Мэйби поднимает голову, и одна ее бровь ползет вверх.
– И чего ты тогда спрашиваешь? – говорит она, снова опуская глаза к экрану.
Потому что, если мама позвонила поговорить только с Мэйби, мне было бы обидно. Но если Мэйби сама дозвонилась до мамы, значит, и я могу ей позвонить.
С Мэйби совершенно невозможно договориться, поэтому я решаю немного ее встряхнуть. Я встаю и сдуваю с коленок облако песочной пудры.
– Пойду напишу папе, – говорю я.
Ага, Мэйби повелась!
– Нет! Ты чего?! Я же тебе только что сказала, что папе нельзя об этом говорить! Ты меня не поняла?
– Я напишу ему, что надо купить еды. Боже!
Я спускаюсь по лестнице и иду в свою комнату.
Пишу папе, что надо обязательно купить еды. Неожиданно я чувствую, что мне его ужасно жалко. Всего несколько секунд назад я была на стороне мамы – радовалась, что она скоро приедет, и была недовольна папой, что он вставлял ей палки в колеса и мешал приехать. Сейчас я уже даже не знаю, на чьей я стороне.
Я хочу, чтобы мама нас навестила, но при этом злюсь на нее. Я не привыкла злиться на маму. Это очень неприятное чувство, от которого надо побыстрее избавиться. Если мама узнает, что я на нее злюсь, то вообще не захочет приезжать.
Что же, значит, получается? Первый пункт моего плана: изменить папу. Второй пункт: изменить свое собственное отношение.
7. Через три часа
Я в подвале болтаю с Агнес. Понимаете, ведь должна же я с кем‑нибудь поговорить! Я удивлена, расстроена и сбита с толку одновременно. Я понимаю, что от разговора с Мэйби мое состояние не улучшится. И считаю, что Агнес имеет право знать о приезде мамы, и, если я собираюсь изменить папу к маминому приезду, мне совершенно необходима помощь младшей сестры.
Я дожидаюсь, когда после ужина Мэйби поднимается к себе на чердак, после чего направляюсь в подвал. Агнес сидит за своим лабораторным столом и при помощи трафарета делает этикетки для пустых баночек. Она уже сделала этикетки с надписями ВОДА, НАШАТЫРНЫЙ СПИРТ, ЭКТОПЛАЗМА. Она мечтает стать охотником за привидениями.
– Есть кое-какие новости, – говорю я. Я сижу в старом раскладывающемся кресле, которое папа затащил в подвал после того, как купил новое. – Новости по поводу мамы.
– Какие именно? – спрашивает Агнес, тщательно зарисовывая фломастером пространство внутри трафарета.
Я выдерживаю небольшую паузу, словно жду, что раздастся барабанная дробь, и потом сообщаю сенсационные новости:
– В следующем месяце мама приедет нас навестить.
Агнес поднимает на меня глаза. Лицо ее светится счастьем.
– Правда? Действительно приедет? Она сама это сказала?
Я вижу ее реакцию и улыбаюсь.
– Да. Мэйби говорила с ней сегодня, и мама сказала, что приедет на свой день рождения.
Агнес задумывается над моими словами. Ее смущает, что с мамой говорила только Мэйби, но, несмотря на это, новости все-таки хорошие.
– И надолго она приедет?
– Думаю, что на несколько дней, – отвечаю я. – На самом деле пока никаких подробностей.
– И что говорит по этому поводу папа? – спрашивает сестра, а радость на ее лице немного меркнет.
Я вздыхаю. Все не так просто, как кажется.
– Папа пока об этом не знает. И ты ему ничего не говори, хорошо?
Счастливое выражение окончательно сходит с лица Агнес, она начинает хмуриться.
– А почему нет?
– На всякий случай. Вдруг что-нибудь произойдет, – говорю я беспечным тоном. Я не знаю, что может произойти, и повторяю то, что мне сказала Мэйби. – Ты сама знаешь, что у папы могут быть перепады настроения.
Агнес замолкает и продолжает работать с трафаретом и фломастером над этикетками. Она размышляет над тем, что я ей сказала, щурится и аккуратно выводит фломастером букву С.
– Она на самом деле приедет или как?
Меня удивляет ее вопрос.
– А почему бы и нет?
Не отрывая взгляда от своей работы, Агнес пожимает плечами:
– Иногда она говорит, что что-то сделает, но ничего не происходит.
– Но ты же сама знаешь, что она не виновата в том, что не приехала на День благодарения. Все это из-за папы…
Агнес прерывает меня на полуслове:
– Я не только про этот случай. Помнишь, как долго она обещала отвести нас в аквариум, но так и не отвела? Потом она обещала посмотреть со мной первый эпизод сериала «Космос», но так и не посмотрела. И еще помнишь, сколько она готовилась делать для нас костюмы на Хеллоуин?
Да, помню, было дело. Было уже тридцатое октября, а мама еще палец о палец не ударила, и только после того, как мы с Агнес начали плакать, мама сбегала на помойку, нашла там картонные коробки и прорезала в них дырки для голов, глаз, рук и ног.
– Вот вам и костюмы, – с чувством удовлетворения сказала она тогда. – Вы две посылки с Amazon.
