— Жорж, вот это уже не ко мне вопрос. Я вообще тебя хотел в НИИ «Прогноз» сплавить, отказали. Может, тебя тут от кого-то из нашей же структуры и прячут. Всё, не отвлекая меня, я тебе на все вопросы уже ответил.
Ага, ответил он. После тех ответов вопросов еще больше стало. Наше Второе Главное управление, занимающееся контрразведкой, оно вообще в какого-то монстра превратилось в результате череды пертурбаций. Подгребло под себя или поглотило несколько других управлений и отделов, кого-то пожевало и выплюнуло, кого-то скушало, кого-то приподняло как Онегина. А Маркелов, начальник Двойки, чуть ли не вторым человеком стал после Чебрикова, шефа КГБ СССР.
Пройти в студенческое общежитие молодому человеку всегда просто, нужно просто сделать целеустремленный вид, кивнуть вахтерше как старой знакомой и идти мимо вахты, не крутя головой. Осматриваться ты будешь уже в безопасной зоне, возле лестницы или лифта. Искомая комната находится на втором этаже, так что вперед и вверх, к цели! Стучаться? Да ну, свои же люди все, так что захожу без стука:
— Привет, Иван!
— Стучаться не учили? — Иван в гордом одиночестве разбирает сумку. Ладно, сейчас с ним самим разберемся, сумка подождет.
— Где сосед твой, Корчагин который?
— А ты кто? С какого курса? На третьем таких наглых не помню, четвертом вообще парней с гулькин хрен…
— Понятно. Комитет Государственной Безопасности, попрошу вас оказать содействие, товарищ Белов.
— Это шутка такая? Не смешно. — Но я уже показываю корочки в развернутом виде. Считаю неуважением мелькать закрытым удостоверением, если оно настоящее.
— Повторяю вопрос: твой сосед уже приехал, заселился?
— А, да. Михаил Корчагин, студент четвертого кур…
— Расслабься, я в курсе, с кем тебя заселили. Где он? — Судя по вещам, скучковавшимся около двух кроватей, второй жилец тоже уже в Москве.
— Бельё пошел получать, скоро придет. Там очередь, но старшекурсники вроде как без очереди.
— Тем более, отслужившие в армии.
— Ну да.
— А ты, Иван, собирайся-ка в магазин. За хлебом, за зубной пастой, еще чего прикупи. Часика два походишь. Угу?
— Так точно. А чего, Корчагин не…
— А тебя это не касается. — буду я еще всяким расклады давать по перспективным кадрам.
Михаил Корчагин так давно жил под этим именем и фамилией, что почти уже свыкся с тем, что он Миша. Вернее, сначала Миха, потом Михаил. Где-то в глубине души, один на один он величал себя настоящим именем: Дмитрий Лихарев. Это имя не только канатом привязывало его к своей настоящей личности, оно давало силы и вдохновение. Давало понимание, что он не шизик, прошлое было на самом деле, а не приснилось ему. Восемь лет в теле, подсунутом ему неизвестно какими силами, с такими скудными стартовыми показателями, что впору удавиться с тоски. Слабый, неавторитетный, ненужный никому пацан умел только что музицировать, да и то так себе. Его даже классная гнобила непонятно за что.
Упорный труд, уверенность в верности курса, опыт и харизма — несколько лет, и парня не узнать! Журфак МГУ как закономерное достижение на его пути. Мог ли он стать кем-то иным в своей второй жизни? А если и мог, то зачем? Стартовые условия, говорите, не очень? Это как сказать… Иметь за плечами такой опыт журналистики и ныть — это надо быть совсем тупым. Уже не говоря о послезнании.
Вот только с этим заладилось не очень. Лихарев-Корчагин был очень признателен себе именно за то, что никогда не строил из себя вещуна. Вроде тот СССР, в котором он рос, вроде и Брежнев, и Черненко с Андроповым ушли в назначенный час. Вот только потом что-то «сломалось» в истории, и самый молодой член политбюро отъехал в историю «после тяжелой и продолжительной болезни». А самое забавное, что не один, а вместе со своей супругой, с которой он любил советоваться. Какой-то Романов встал к штурвалу и начал рулить немного не в ту сторону. Вернее сказать, не в том направлении, куда плыл Союз на памяти Дмитрия. Да что говорить, даже выводить очень ограниченный контингент из Афганистана до сих пор не начали. На окраине заполыхало, как положено, точнее в строгом соответствии с тем, что помнил Дмитрий, а они войска еще не убрали из соседней страны. Эдак они и из Восточной Европы не уведут армию. Разве может история целой страны измениться?
Основоположники Марксизма-Ленинизма вещают со страниц учебников, что мир развивается в строгом соответствии с законами общественного развития. Но не угадывают, что социализм может перейти не на новую стадию, а вернуться к такому уютному и понятному для некоторых капиталистическому строю, где каждый за себя, один бог за всех. Ну или не один, тут всё сложно. А что об этом думает он? Он думает, что если бы всё шло тем же путем, то ему было бы легче ориентироваться в мире. А так… ему-то что, он себе на хлеб с маслом по-любому заработает.
