— А я что говорю! Только там с контролем важно не пережать. Знаю я вас, начнете цензуру устраивать, по рукам бить пацанов, они и поникнут. Или скурвятся.
— Кого это ты назвал презрительным местоимением «вас», ты сам такой же, Милославский!
— Сердцем я ваш, то есть наш. А мысль моя неподвластна кровавой гэбне. Прошу занести это в протокол. Так и этих парней, новую редакцию нельзя будет контролировать жестко. Дал направление, а там пусть хоть что пишут. Им виднее, как разговаривать с молодежью, чтоб смысл доходил. Я так считаю. А если не так, то и незачем огород городить.
— Да погоди ты в позу вставать. Никто ничего не решил, и решать будут не здесь и не сейчас, а Милославский уже лёг на амбразуру. Смотри не засни на ней, герой.
— Да, Жорж, не бузи. Мы тебя услышали, а думать будут другие люди.
— Да чего вы со мной как с пацаном-то!
— Так не веди себя как пацан. Честное слово, если не знать, сколько тебе на самом деле, можно и того, сомневаться начать.
— Это на меня так организм действует. Заносит порой, буду присматривать за ним.
— И не забудь вместе со своим организмом сдать старый паспорт и свидетельство о рождении.
— Так это в Тулу ехать надо. Я командировку выпишу?
— На выходных скатаешься. Родителей давно навещал? Заодно проинструктируешь их.
— Опять? Бедные мои мама с папой. Через что им приходится проходить в борьбе за право называть меня своим сыном.
— Не плети, нормально они у тебя живут. Я бы сказал, как хорошие нелегалы. Нигде не течет, никому про тебя лишнего не сливают, гордись родителями.
— Так может, премию им подкинете за сотрудничество с Органами?
— Милославский, шёл бы ты уже! Что за люди вы, попаданцы, так и норовите под себя подгрести побольше.
Глава 7Популярная дендрология
После совещания я как весь из себя такой деловой и важный пошел к своему куратору, с которым очень давно не виделся, час почти. Потому как тема совещания никак не касалась темы второй беседы. Про кооператоров, Гуревича и вероятное предложение о сотрудничестве с их компанией.
Моё видение возникающих перспектив в плане возможности постоять у истоков новой советской и российской преступности Онегина не воодушевило. А ведь был соответствующий рапорт полгода назад, кажется. Я излагал то, что отложилось в памяти о массовом появлении бригад, банд и прочих организованных преступных группировок. Мол, как кооперативы развернулись с по тем временам огромными легальными деньжищами, так тут же активизировались те, кто захотел их контролировать. И это не налоговые органы, не милиция. То есть не только эти структуры. И вот сейчас я как бы сигнализирую — процесс пошел. Пусть начальство думает, ему за это платят.
— А ты сам что думаешь, Жорж?
— Даже не знаю. С одной стороны, можно собрать команду и прикрепить кого-то из истфехов на эту тему. Будет еще одна банда спортсменов, но под патронажем КГБ. С другой стороны, запачкаются парни во всём этом по самые уши, жалко их.
— Втемную, как ты любишь?
— А то у нас в Конторе так не принято. Небось половина операций так проходит, да хоть меня взять, первый раз вы как мной попользовались!
— Ладно, не бузи. Я доложу, будем думать. Молодец, что поднял вопрос.
— А что, были другие варианты? Как ты себе это представляешь? Милославский с корочками крышует кооператоров Москвы?
— Ха! А что, не твоё?
— И не моё, и я примерно представляю, какие звезды на погонах тех, кто скоро пустится во все тяжкие на этом пути.
— Ну да. И такое может быть, Жора. А еще такие деньги могут стать хорошим компроматом на нас или наших коллег из МВД. И так уже никаких сил не хватает разгребать всё. Капиталисты чертовы как с цепи сорвались, такие деньги в операции против Союза вбухивают.
— Так есть резон, Пётр. Вкладывают они бумажные доллары, а в виде отдачи хотят получить всю нашу страну в распластанном виде. Ресурсы, люди, технологии. Хотя нет, технологии наши им без надобности. А вот всё остальное…
Ехать на выходные в Тулу придется, только я уже давно не пру дуриком, как когда-то. Еду всегда после предварительного созвона. Вот и в этот раз позвонил родителям.
— Жора, ты просто молодец! Мне твоя помощь на даче во как нужна! — У отца стройка никак не закончится.
— Что за помощь?
— Колодец будем копать. Так что прямо из Москвы на дачу и рули. Осенью вода близко подойдет к поверхности, самое оно, чтоб колодец вырыть.
— Мама плешь проела?
— Ну дак.
Плешь у отца — не фигура речи, он стал лысеть еще в тридцать лет, так что я его без сверкающей лысины и не помню. Раньше даже думал, что папка никогда без головного убора не ходит, потому что стесняется. А потом просёк — патриархальное воспитание у него, без шапки на улицу только босяк может выйти. Даже в СССР такое понятие было чуть не до семидесятых, а уж там, где мой батя рос… Считай, что в царской России. В их Манчжурии даже закон божий в школе преподавали.
— Пап, если дождя не будет, то я поеду через Надеждино сразу на дачу. А если дождь зарядит — на взыщи. Мой Шерхан твоему Кабанчику не ровня в плане проходимости.
