта и вдруг замолчала, повернулась к дочери, прислушалась к ее дыханию и попросила:
— Сможешь отнести ее в кровать? У меня локоть не действует.
Эрик встал из-за фортепьяно и взял девочку на руки. Джеки пошла вперед, открыла дверь детской, зажгла свет и откинула одеяло.
Бережно Эрик положил Мадлен в постель и отвел волосы с ее лица.
Джеки подоткнула дочери одеяло и поцеловала ее в щеку, прошептала что-то ей на ухо и зажгла маленький розовый ночник на тумбочке.
Только теперь Эрик увидел, что все стены детской исписаны отборными ругательствами.
Иные слова были написаны детским почерком и с ошибками, другие вывела более уверенная рука. Эрик предположил, что Мадлен занимается этим уже несколько лет. Ее мать — единственная, кто не сможет увидеть надписей.
— Что такое? — спросила Джеки, уловив его молчание.
— Ничего. — Эрик мягко закрыл за собой дверь.
Они вышли в коридор. Эрик не знал, сказать Джеки об увиденном или промолчать.
— Мне уйти? — спросил он.
— Не знаю, — ответила Джеки.
Она протянула руки и дотронулась до его лица, погладила его щеки и подбородок.
— Я выпью воды, — хрипло сказала она, пошла на кухню и открыла шкафчик.
Эрик подошел, наполнил стакан, подал ей. Джеки выпила, и он поцеловал ее прохладные губы, прежде чем она успела вытереть подбородок.
Они обнялись, Джеки встала на цыпочки, и они глубоко поцеловались, стукнувшись лбами.
Руки Эрика скользнули по ее спине и бедрам. Ткань юбки странно шуршала, словно тонкая бумага.
Джеки слегка отпрянула, отвернулась и уперлась рукой Эрику в грудь.
— Это ты напрасно, — сказал он.