Я пишу эти строки, стою у раскрытого окна. Теплый ветерок ласкает меня, солнышко греет. Рядом стоит круглая банка с водой. Ярко зеленеют новые побеги водорослей, и суетятся десятки маленьких, только что увидевших свет дафний, циклопов и др[угих] маленьких живых существ. Рядом в горшке гордо стоит, подставив себя под солнечные лучи, молодой росток гороха. И как посмотришь кругом… нет, все же хорошо жить на свете. Да, хорошо, но только когда сыт. Я же не голодна, но и не сыта, и это худшее состояние. Я каждый день систематически недоедаю, как это мучительно. Господи, если б был кто-нибудь из знакомых маминых. Я попросила бы хоть денег немного. Все-таки с деньгами можно купить немного хлебца. О, Боже.
Когда я увижу своих родных? Когда я смогу, наконец, сесть за обеденный стол с чувством, что ты тоже своя, не чужая, и кушать вместе с другими, а не только смотреть, как они кушают?! Боженька! Ниспошли мне такую милость. Дай мне доехать до Жени, увидеть Лиду, Сережу, Даню, Нюру[141].
Господи. Сделай это! Я молю Тебя!!
Сегодня 22 апреля. До мая осталось 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, осталось 8 дней. Какие это тяжелые дни. Самые тяжелые за всю мою жизнь.
А вчера, я забыла сказать, когда я стояла в очереди за хлебом на Лиговке, я видела настоящую живую бабочку-крапивницу.
Милый мой бесценный друг, мой дневник. Только ты у меня и есть, мой единственный советчик. Тебе я поведываю все мои горести, заботы, печали. А от тебя прошу лишь одного: сохрани мою печальную историю на своих страницах, а потом, когда это будет нужно, расскажи обо всем моим родственникам, чтобы они все узнали, конечно, если они этого пожелают.
Сегодня я после 12-ти часов пошла в столовую и взяла два супа. Супы были с лапшой, не очень густые. Я дала одной женщине свою чайную ложку поесть суп, она свою забыла, а она за это положила мне в тарелку с супом порядочный кусочек кокосового жира. Я его из супа выловила, но суп все же стал жирный. Потом я заработала себе один крупяной талончик тем, что дала воспользоваться моим пропуском. Он у меня давно уже не отрезался, так как Катя никогда его у меня не спрашивает. Говорят, что 25-ого эту столовую совсем закроют, так как ей все очень недовольны. Ругают ее почем зря. Я же этой столовой вполне довольна. И официанты здесь, по-моему, очень хорошие. В столовой я пробыла долго, до 2-х часов. Потом пошла на Лиговку в чайную, купила свой хлеб. Только там дают всегда на два дня вперед. Поэтому там большая очередь, не столько за чаем, сколько за хлебом. Хлеб там был очень хороший, выгодный. Обратно я пошла по Невскому, зашла в гастроном. Там народу совсем мало. Устроилась удобно в уголке и съела лапшу с обеих тарелок с маслом и хлебом честь-честью. Наконец дошла до чайной, что на Разъезжей. Встала в хвост большой очереди. Была половина 4-ого, а чайная открылась в 4 часа. Очередь такая была не за чаем, конечно, а из-за того, что давали сахарный песок по 50 гр. иждивенцам только на 5-ый талон, которого у меня нет. Так или иначе, мне пришлось стоять в очереди довольно долго, и, когда, наконец, я получила свои 2 стакана чая, у меня уже остался маленький кусочек хлебца, который я разрезала пополам и, намазав остатками масла, тут же целиком съела.
Из чайной я вышла с полным жидкостью желудком и сознанием, что я самое ничтожное и несчастное создание на свете. С таким весьма невеселым чувством я пошла туда, где находился раньше эвакопункт. Тут было пусто и тихо. Я села на лавку и была не в силах сдерживать больше свои рыдания. Наплакавшись вдоволь, я у выхода наткнулась на какую-то гражданку, которая на мой вопрос, когда снова будет запись, ответила: приходите в первых числах мая.
Итак, всякая надежда, что мне удастся вырваться отсюда раньше мая, исчезла навсегда.
Боже! До мая еще 8 дней. И каких ужасных голодных дней.
Передо мной телеграмма: «Выезжай. Нюра, Женя». Слезы градом катятся из глаз. Нюра… Женя. Это же живые люди, которые знают меня и не только знают меня, а знают мое горе, все знают. Они любят меня, они беспокоятся за меня. Они мои родные, среди всех чужих одни они протягивают мне теплую руку помощи. Но она далеко, далеко. И к ним мне сейчас нельзя пробраться. Вот почему слезы душат меня.
Все, кто мне мог бы помочь, далеко от меня. Гриша, если б он был в Ленинграде, разве не помог бы он мне? Конечно помог. Он дал бы мне денег, у него их сейчас много. И Кира мне бы помогла. Но они все далеко. Далеко и не могут мне сейчас помочь. А мне нужна их помощь, очень нужна именно теперь. До 1-ого мая. Помочь мне прожить эти 8 дней. А этого мне никто не поможет.
Выезжай! Каким чудесным теплом веет от этого слова. Выезжай! Милые, когда я вас увижу? Эти последние дни, что я живу здесь, в Ленинграде, я уже не живу, а проволакиваю. Влачу каждый день как тяжелую ношу. Отсчитываю каждый час, каждую минуту, каждую секунду. Но время, к сожалению, идет так медленно. Хоть плачь. Что бы такое сделать, чтобы время шло незаметно. Я знаю, для этого временно надо забыть о моем отъезде. Но ведь это невозможно! Невозможно!!