— А то! Машина зверь, водитель ас.
Отец как купил в восемьдесят втором году Запорожца, так и гоняет на нём уже семь лет. Наверное, мог бы сменить на что-то более приличное, не знаю. Говорит, что привык к машинке, тем более что катаются они вдвоем с мамой, причем чаще за городом, чем по Туле. Так что проходимость для них реально важный фактор. Вот и думай, не хотят менять машину на какую-нибудь «Ладу» или банально денег не хватает. Никогда не задумывался над этим вопросом. Родители на двоих получают еще больше, чем я один — примерно пятьсот в месяц у них выходит. Можно накопить? Вроде бы да, если целью задаться. А если сынулька сначала одну квартирку в Москве отделывает как конфету, а потом вторую? Последний раз они мне подкинули на ремонт две тысячи — вполне немаленькие деньги для моего понимания. Взял денежку, а потом спрашиваю себя — чего отец тачку не поменял? Ну не идиот ли я!
Вот что отец сменил, так это двигатель. Вместо сорока-сильного мотора теперь в заднице у Кабанчика стоит пятидесятка. Он этого машина теперь заметно шустрее, начала кушать девяносто третий бензин, а еще она стала перегреваться. По моему совету отец на место запаски, стоявшей вплотную к мотору, поставил дополнительный кулер — вентилятор на электродвигателе, двигло греться перестало. А запаска в условно дальних поездках катается на месте заднего дивана. В остальных случаях запасное колесо скучает в гараже.
Признаться, я даже не знаю, был ли у отца хоть один случай, когда в пути ему пришлось менять колесо. У меня был, но не в этой жизни, а отцу везет. Или он такой аккуратный водитель — не знаю. До сих пор иногда вспоминаю, как на сорокаградусной жаре в казахской пустыне куковали с запаской, но без баллонного ключа.
Короче, если дождя не будет, еду с утра в субботу через дачу. Блин, как же я ненавижу само это слово! Но не помочь родителям в некоторых вопросах нельзя. Особенно тогда, когда нужна грубая физическая сила. У меня она есть, сила. А время подвернулось — раз уж надо ехать очередной инструктаж проводить.
Крохотная деревенька у черта на куличках, никому не нужный кусок поля вплотную к лесу, выделенный под дачи таким же как мои родители безоглядным оптимистам, среди всего этого безобразия изредка попадаются квадраты уже огороженных участков. И наша, вернее моих родителей громадина одна такая на всё садовое товарищество — здравствуй мама, здравствуй папа!
Копать колодец? Да легко, только давайте сначала журавля срубим! Да, колодца еще нет, а журавль уже поднялся ввысь, и полушпалок в качестве противовеса на жерди прикручен проволокой. Не руками же тянуть из колодца глину. Один внизу копает, второй поднимает и отваливает на сторону — дело нехитрое, но муторное. Проволока чудная — снаружи медь, внутри стальной сердечник. Мы её с телеграфных столбов сняли. Чудные дела — вся страна перешла на современную радиорелейную дальнюю связь, телеграфные столбы из пятидесятых годов всё еще стоят как памятники самим себе. И никто их в дело не пустил. Охотники за проводами из суровых девяностых еще не появились.
— Пап, я это что, выстрел был?
— Наверное. Охотник какой-нибудь дичь гоняет.
— Так ведь сезон еще не открыли.
— Да кому тут за ними присматривать, глухомань! Я давеча приехал, а под крыльцом пыжи валяются.
— Зачем?
— Так небось с нашего крыльца кто-то зайцев бил. А и пусть, а то повадятся саженцы грызть. От путевого охотника вреда меньше, чем от зайца.
— Ну раз ты так говоришь, то и ладно. Пусть.
Пусть, конечно, только я отсюда свою захоронку вывезу. Не надо мне такого счастья, чтоб кто-то вскрыл и дом, и ящик в подвале. У меня там ППС-43 лежит в масле с патронами. Тем более, из резерва меня вывели, положу автомат у себя дома. Главное, изъять теперь так, чтоб мама не увидела. Отец — ладно, он поймет, он мальчик. А маме пойди объясни, что он оружия главная беда не тому, у кого оно есть, а совсем наоборот. Женщины, они в этом вопросе не разбираются, они как в театре рассуждают. Висит ружжо, значит выстрелит. Конечно выстрелит, я же первый из него стрелять и пойду.
Точно! Как во Львове купил сей агрегат, так и не пристрелял ни разу. Непорядок. Глупо было брать оружие без проверки, да? По уму-то надо было прямо на барахолке опробовать, не доверяя словам ушлого барыги? Угу, я тоже считаю, что эта покупка сродни приобретению лотерейного билетика. То ли внутри приз, то ли билет окажется без выигрыша. Давно надо было проверить, но руки прошлый раз не дошли, да и боялся немного, что внимание привлеку. А раз тут браконьеры себя вольготно чувствуют, то и владельцу раритетного ствола можно голову приподнять. Чует моё сердце, сегодня вечером, как докопаем, пойду и я поохочусь. По пенькам. И вон ту мятую кастрюльку захвачу в качестве мишени, будем устраивать пострелушки по классике.