Священник включает в ванной холодную воду и плещет себе в лицо. Вытершись, он смотрит в зеркало на дверце аптечного шкафчика и думает: что сказать о Вере Уайт? С одной стороны, она наивна, как настоящая блаженная, и ее видения не приносят ей ничего, кроме спорной славы, которая ей явно не нужна. С другой стороны, ее слова – ересь.
Рампини начинает мысленно выстраивать в две колонки аргументы за и против. Это еще нужно как следует проверить, но, вполне может быть, у девочки действительно стигматы. И она видит нечто такое, чего не видит никто другой.
Бог, строго говоря, не мужчина. Но и не женщина. Сев на крышку унитаза, отец Рампини смотрит на голых Барби, сложенных в тазик. Вера Уайт ведет себя как совершенно обычная мирская девочка. Ее жизнь не подчинена церковному уставу. Более того, она вряд ли отличит молитву Деве Марии от клятвы верности флагу. В ее пользу свидетельствует то, что дети из Фатимы тоже производили впечатление сомнительных кандидатов в визионеры. Но они хотя бы были христианами.
Рампини вздыхает. Отец Макреди оказался прав: Вера – противоречивый случай. Но в ее видениях ничего противоречивого как раз таки и нет. Они просто не имеют никакого отношения к католицизму.
Священник открывает дверь, выходит из ванной и шагает по коридору. Решение принято. Однако в сознании все настойчивее и настойчивее всплывают образы святых, которых в XVI веке преследовали за смелые взгляды. А при вскрытии на их сердцах обнаруживались знаки, напоминающие буквы имени Сына Божия.
Малкольм Мец смотрит на старенькую «хонду», принадлежащую Лейси Родригес – проверенному бойцу из батальона частных детективов, с которыми адвокатская контора сотрудничает на протяжении многих лет.
– Симпатичная деталь. – Малкольм указывает на маленькую статую Богоматери, закрепленную двусторонним скотчем на приборной панели.
– Ну да. – Лейси пожимает плечами. – Это на случай, если машину кто-нибудь увидит.
– Судя по тому, что люди говорят, вам придется припарковаться за милю от дома. Будете со мной на связи?
– Сегодня дам знать, как только доберусь. А потом буду звонить дважды в день.
Опираясь на ржавый капот, Мец говорит:
– Думаю, излишне напоминать вам, как важно нарыть компромат на эту мамашу.
Лейси зажигает сигарету и протягивает пачку Мецу, но тот мотает головой.
– Вы считаете, это будет трудно? – спрашивает она, выдыхая дым. – Женщина, кажется, в психушке побывала!
– К сожалению, как законный опекун ребенка на данный момент, Мэрайя Уайт имеет большое преимущество. Если она вовремя не укладывает девчонку спать, кормит ее конфетами с опасными красителями или разговаривает по телефону, стоя возле ванны, где малышка купается, я хочу это знать. Еще я хочу знать, что мамаша говорит всем этим священникам и раввинам, которые таскаются к ней в дом.
– Будет сделано.
– Только мне не нужно ничего такого, что не может служить доказательством в суде. Не вздумайте переодеваться в помощницу слесаря, проверяющую трубы, ради того чтобы принести мне информацию, добытую незаконным путем.
– Я всего один раз так поступила, – с досадой произносит Лейси. – И вы теперь всю жизнь будете мне это припоминать?
– Почему бы и нет? – Мец похлопывает ее по плечу. – За работу.
Проводив взглядом удаляющуюся «хонду», адвокат возвращается в здание, где расположен его офис. Бросив взгляд на мраморную табличку со своим именем, закрепленную на фасаде, он входит в двустворчатую стеклянную дверь, которая сама услужливо открывается перед ним.
Мэрайя прячется в своей подвальной мастерской. Берет маленькую кленовую дощечку, чтобы выпилить из нее кухонный столик, но получается плохо – слишком много отвлекающих мыслей. Подперев щеку рукой, Мэрайя огорченно смотрит на незаконченный домик. Она видит крошечные краники в ванной, паркет из узловатой сосны в спальне, раскрытый кухонный шкафчик. Она видит самые сокровенные уголки дома, не делая для этого ни малейшего усилия.
Вот, наверное, каково это – быть Богом.
Пожалуй, все маленькие девочки примеряют на себя роль вершителей судеб, когда творят, что им вздумается, со своими кукольными семьями. Мэрайя смотрит в потолок и спрашивает себя: может быть, Бог точно так же играет с ней и Верой?
Она вдруг вспоминает, почему в детстве никогда не населяла свой игрушечный домик куклами. Она боялась, что собака его заденет и крошечный ребенок скатится с лестницы. Или Барби-мама упадет на кровать лицом вниз, как будто горько плакала всю ночь, пока она, Мэрайя, спала. Ей всегда было стыдно перед куклами за то, что она не играет с ними со всеми сразу и не удовлетворяет всех их потребностей. Роль Бога, если задуматься, не из приятных: ты можешь давать помощь и утешение, но не можешь спасти всех сразу.
Теперь Мэрайя понимает, почему, став взрослой, она строит кукольные домики без кукол и накрепко прикручивает или приклеивает мебель к полу, ничего не оставляя на волю случая. Но даже это не решает всех проблем.
Руководить чужой жизнью, нести за нее ответственность, быть всегда настороже – по сути, работа Бога не так уж сильно отличается от работы матери.
