— Давай, я попробую. Всё-таки мальчики не в пример лучше кричат «Та-да-да-да-да!» У нас это в крови.
На этих словах я подобрал с травы брошенный пенал и убрал его в сумку. А из сумки на свежий воздух показался затвор. Пара несложных движений, затвор стоит на своём месте. Еще одно — магазин с тихим щелчком зафиксирован в шахте, довольно глубокой. Это шикарный плюс автомату, у него нет той болезни, которая преследовала немецкий и английские пистолеты-пулеметы в войну. Наше оружие совершенно безнаказанно можно держать за магазин, никаких затыков при стрельбе от этого не грозит.
— Чем ты затвор передернул?
— Вот смотри, у него как у Калашникова ручка затвора справа, под правую руку. А держишь при этом за цевьё левой.
— Тридцать патронов как у Калаша?
— Тридцать пять. Но нет режима одиночного огня. Всё, дай мне его отстрелять.
Отсечки по два-три патрона уже получаются уверенно, хоть и не так, как у родного творения Михаила Калашникова. Но работать можно на короткой дистанции. С упором в плечо дак вообще шикарно — отдачу не замечаю в принципе, а увод ствола на короткой очереди и дистанции в двадцать метров несущественный. Вполне нормальные кучки. С двадцати метров. На пятидесяти уже похуже. Но хоть в круг мишени собираются, и то хорошо. Из таких машинок нет задачи прострелить руку или левое яичко. Их применяют в плотном огневом контакте, когда задач всего две — выжить самому и заземлить противника. Можно даже не смертельно на первом этапе. Что порадовало — саму мушку я не сбил при тюнинге.
— Какая интересная у тебя жизнь выходит, Жора!
— Так я не по течению плыву, а живу со смыслом.
— То есть любой так может?
— Любой. Надо просто поставить себе цель и добиваться её.
— Ага, только если у тебя нет ГэБэшных корочек…
— … То ты можешь пойти служить в Органы. Всего-то быть умным, смелым, с хорошей анкетой и хотеть защищать Родину.
— А ты прямо реально готов её защищать?
— Так я этим и занимаюсь, Жан. Разве не видно?
— Не-а, не видно.
— Вот и хорошо, значит я всё правильно делаю. Из автомата стрелять будешь?
— А можно?
— Можно, конечно. Но сначала инструктаж.
— Мама! Опять инструктаж! Тебе дай волю, ты и сношаться будешь после инструктажа.
— Кстати да, хороша мысль. Как-нибудь я тебе его проведу.
— Неееет! Ты меня уже засношал морально!
Молодежный сленг еще не породил такое привычное в будущем слово «трахаться». Кто-то чпокается, иные сношаются, кто-то откровенно е… совсем неприлично себя ведет, короче. В официальном обороте всё то же «полове сношение» и «половая близость». Слово «секс» уже всем известно, но сделать из него глагол никто не смог, так что вот.
Жанна вытерпела очередной нудный инструктаж, вложилась в ППС-43 и дала первую в своей жизни короткую очередь. Какая молодчуга! Я был готов к тому, что патронов десять усвистят по зарослям, а нет! Примерно на пять патриков очередь пошла в мишень, хоть и не вся. Теперь, если кто-то спросит меня, чем это таким важным я занимался в пойме речки Городни, я скажу с гордостью — готовил себе напарника. А то, что моя боевая подруга лупит из пистолета-пулемета в пушистых беленьких наушниках — так она же девочка!
— Всё, я настрелялась! Есть хочу, как из пистолета. ТЫ даму пригласил, значит на тебе сервировка стола. — Вот как она так умеет скидывать с себя дела, я тоже так хочу.
— Ну жди тогда. Я сначала подберу гильзы, чтоб сильно не бросались в глаза, мишень в багажник унесу, автомат приберу от греха. А ты пока жди. Освобожусь — буду тебя кормить.
— А быстрее никак? Сначала покушать, а потом прибираться?
— Быстрее только в параллельном режиме. Вот тут у нас хавчик, раскладывай, пока я убираюсь. Еще момент: костер раскладывать?
— А то! Какие мы разбойники без костра?
— Так мы разбойники?
— Однозначно, Жорж. У нас оружие, но мы не охотники. Мы на берегу речки, но не рыбаки.
— Убедила, разбойница. Тогда у меня дрова уже с собой, я мигом!
В багажнике у меня всё, необходимое для пикника, и обходимое тоже. Например, два трубчатых раскладных стульчика. Или это табуреточки? Не важно, главное — не на холодной земле сидеть будем. Крепкого кофе много не выпьешь, в отличие от чая. А то сначала чаю по кружечке выпьем, а потом окажется, что он весь кончился…Потому я и налил в термос именно кофеек, сладкий крепкий и без сливок. Была мысль соли добавить, но не в этот раз.
Мухи с комарами уже кончились, во всяком случае нас не донимали, коровы не мычат, машины не шумят. Право слово, тихо как в настоящем лесу. И даже автоматные очереди больше не слышны над кустами. Костер уютно потрескивает взрослыми дровишками, моментом принявшимися от жара моей растопки из смеси бензина и хозяйственного мыла. От растопки слегка пованивало, так у нас вообще не фиалками пахнет после того, как мы сожгли чуть не сотню патронов. О, еще и руки пороховым дымом пропахли. И куртка. Надо стирать. Даже интересно, что скажут Жанкины родители, когда она вернется домой. Или она не планирует сегодня к ним возвращаться?