25 апреля
Здравствуй, мой милый дневничок. Наконец-то я опять взялась за карандаш. За это время многое произошло. Во-первых, изменилась погода. Стоят ясные солнечные дни, но дует сильный ледяной ветер. Идет ладожский лед. Вчера днем немцы опять напомнили о себе. Была жуткая воздушная тревога. Продолжалась около 2-ух часов. Во время тревоги был страшный артиллерийский обстрел. Сегодня днем снова была В. Т., продолжавшаяся 1 1/2 часа, и снова артиллерийский обстрел. Столовая на пр. Нахимсона[142] закрылась, но Розалия Павловна, еще заранее зная об этом, достала для меня пропуск в другую столовую, на ул. Правды. Сегодня я там первый раз была. Хотя там очень большая очередь, зато хорошее, разнообразное меню.
Например, сегодня было:
Суп гороховый, густой – 20 г кр[упы]
Каша гороховая – 40 г кр[упы]
Каша соевая – 20 г кр[упы]
Сырники соевые – 20 г кр[упы] и 5 гр. масла
Биточки мясные – 50 г мяса
Колбаса – 50 г мяса.
Я взяла одну соевую кашу и там ее съела. Оттуда я пошла в булочную в переулок Ильича, но и там не давали на 27. На углу Гороховой и Загородного в булочной тоже никак не давали на 27, и тогда я твердо решила, что не выйду из этой булочной без хлеба. Во что бы то ни стало должна купить 300 гр. хлеба. И точно, к 6-ти часам я купила 250 гр. хлеба, по 45 руб. 100 гр.
Вот радость. Сейчас половина 8-ого уже, и я совершенно сыта, а хлеб на 27-ое на моей карточке так и остался цел. Исполнилась моя мечта, я перескочила. Завтра я могу зайти в любую булочную и купить любой хлеб – 300 гр. Разве это не радость. Радость, да еще какая!
Насчет эвакуации ничего пока не слышно. Неизвестно, будет ли она в первой половине мая. Я решила до объявления эвакуации учиться в школе. Дело в том, что с 3-его мая начнется во всех классах учение[143], и уч[ащим]ся, наконец, уделили огромное внимание. Это распоряжение самого нашего дорогого Сталина. Сохранить жизнь оставшимся ленинградским школьникам. Школьники получат хорошее питание. Вот какой приказ от администрации школы показала мне Розалия Павловна, его она сама печатала на машинке.
Дети сдают продовольственные карточки, из которых вырезаются не все талоны. На руках у ребенка остаются след[ующие] продукты:
Масло – 200 г.
Сахар – 300 г.
Завтрак в школе
1. Каша. 2. Чай.
Обед в школе
из 2–3 блюд.
Выдача хлеба.
Детям до 12 лет – 300 г в школе, – 100 г на дом
Детям старше 12 л. – 400 г в школе, – 100 г на дом
Дневная норма продуктов на каждого ребенка
1. Хлеба 400–500 гр.
2. Мясо 50 гр.
3. Жиров 50 гр.
4. Круп 100 гр.
5. Сахару 30 гр.
6. Овощей 100 гр.
7. Муки пшеничной – 20 гр.
8. Муки картофельн[ой] – 20 гр.
9. Молока соевого – 50 гр.
10. Чая в м[еся]ц – 10 гр.
11. Кофе в м[еся]ц – 20 гр.
Дети, признанные медосмотром особенно слабыми, получают дополнительное питание.
Что это… опять зенитки грохочут. Ну да, опять, черти, летят. Вишь как гудят стервятники.
Да, а учение будет заключаться исключительно в повторении прошлого. Как то: восьмиклассники будут повторять курс 7-ого класса. Мы, девятиклассники, – курс 8-ого класса. Никаких испытаний весной не будет. Собственно говоря, это будет не школа, а своего рода стационар[144] для ленинградских школьников. Нынешний учебный год считается потерянным. Настоящее учение начнется после летнего перерыва. Да, забыла сказать. Сегодня, идя в столовую, я встретила Вовку. Моего Вовку. Как он изменился. Совсем высох, истощал ужасно. Сейчас он находится в стационаре. Предполагает учиться.
Милый Вовка. Будь он уродом, а я все равно люблю его.
26/IV
Все бело, покрыто снегом.
Снег на улице, на крыше.
Садик снова стал весь белым,
Но то снег не зимний, слышишь.
Сейчас второй час дня, а крыши уже успели высохнуть. Я специально ходила на Гороховую за хлебом, и мне действительно повезло. Хлеб мягкий, пушистый как пух, поэтому мне дали большой кусок. Отнесла хлеб домой, пошла в столовую. Народу сегодня было мало. Взяла 2 соевых каши и колбасу. Сейчас сижу с ногами под одеялом и слушаю радио. И думаю, как же мне поступить, если сейчас уже пошел ладожский лед, значит, в начале мая будет эвакуация водным путем, ехать ли мне сразу к Жене или май проучиться в школе, подпитаться немного, а потом и уехать. Прямо не знаю, как и быть. С одной стороны, хочется очутиться опять в школе, вместе с другими ребятами сесть за парту, вынуть книги и тетради, как заманчиво. А питание, подумать только. Утром придешь в школу – горячий сладкий чай и хлеб с маслом. Да, совсем забыла, на завтрак ведь каша, горячая каша с маслом, а потом чай. На сытый-то желудок и учиться будет одно удовольствие. Пройдет несколько уроков, пойдешь обедать. Обед можно частью домой взять, частью там съесть. То же самое и с хлебом.