И действительно, эти костюмы были сделаны вручную, так что в этом смысле свое обещание мама выполнила. Я начинаю сомневаться в правильности своего решения сообщить Агнес о приезде мамы. Сестра настроена скептически, и я не хочу заразиться ее скептицизмом. Я решаю немного изменить тему:
– В любом случае мне нужна твоя помощь. Нам надо изменить папу к маминому приезду.
Не отрываясь от своей работы, Агнес качает головой.
– Мне папа нравится таким, какой он есть, – отвечает она.
Теперь я понимаю, почему Мэйби, разговаривая со мной, постоянно закатывает глаза. С младшими сестрами очень сложно быть терпеливым и сохранять спокойствие.
– Я имею в виду мелочи. Как шумно он прихлебывает, когда пьет. Что он всегда хочет быть прав. Что на мозги капает.
Агнес размышляет. Ее губы слегка подергиваются, когда она дорисовывает надпись ЭТИЛОВЫЙ СПИРТ. Агнес тоже часто бывает недовольна папой, но по другим поводам.
– И он слишком много работает, – говорит она наконец. – И иногда бывает не очень внимательным.
– Ему стоило бы купить себе какую-нибудь новую одежду. И сбрить бороду.
Несколько лет назад папа отрастил бороду, которая ужасно не понравилась маме, но папа считает, что борода ему идет, и не хочет ее сбривать.
Агнес смотрит на меня, словно я сморозила полную глупость. Неужели я не помню времена Великой войны за бороду 2017 года?
– Папа точно не сбреет бороду.
– Сбреет, если ты его об этом попросишь.
– Я не хочу, чтобы он ее сбривал.
О'кей. Делаю глубо-о-о-о-о-окий вдох. Агнес не стремится к тому, чтобы сознательно меня разозлить, хотя, если честно, она могла бы быть и посговорчивей.
– Ты разве не хочешь, чтобы мама к нам приехала?
– Хочу, – спокойно отвечает сестра.
– Ну так ты поможешь мне изменить папу?
Агнес снова замолкает. Она рисует новую этикетку, которая пока состоит из трех букв: ОСТ. Я подозреваю, что она хочет написать ОСТРЫЕ ПРЕДМЕТЫ.
– Ладно, помогу, – соглашается она наконец. – Но не с бородой, если только это не совершенно необходимо.
Отлично! Я рада. Если меня поддерживает Агнес, супермозг нашей семьи, то мое предприятие будет успешным. Я знаю, что смогу убедить Мэйби к нам присоединиться. Мы с Агнес будем работать над папой, а Мэйби должна обработать маму, чтобы та дала папе шанс исправиться. Вместе мы будем непобедимой командой.
– Договорились, – говорю я.
Я встаю и иду к лестнице, ведущей из подвала наверх. Я чувствую себя немного странно, когда произношу фразу, которую обычно слышу от других людей:
– Я твоя должница.
8. Среда, утро
В ближайшие две недели Софи Нельсон нужно вернуть восемьсот пятьдесят долларов в кассу ученического совета, иначе никаких весенних танцев не будет. Следовательно, Софи Нельсон нужно найти восемьсот пятьдесят долларов. Когда она в понедельник во время обеда говорила мне все это, я решила, что это плохая шутка. После того как я поняла, что она говорит совершенно серьезно, мне стало уже совсем не до смеха.
Видимо, Софи заметила, что меня очень удивила ее просьба, потому что тут же состроила выражение лица, означавшее: «Прости, не злись, я такая милая». Я не понимаю, на что она рассчитывала, когда обращалась ко мне с этой просьбой. Что я спасу ее милое лицо? Одно дело вернуть шарф Лиз Котлински, другое – почти тысячу долларов, которых у Софи явно нет. Это крупная сумма, не говоря уже о том, что деньгами я не занимаюсь и ничего в них не понимаю.
Софи сильно не повезло. Я быстро узнала, что у нее нет никаких сбережений и нет людей, у которых она могла бы занять эту сумму. Но чем больше Софи краснела, умоляла меня ей помочь и говорила, что ей надо спасти «подругу», тем больше я думала над ее просьбой. Хм. Может, действительно попытаться ей помочь? И если я ей помогу, сделаю одолжение «ее подруге», то Софи станет моей подругой на всю жизнь. «Такое, – шептала мне в ухо Софи, – только ты в состоянии сделать».
Мне очень хочется понравиться Софи, к тому же у нее большие неприятности. Я не могу позволить, чтобы ее подругу-невидимку поймали на краже денег. Если это произойдет, последствия будут самыми неприятными. И поэтому я ответила ей: «Я попробую». Как мне хотелось бы, чтобы я тогда просто сказала: «Нет».
Сегодня утром, как мы с ней и договаривались, Софи ждет меня на ступеньках у выхода из спортзала. У нее танцевальная репетиция, на которую она ходит несколько раз в неделю. И вид у нее соответствующий: блестящее трико, волосы завязаны в хвостик, губки уточкой. При виде меня она издает визг, хлопает в ладоши и целует воздух около моей щеки. Мы садимся на ступеньки и сразу переходим к делу.
– Значит, ты со всем разобралась? – спрашивает она меня.
Я удивлена. Неужели Софи предполагает, что я все за нее сделаю, да к тому же так быстро? Такое ощущение, будто она ждет, что я выну из кармана и передам ей восемьсот пятьдесят долларов, после чего она снова поцелует воздух около моей щеки, скажет, что она моя должница, и унесет свою блестящую задницу в спортзал к своим подругам. Типа я решила все ее проблемы.