А мне, Мэдисон, было страшно целых пять минут. Ты и сейчас меня слегка пугаешь.
Мэдисон выходит из-за куста, а я остаюсь в укрытии, чтобы собраться с мыслями. День еще не успел начаться, а все уже идет наперекосяк.
– Рада!
– Ой!
Мне кажется, что я подпрыгиваю на несколько метров вверх. Если бы я держала в руках стакан с напитком, то точно бы облилась. Я оглядываюсь и вижу Шеллестеде. Она щурится и внимательно на меня смотрит. Странно, но ее сощуренный взгляд кажется гораздо более сильным, чем взгляд человека с широко раскрытыми глазами. Мне кажется, что от ее взгляда мой мозг начнет плавиться и вытекать через уши.
– И что это вы с мисс Грэм обсуждали, стоя за кустом?
– А-а-а…
В моей голове появляется сразу несколько вариантов объяснений. У Мэдисон порвались штаны, и я помогла закрепить рваную часть английской булавкой. Мы с Мэдисон делаем по биологии проект о кустарниках. Или мы с Мэдисон влюблены друг в друга и целовались, старая ты карга.
– Ничего, – тихо отвечаю я.
На губах Шеллестеде появляется презрительная улыбка.
– Ну тогда настало время зайти в школу и начать учебный день.
Она совершенно права. Никогда в жизни я не хотела так сильно оказаться в школе и начать учебный день. Я бросаюсь мимо Шеллестеде к дверям школы, словно там на первой переменке будут раздавать бесплатных единорогов. Школа. Да. Супер. Просто класс.
Примечание: если мысль провести время в школе кажется вам привлекательной, стоит всерьез задуматься о жизни.
12. Четверг, обед
Гарри Домашка выглядит ужасно. Уже на прошлом уроке я обратила внимание, что он все время молчит и даже ничего не бормочет себе под нос. Он уже давно отучился поднимать руку и отвечать на любой вопрос учителя, но всегда бормочет правильный ответ себе под нос. На прошлом уроке он просидел, положив лоб на руки и уставившись в пол.
Сейчас, во время обеда, он сидит в точно такой же позе. Я с промасленным пакетом, в котором лежат остатки жареного сыра, придвигаюсь к нему поближе. Он даже не поднимает голову.
– Как дела? – интересуюсь я.
– Никак, – отвечает он, не поднимая головы. – Скоро я умру. А так ничего особенного.
– В чем дело?
Гарри наконец поднимает голову и смотрит на меня.
– Вчера Шеллестеде вызвала в школу моих родителей и заявила, что меня могут исключить. Я сказал, что шпаргалки и советы, как решать те или иные задачи, можно найти в сети и делиться ими не запрещено. Но она говорит, что мне нельзя никому помогать в учебе. – Гарри смотрит мне в глаза. – Рада, она меня прикрыла. Моя песенка спета.
Мой мозг автоматически пытается придумать выход из ситуации, в которой он оказался. Кто самый сильный из всех тех, кто мне задолжал? Может ли Гарри попасть в класс от стоянки автобуса, не проходя мимо толпы учеников? Есть ли люди, способные отвлечь внимание Шеллестеде на ближайшие четыре месяца до окончания учебного года? Вот последнее вряд ли получится, думаю я, наблюдая за Шеллестеде, стоящей в конце столовой. Несмотря на то что она на нас не смотрит, я чувствую, что задыхаюсь от ее присутствия.
– Ты сказал родителям, почему этим занимаешься? – спрашиваю я.
Гарри смотрит на меня так, словно я сошла с ума. Его родители с него чуть ли пылинки не сдувают и оберегают от всего на свете. Он и солнца-то почти не видит. Если они вообще не будут отходить от него ни на шаг, то превратятся в два постоянно нависших над ним зонтика.
– Ты не представляешь, что сделают родители, если узнают, что меня в школе чморят. – Гарри начинает перечислять, загибая после каждого пункта очередной палец: – Они подадут на школу в суд. Они подадут в суд на родителей ребят, которые меня достают. Они будут писать об этом в сети. Они попытаются добиться, чтобы про это рассказали в местных новостях. Я их знаю. И еще они наймут людей, которые будут провожать и забирать меня из школы.
Я чуть не подавилась сэндвичем. Ничего себе! Нанять охрану для ребенка! Боже ты мой! Так где же те силы, которые должны проводить в жизнь и поддерживать антибуллинговую политику, когда нам просто необходима их помощь? Почему нельзя собрать родительское собрание и поговорить с теми родителями, которые позволяют своим детям чморить младших? Такое ощущение, что родители живут в полном неведении: они существуют во взрослом мире, а мы в своем детском, словно это две разные планеты. Такое ощущение, что из мира детей невозможно достучаться до мира родителей: с таким же успехом можно ходить в прачечную за продуктами.
– Ну и что ты собираешься делать? – спрашиваю я.
Он грустно улыбается:
– На самом деле хотел спросить тебя, что мне предпринять.
– А ты можешь сказать родителям, что тебе в этой школе слишком легко учиться? Что типа тебе не обеспечивают необходимую учебную обстановку? Может, тогда они переведут тебя в другую школу.
Он отрицательно мотает головой:
– Я уже об этом думал. В прошлом году мы с родителями объездили несколько частных школ. Все с виду прекрасно, но каждый раз, когда я заходил в туалет, то видел, как какой-нибудь здоровый дебил наезжает на ученика типа меня. – Он сокрушенно качает головой. – Куда бы я ни перешел, везде есть те, кто самоутверждается за счет младших.