— Солнце, ты сегодня у меня останешься?
— А что, есть варианты?
— Молчу. Кроме тебя у меня ни одного варианта нет. Сегодня.
— Вот я сейчас кому-то передерну резко!
— Был неправ. Вообще никогда никаких вариантов акромя тебя, дорогая Жанна! Где мои пирожные?
— А у нас есть пирожные? И ты молчал⁈
— Копайся в сумке, там большой пакет.
— Большой — это правильно! Картошка?
— И эклеры.
— За что я тебя люблю, Милославский, так это за обстоятельность.
— А не за инструктажи?
Костер разгорелся охотно, на сухих привозных дровах-то чтобы ему не разгореться. Дровишки малой связкой лежали в багажнике еще с моего посещений родительской дачи. Времена нынче такие, что еду из Тулы к себе без гостинцев. То есть пироги со всякой всячинкой — это да, без этого кто бы меня отпустил. А вот всяческие съестные припасы сейчас не мне родители накладывают, а я везу из Москвы.
— Хорошо сидим, да? Ты молодец, Жорж.
— Я да, я такой.
— А если опять кто-нибудь на огонёк припрётся?
— Вряд ли, места дикие, необжитые, опять же осень. Но если хороший человек придет, то пусть. Нам огня не жалко. А если плохой… Ты знаешь, рядом со мной плохим людям неуютно. С таким арсеналом как у нас вообще можно утверждать царство добра на всей планете Земля.
— И как мы узнаем, хороший или плохой человек?
— По делам их узнаете.
— Это была какая-то цитата? Колись, ты у нас умный, а я так.
— Книжка, называется «Евангелие».
— Милославский, ты ж неверующий. Зачем читал?
— Знаешь, есть дурачки такие, что готовы по любому поводу кричать «Верю!» Ну или наоборот «Не верю!» Я предпочитаю знать. Может те знания ошибочные, может я потом найду какие-то факты, которые весь мой мир поставят с ног на голову. Или наоборот. Но пока я живу, я ищу правду. И знаю или не знаю. А эти игры в «верю-не-верю» меня просто забавляют.
— Ну и скажи тогда, что ты знаешь? Есть бог? — Во как, для Жанны этот вопрос оказался не праздным, ей и вправду хочется знать. Знать!
— Верь, не верь, но я нашел простой ответ на твой вопрос: нет его, и не было. — Я пропел эти строки, который каждый понимает для себя так, как хочет.
— Ой, это чья-то песня? Не слышала еще.
— «Агата Кристи» из Свердловска. Новая совсем вещь, услышишь скоро.
— Так что, мне просто поверить тебе в то, что бога нет?
— О том и речь, что человек должен не верить, а искать ответы. Всю свою жизнь искать и думать, не доверяя чьим-то подсказкам. Даже моим
— Кстати, а почему ты перестал играть? — Вот как у неё получается перескакивать с одной темы на другую? Ведь какие-то переходники должны быть, что ли. Но нет, Жанне они не нужны. После вопроса про смысл жизни сразу вскакивает вопрос про какую-то ерунду.
— Почему-почему… Потому что хреново получается. И голос не очень, сильно не очень, если мягко выразиться. И гитара плохо даётся. Одно расстройство для ушей и пальцев.
— А мне нравится. При мне пой, сколько хочешь.
— Ладно, так и буду делать. Под гитару или в караоке.
— Это что за штука такая?
— Японцы придумали, караоке у них сейчас самая модная фишка. Запускают популярную песню в баре, вернее только музыку без певца, а на телевизоре идут слова в качестве титров. И все посетители поют.
— И чего в этом такого? В чем смак?
— Не знаю. Может, так не страшно, что слова забудешь при людях. Там у них все стесняются показаться смешными.
— Фигня, не для наших людей. — Пожала плечами Жанна, отправляя на свалку истории такую популярную в мире развлекуху. — В деревне как кто-нибудь вжарит на баяне что-то, так все хором поют. И никакая подсказка не нужна, и телевизор с магнитофоном тоже.
— Да ты, я гляжу, специалист по фольклору. Когда только видела и где?
— К родственникам ездили в прошлом году в деревню, так что я в курсе, чем живет сельское население.
Во как, наша будущая артистка в курсе, чем дышит простой народ. А я всё думаю, что городское создание тискаю, а она даже поросёнка вживую видела! От гусей бегала! Хорошо, что я непьющий, а то под скромную закуску выведал бы все тайны девичьей души. Опять. И самое смешное, что нет во мне той усталости душевной и нежелания её слушать, чего я так боялся первые годы второй жизни. Самое последнее дело — жить среди людей, которых презираешь. Видать, рано мне в боги.
Когда сидишь у костра, то ощутить момент, когда стемнело редко получается. Вот вроде минуту назад оглядывался и видел синеву вечернего неба, а уже темнота кругом, хоть глаз коли. И вдвойне неохота отходить от круга теплого света. Прав был писатель-фантаст, уже не помню его фамилию, вычурно высказавшийся о костре: «Телевизор современного человека подобен костру первобытных предков. С той разницей, что не греет и светит только с одной стороны». Как я понял, он вел к тому, что мы сидим у телевизора и пялимся в него целый вечер не ради информации, а затем же, зачем подходили к костру многие тысячи лет — чтоб было не так одиноко в ночи.