Пахнущий прачечной комплект постельного белья радовал своим состоянием. А то бывает, выдадут белье, которое уже на ладан дышит. И самое поганое: когда его сдаешь, еще и претензии предъявляют: «Чего такое рваное⁈» Ладно, нефиг себя накручивать, завтра первый день предпоследнего курса, а потом свобода в известных пределах, знакомства, какой-никакой вес в тусовке, пусть и наилегчайший. И на стажировку обещают взять в не самую последнюю газету, а даже если бы она была и последняя — зато всесоюзная. «Иван, ты чего бельё не получаешь! Всё разберут, придется на коврике спать!» — закричал Михаил в открытую ногой дверь и погрузился в пучины своей, уже своей комнаты.
На Ивановой кровати сидел незнакомый студент, дембель, судя по усам и откровенно пялился на вошедшего.
— Здорова! А ты куда Ваньку дел?
— Привет, привет! В магазин послал за ластиком. А то сунулись последний день каникул обмывать, — незнакомец показал рукой на письменный стол без каких-то следов подготовки к распитию алкоголя, — а у нас ни одного ластика. Непорядок получается.
— Хорош ерунду говорить!
— Согласен, Михаил, в этом я чертовски хорош. Кстати, давай знакомиться. Жорж.
— Тьфу ты, а что, нормальные имена все кончились, что тебе это досталось?
— Так и ты не Павка, хоть и Корчагин.
— Павлом моего брата назвали.
— Ага, ну тогда два–ноль в твою пользу, Миша. — Имя Корчагина в исполнении этого Жоржа с усами прозвучало как-то похабненько.
— Слушай, Жорж, раз ты к Ивану пришёл, а его нету, может ты того, свалишь? Чего-то ты мне не нравишься, давай ты его в другом месте подождешь.
— Не, так не получится, я по твою душу пришёл, — гость встал с кровати, подошел к двери и запер её изнутри. — Комитет госбезопасности, капитан Милославский.
Первой реакцией было рассмеяться, что может быть нелепее, чем капитан-сверстник. Но удостоверение, развернутое и демонстрируемое на вытянутой руке достаточно долго, чтобы у Михаила была возможность с ним детально ознакомиться, это самое удостоверение делало ситуацию несмешной. Тут или провокация, или дурацкая шутка на грани фола. Особенно учитывая слухи, ходящие на журфаке, которые и слухами-то вряд ли были. Госбезопасность на факультете орудует в полный рост, вообще ничего не стесняясь. Говорят, на каждом курсе по сексоту, а то и не по одному. И да, ксива выглядела очень убедительно, видел Корчагин (именно Корчагин) такие уже, прямо точь-в-точь такие корочки показывал в одной газете товарищ, когда склонял Михаила к сотрудничеству. Он тогда стандартно обещал подумать, считай, отказался. Может, ОНИ не поняли или не приняли отказа? Тогда снова будут склонять. Жалко как, ведь всё вроде хорошо было до этого момента.
********** Дорогой Читатель, если ты мой давний читатель, то ты узнал в Михаиле Корчагине «демона-вселенца» Лихарева из цикла «Дневник восьмиклассника». Тому, кто не читал про него, вероятно, будет интересно узнать, что за гость вломился в цикл про Жоржа Милославского. Вот ссылка на книгу: https://author.today/work/298076
Но я попробую писать так, чтоб этот было не так уж обязательно. Если смогу, всё-таки я начинающий автор, уже два года как.
Глава 5Вербовка
Михаил сел не на кровать, а на стул, стоящий около стола. Чтоб не сидеть напротив, и чтоб уровень глаз был хотя бы чуть-чуть выше, чем у незваного собеседника. Впрочем, если в СССР иметь такие корочки, то можно хоть на толчке сидеть и всё равно ощущать моральное превосходство. Судя по выражению глаз этого Милославского ему было абсолютно плевать «на какой ухе у Корчагина фуражка», как в одном еще неизвестном анекдоте. Молчание затягивалось. Не то конторский не знал, с чего начать, не то хотел создать невыносимую атмосферу перед беседой. А вот тут он ушибся, против Лихарева, комфортно расположившегося в этом молодом теле, такой фокус не работает. И даже то, что он первым начнет разговор, вернее продолжит, тоже никакого преимущества Жоржу не даст. Какое дурацкое имя, прямо бесит! Может так статья, что наоборот, захваченная инициатива даст преимущество в этой схватке.
— И чем же моя скромная персона привлекла внимание нашей доблестной госбезопасности?
— А сами не догадываетесь? Ведь не мальчик уже, Корчагин. Должен понимать, где накосячил.
— А мы с вами на «ты»?
— Ну да, возраст позволяет, я считаю. Мы практически ровесники, товарищ.
— Товарищ? Звучит ободряюще, раз пока не гражданин.
— Если бы ты был гражданин, то разговор бы вёлся в другом помещении, а с товарищем можно и так, неофициально и на его территории. Ведь в родном доме стены помогают. Так что, есть уже версии, зачем ты понадобился Комитету?
— Вот вообще в голову не приходит! Взносы плачу, самиздатом не балуюсь, никаких беспорядочных связей не завожу, кроме половых. А во время оных мы с девушками по большей части сопим и свою гражданскую позицию не высказываем.
— С девушками? Тройничок практикуешь?
— Ни боже ж мой! Исключительно с разбивкой во времени. Так что от меня вы никаких версий не дождетесь, товарищ. Ты не дождешься, раз мы на «ты».
— Статья одна ваша вызвала противоречивые чувства.