– Но, по крайней мере, ты сможешь в новой школе начать с чистого листа. Ты сможешь опять продавать домашку. Там, по крайней мере, не будет Шеллестеде…
Гарри прерывает меня на полуслове. Он так расстроен, что покраснел.
– Ты не понимаешь. В другой школе все будет то же самое. Я это уже проходил. Все это потому, что я такой, какой есть. Я просто умный мелкий пацан, на которого все наезжают. Я не могу резко поглупеть. Я не могу за ночь вырасти на несколько сантиметров. Во всех школах есть хулиганы. И у меня с ними всегда будут проблемы.
Я не знаю, что ему ответить. Общество не в состоянии разрешить его вопрос. Все человечество не может найти ответ на этот вопрос.
– Так что нет смысла менять школу, – говорит он в заключение. – Здесь у меня, по крайней мере, есть друзья.
Я понимаю, что он имеет в виду меня. Меня, а также суперразговорчивого ученика из шестого класса по имени Форрест и Лейлу Маршан, которая просто добрый ангел, и кажется, что у нее крылья с нимбом вырастут. Я не знаю, чем Форрест или Лейла смогут ему помочь, но я для него готова пойти на многое.
Мы с Гарри доедаем обед, и нас в принципе никто не беспокоит. Один раз Тэй пытается привлечь мое внимание и машет рукой, но я киваю в сторону Шеллестеде и качаю головой. После еды я иду относить мусор и поднос. Софи встает из-за стола сразу после меня, и векторы наших путей пересекаются около мусорки.
– Привет! – шепчет она. Наверное, чтобы я поняла, что у нас с ней не случайная встреча.
– Как дела? – шепчу я в ответ.
Видно, что Софи в радостном возбуждении.
– Шаг Первый прошел отлично. На всех произвела впечатление история про банк. Но наше танцевальное мероприятие состоится уже меньше чем через две недели. Где Шаг Второй?
Я пока еще не продумала в деталях, каким будет Шаг Второй, но он уже начинает вырисовываться. Я наклоняюсь к ее уху и шепчу:
– Надо продать то, что ты умеешь делать.
13. Четверг, вечер
Я сижу на своей кровати и слушаю в трубке короткие гудки. Уже минут десять я пытаюсь дозвониться. Слышу короткие гудки и тут же перезваниваю. Пока не дозвонилась. За это время я успела подготовиться и отрепетировать то, что надо сказать.
Мам, привет! Когда приедешь нас навестить? Нет, это слишком навязчиво, мама не любит резких и прямых вопросов. Мам, Мэйби говорила, что ты приедешь нас навестить! Нет, не надо сразу пускаться в карьер и говорить о главном. Лучше всего сперва спросить, как идут дела на ферме. Привет, мам! Как там поживают твои цыплята? Уже лучше, но я не хочу говорить про цыплят.
Привет, мам! Я очень скучаю. Возвращайся навсегда. Обещаю, что папа изменится. Скорее возвращайся и снова стань нашей мамой.
Тут я слышу долгие гудки. Я дозвонилась! Практически сразу трубку снимают, и раздается мужской голос: «Да?»
– А-а-а, здрасьте… – Я не была готова, что кто-то ответит. Я начинаю нервничать. – А можно поговорить с Сюзанной?
– Не знаю, сейчас посмотрю. А кто ей звонит?
Мне стыдно, что я отнимаю время у незнакомого человека и занимаю линию.
– Это ее дочь.
– Подождите, пойду ее поищу.
Я слышу, что трубку на что-то кладут. Полная тишина в течение минуты. Я уже почти начинаю сожалеть, что вообще позвонила. Может, я отрываю маму от чего-то важного? Может, ей не понравится, что я ей звоню? Может, мне сейчас лучше вообще повесить трубку?
– Мэйбс? – слышу я в трубке запыхавшийся мамин голос.
Ой-ой-ой, зачем я это сделала?
– Нет, это Рада.
Я ужасно боюсь, мама расстроится, что звонит не Мэйби, но у мамы, кажется, довольный голос.
– Привет, заяц! Моя радостная Рада! Я рада-радешенька тебя слышать. – Потом она переходит на серьезный тон: – Почему ты звонишь? Все в порядке?
– Да, я просто хотела узнать… просто хотела с тобой поговорить.
– А, ну это прекрасно! – В ее голосе чувствуется облегчение. – Послушай, сейчас не лучшее время для разговора. У меня буквально одна минута, а потом надо бежать, но все равно расскажи, что там у вас происходит. Как твои дела?
– Хорошо.
Так много всего произошло с момента нашего последнего разговора. Мама, я начинаю дружить с двумя самыми популярными девочками школы. Иззи играет в футбол и софтбол, а Софи ходит на кружок танцев, и я помогаю им решать их проблемы. И я обязательно поработаю над папой, чтобы ты в него снова влюбилась.
– Мэйби говорит, ты приедешь нас навестить.
– Она не должна была об этом никому говорить. Все еще пока не окончательно решено. – В голосе мамы слышатся нотки недовольства.
– Не волнуйся, мама, папе я ничего не расскажу. – С гордостью могу констатировать, что ни разу в жизни не передавала папе то, что мама хотела от него скрыть. – Но ты же приедешь, верно?