МАНЧЕСТЕРСКАЯ ЕПАРХИЯ РИМСКО-КАТОЛИЧЕСКОЙ ЦЕРКВИ
Манчестер, штат Нью-Гэмпшир.
29 октября 1999 года
Отвечая на запросы со стороны священнослужителей и мирян относительно предполагаемых Божественных откровений Веры Уайт, жительницы Нью-Ханаана, штат Нью-Гэмпшир, Его преосвященство епископ Манчестерский сообщает: анализ, проведенный представителем епархии с вниманием и со спокойным духом, показал ложность визионерских претензий означенной Веры Уайт.
Наш долг – указать католикам на следующую доктринальную ошибку: Иисус Христос не является женщиной и любые подобного рода упоминания о Нем категорически недопустимы. Так называемое Общество Бога-Матери, ответственное за распространение заявлений Веры Уайт с помощью листовок и устного слова, попирает основы католического вероучения. Следовательно, призывы представителей вышеназванной организации должны игнорироваться католиками.
В тот же вечер, когда епископ Эндрюс выносит Вере Уайт официальное порицание, Общество Бога-Матери проводит акцию по раздаче яблок. Купив в одном из местных хозяйств более трехсот плодов сорта «джонаголд», активистки раздают их, предлагая людям откусить кусок от мифа о мужском доминировании в религии.
– Эдемский сад был только началом! – кричат женщины. – Не Ева виновата в изгнании человечества из рая!
Мэри Энн Найт, лидер Общества Бога-Матери, петляет в толпе, пожимая незнакомым людям руки. Она-то знает: ее движение не так радикально и не так ново, как некоторым может показаться. Двадцать лет назад она училась в Бостонском колледже вместе со знаменитой феминисткой Мэри Дейли, которая покинула лоно Католической церкви, объявив ее мировоззрение сексистским. Но Мэри Энн слишком любила католицизм, чтобы окончательно от него отречься. «Пусть однажды, – молилась она, – место в Церкви найдется и для меня».
А потом она услышала про Веру Уайт.
Мэри Энн стоит на перевернутом ящике в окружении людей, размахивающих недоеденными яблоками. Запахивая флисовую кофту, она прикрывает футболку с провокационной надписью: «Вашего Бога родила моя Богиня».
– Леди! – кричит Мэри Энн. – Вот пастырское обращение от епископа Эндрюса. – Она достает из кармана зажигалку. – А вот наш ответ.
Эффектным жестом она поджигает уголок листка и держит его до тех пор, пока огонь не подбирается к кончикам ее пальцев. Слушательницы ликуют, Мэри Энн улыбается. Пускай руководство епархии думает, будто стайка женщин просто покричит и угомонится. Пускай косный старый епископ строчит предупреждения, пока не посинеет. Кое-чего Его преосвященство все-таки не учел: у Общества Бога-Матери по-прежнему есть Вера Уайт. И две представительницы, которые уже едут в Ватикан, планируя заявить официальный протест.
Чистя зубы перед сном, Мэрайя переключает телевизионные каналы и вдруг видит на экране собственный дом и стоящую на его фоне Петру Саганофф:
– Съемочной группе программы «Голливуд сегодня вечером!» стали известны новые подробности дела Веры Уайт. Колин Уайт, отец девочки, неожиданно вернулся в Нью-Ханаан и требует полной опеки над дочерью.
В комнату вбегает Милли во фланелевой ночной рубашке и с крем-маской на лице:
– Ты это видишь?
Показывают здание суда, перед которым, ежась на ветру, Колин и его адвокат дают интервью сразу нескольким репортерам.
– Это трагедия! – произносит Колин на камеру. – Ни один ребенок не должен расти в таких условиях… – Его голос обрывается, как будто бы от избытка чувств.
– Умереть не встать! – восклицает Милли. – Он кого нанял: юриста или преподавателя актерского мастерства?!
На экране опять возникает физиономия Петры Саганофф:
– Малкольм Мец, адвокат мистера Уайта, утверждает, что пребывание под опекой Мэрайи Уайт наносит ущерб физическому и психическому здоровью Веры. Предстоящее судебное разбирательство по этому вопросу, безусловно, приобретает общественную значимость. Мы будем держать вас в курсе развития событий. С вами была Петра Саганофф. Смотрите «Голливуд сегодня вечером!».
Милли быстро подходит к телевизору и выключает его:
– Какая чушь! Ни один человек с мозгами не поверит ни слову из того, что сказал Колин.
Мэрайя, сплевывая пасту в раковину, качает головой:
– Нет. Все увидят, как он оплакивает судьбу дочери, и запомнят только это.
– Обо всех тебе беспокоиться нечего. Решение будет принимать судья. А судьи не любят такую вот помойную журналистику.
Притворяясь, будто ничего не слышит, Мэрайя полощет рот, думая о том, что этот сюжет наверняка видели и Джоан, и Иэн, и доктор Келлер. Мама заблуждается. Иногда можно с легкостью воздействовать на многих людей сразу, и Вера – яркое тому подтверждение. Мэрайя не выключает воду до тех пор, пока не слышит шаги Милли, выходящей из комнаты.
Он знает, когда можно ей звонить, потому что переставил свой автодом так, чтобы наблюдать за окнами ее спальни. Когда свет гаснет, Иэн на несколько секунд закрывает глаза и представляет себе, какую ночную рубашку Мэрайя надела и какую позу приняла на прохладной простыне. Потом, не сводя взгляда с двух маленьких окошек, он берет мобильный телефон и, набрав номер, говорит: