Сперва она направляется прямиком к тому столу, где я обычно сижу, но, увидев, что меня там нет, оглядывается, замечает меня рядом с Софи и поворачивает ко мне.
Черт возьми эту Мэдисон Грэм. Когда я сижу за столом с премиальной публикой, ей надо обязательно найти меня и закатить сцену. При ее приближении я встаю, и мы оказываемся с ней лицом к лицу.
– Мне надо с тобой поговорить, – рычит она.
Все сидящие за столом с интересом наблюдают за этой сценой.
– У-у-у, кажется, любовнички повздорили, – шепчет Ханна, и Каролина смеется.
Решено: я убью Мэдисон.
– В коридор, – приказываю я ей спокойным тоном.
От разных столов слышится «О-о-о!», и нас провожают несколько десятков пар глаз.
В коридоре Мэдисон резко поворачивается ко мне.
– Убийца! – произносит она.
Что? Неужели она смогла прочитать мои мысли? Ведь я только что решила ее убить.
– В чем дело? – спрашиваю я.
– Не изображай из себя невинность! Ты его убила!
О чем это она?! Я понятия не имею… Стоп, секундочку. О боже! Теперь я понимаю, о чем она. Она имеет в виду сообщение, которое утром получила от Джеймса. Я поднимаю руки ладонями вперед в знак того, что я ни в чем не виновата, и, стараясь сохранять спокойствие, говорю:
– Мэдисон, я никого не убивала. Джеймс – выдуманный персонаж. Его не существует.
Такое ощущение, что она меня не слышит. Она еще ближе подходит ко мне. Теперь я держу руки в оборонительной позиции.
– Я бы сделала для тебя все, о чем бы ты меня ни попросила, – шипит она. – Но ты решила его у меня отнять.
Я вижу, что ее глаза светятся нездоровым блеском. Почему сейчас рядом никого нет? Неужели никому не нужно одолжение? Где Жасмин, которой наверняка нужна новая отмазка? Где Шеллестеде, которая так стремится меня поймать и наказать? ЭЙ, ВОТ Я, ПОЙМАЙТЕ МЕНЯ, ПОЖАЛУЙСТА.
– Мэдисон, – говорю я громким голосом, – успокойся. Ты слишком серьезно к этому относишься…
Но эта сумасшедшая меня не слушает. Она улыбается, демонстрируя мне свои блестящие зубы.
– Нет, Рада, ты его у меня отняла, и за это я кое-что отниму у тебя.
Она хочет у меня что-то отнять? Она совсем рехнулась. Раньше я очень расстраивалась, что у папы и Агнес аллергия на животных, поэтому мы не можем завести ни кошку, ни собаку, но вот прямо сейчас очень рада, что у нас нет домашних животных и мне не надо беспокоиться за их жизнь.
– Ты это о чем? – нервно уточняю я.
Мэдисон привстает на каблуках, и на ее лице появляется довольное выражение.
– Скоро узнаешь.
Ничего себе! У меня нет никакого желания это узнавать. У меня даже нет желания думать о ее угрозах, но тем не менее я вижу перед глазами свою любимую мягкую игрушку зайца Отиса с петлей на шее и крестиками вместо глаз. Я иду на попятную:
– Послушай, Мэдисон, погоди. Джеймс еще не умер. Он очень болен, но жив. Вам обоим надо расслабиться, и мы с тобой все это проговорим в понедельник…
Выражение ее лица мгновенно меняется, и в глазах появляется надежда.
– Ты его вернешь? Серьезно? Спасибо, Рада, спасибо, спасибо, спасибо!
Прошло мгновение, и мы снова подруги. Всего две секунды до этого она мне угрожала, а сейчас, подумать только, меня обнимает. Но когда она перестает меня обнимать и отстраняется, я вижу в ее глазах искорки сумасшествия.
– Ты обещаешь, что вернешь его? – требовательно спрашивает она.
Нет. Я не хочу его возвращать. Мне уже все это ужасно надоело. Мэдисон надо отдохнуть от своих фантазий и вернуться ко всем нам в эту полную разочарований реальность. Мне так не хочется обещать ей то, чего я потом не собираюсь делать. Не врать – одно из моих правил. Отмазки, объяснения, алиби, но не вранье.
Но иногда приходится нарушать правила.
– Обещаю, – говорю я ей. – Я верну твоего Джеймса.
16. Пятница, вторая половина дня
Мэйби, Агнес и я обсуждаем на чердаке план подготовки к приезду мамы.
Мэйби, скрестив по-турецки ноги, сидит на своей кровати. Вокруг нее завал книг, бумажек и одежды. Я расположилась в кресле-мешке, а Агнес играет на полу с маленькими круглыми магнитами, которые купила в хозяйственном магазине. Я рассказываю им о своем разговоре с мамой.
– В общем, она сказала, что обязательно приедет, а когда именно это произойдет, узнает на следующей неделе.
Мэйби складывает руки на груди и закатывает глаза.
– Мне она сообщила то же самое. Мы об этом уже знаем.
Ей не понравилось, что я сама позвонила маме, а не стала дожидаться нашего еженедельного звонка. Я прекрасно понимаю, что чувствует моя старшая сестра. Нахожу в телефоне заметки по поводу операции «Мама».
– У нас нет времени на споры, согласны? Нам много чего надо сделать до ее приезда.
Агнес молчит. Она пытается соединить два магнита, которые отталкиваются друг от друга. Я уже готова начать зачитывать то, что написала, но тут Агнес тихо спрашивает:
– А что, если папа не хочет, чтобы мама возвращалась?
Мэйби отвечает на этот вопрос медленно и членораздельно, словно Агнес три года:
– Папа хочет, чтобы мама вернулась домой. Он был против, чтобы они расставались. Именно она ушла от него, а не наоборот.
– Я это знаю, – говорит Агнес. Она переворачивает один из магнитов, и они моментально прилипают друг к другу. Она снова их разъединяет. – Мне кажется, что сейчас он очень на нее зол.
Мэйби смотрит на меня, и в ее взгляде я читаю: «Ну я же тебе говорила, что ей ничего не стоит рассказывать». Я быстро отвечаю на вопрос младшей сестры:
– В любом случае нам надо уже сейчас начинать заниматься папой. Ему нужен новый гардероб. Моя подруга Софи может помочь ему подобрать новую одежду, она в этом специалист.
Да, настала пора фэшн-эксперту Софи Нельсон начать работу с родителями. После школы я передала ей записку, и через десять секунд она отправила на мой телефон длинный ряд эмоджи, изображавших разные степени радости.
Агнес нравится моя идея, но Мэйби относится к ней скептически.
– Ну, это всего лишь одежда, – говорит она. – Что мы будем делать с его характером и дурными привычками?
У меня уже готов ответ.
– Мы можем с ним договориться, что за каждую плохую привычку, от которой он избавится, мы готовы избавиться от какой-нибудь из наших плохих привычек. Например, если он перестанет причмокивать, то ты, Мэйби, перестанешь бормотать себе под нос. Или если он перестанет ныть и ворчать, то Агнес больше не будет делать так, чтобы срабатывала пожарная сигнализация.
– Да это всего два раза было! – протестует Агнес. – И я не устраивала пожар. Я пыталась снять детектор дыма, чтобы его разобрать и посмотреть, что там внутри.
– Хорошо, а от какой плохой привычки можешь избавиться ты? – спрашивает меня Мэйби.
Отличный вопрос. Что из того, что я делаю, раздражает папу? Я могу перестать подбрасывать и ловить бутылки с водой или газировкой. У меня все равно не получается их красиво ловить. Я могла бы перестать громко рыгать на людях. Могу начать мыть за собой посуду, а не оставлять ее в раковине.
– Можешь перестать следить за людьми, – произносит Мэйби. – Вот это окружающие точно бы оценили.
– Можешь перестать перебивать, – добавляет Агнес.
– И подслушивать, – говорит Мэйби.
О'кей, я вас поняла. У меня действительно есть некоторые не самые лучшие черты. Но Агнес еще не закончила.
– И ты можешь перестать заниматься фиксерством и пытаться все исправить.
– Да, вот это по делу, – соглашается Мэйби.
Ничего себе! Ну это просто смех! Я точно знаю, что ни Агнес, ни Мэйби не хотят, чтобы я перестала быть фиксером. Кто придумал план, как можно изменить папу? Я! Кто помог Мэйби тайком выйти из дома на Хеллоуин, чтобы провести время с подругами? Кто помог Агнес убедить папу, что она не использует сушильную машину в качестве центрифуги?
– Давайте обсудим это потом, – предлагаю я. – Главное – что мы достигли принципиального согласия. Мы избавимся от плохих привычек, если папа согласится избавиться от привычек, которые не нравятся нам?
Сестры кивают в ответ. Отлично, по этому пункту у нас нет разногласий.
Наше совещание заканчивается. Агнес спускается вниз в свою лабораторию, а я поднимаюсь в спальню, чтобы сделать домашку. Я открываю книгу, смотрю на страницу, но не читаю. Я думаю о магнитах, которые крутила в руках Агнес. Вспоминаю, как сестра пыталась соединить магниты сторонами, которые отталкивали друг друга. Каждый раз после того, как Агнес соединяла их, магниты тут же разъединялись. Агнес неоднократно пыталась присоединить магниты друг к другу, но ей так и не удалось это сделать, потому что существует следующий научный факт: невозможно соединить неправильные концы.
17. Суббота
Мы с папой бродим по большому залу, в котором проходит День науки начальных классов. Агнес участвует в этом мероприятии.
Вокруг нас третьеклассники и четвероклассники расставляют свои плакаты, написанные до смешного кривым почерком, а также сделанные из папье-маше модели Солнечной системы и вулканов, которые в отличие от экспериментов Агнес с унитазом совершенно безобидны. Агнес попросила нас с папой ей не мешать, пока она устанавливает свой экспонат: автомат, раздающий шарики жевательной резинки и демонстрирующий при этом три закона движения Ньютона. Это сложная конструкция, похожая на модифицированную мышеловку. Если бросить в специальную щель монету в двадцать пять центов, она ударит по рычагу, который надавит на что-то еще, и потом, словно падающие костяшки домино, один за другим сработают еще семьдесят пять потайных устройств, после чего из диспенсера выпадет шарик жвачки.
Помнится, что моим научным проектом в четвертом классе было растение, которое я ненароком сожгла под слишком сильным светом лампы.
Я надеюсь, что научный эксперимент Агнес пройдет успешней, чем наша с ней попытка во время поездки сюда на машине убедить папу, что ему надо обновить гардероб.