провоцировать болезнь своей дочери?
– О нет! Верина болезнь спровоцирована психогенно – ею же самой.
– Как определить, действительно это так или причина все же в действиях матери? – выдержав паузу, спрашивает Джоан.
– Методом исключения. Я бы изолировал миссис Уайт от Веры и посмотрел, не исчезнут ли симптомы.
– А если я скажу, что при воссоединении с матерью организм ребенка, находившегося в коме, полностью восстановился в течение часа?
– В таком случае, – отвечает доктор Фицджеральд, – я бы однозначно исключил делегированный синдром Мюнхгаузена.
– Насколько я понял, – начинает Мец, – у вас нет стопроцентной уверенности в том, что же все-таки мучит Веру: соматоформное расстройство, которым страдает она сама, или делегированный синдром Мюнхгаузена, которым страдает ее мать?
– Гм…
– После тяжелых разводов у детей всегда развивается соматоформное расстройство?
– Нет, – говорит доктор Фицджеральд. – Дезадаптивное поведение может принимать самые разнообразные формы.
– Например?
– Истерики, всплески сексуальной энергии, резкое ухудшение успеваемости в школе, возрастание или исчезновение аппетита… Список можно продолжать бесконечно, мистер Мец.
– Понимаю. А правда ли, что не все случаи делегированного синдрома Мюнхгаузена выявляются и регистрируются?
– Правда.
– То есть, хотя это и редкое заболевание, в действительности оно может быть не таким редким, как утверждают статистические сводки?
– Верно.
– Правда ли, что пациенты, которым поставлен диагноз «делегированный синдром Мюнхгаузена», – это преимущественно женщины, чей средний возраст – тридцать три года?
– Да.
– Сколько лет Мэрайе Уайт и какого она пола?
– Женского, ей тридцать три.
– Правда ли, что делегированным синдромом Мюнхгаузена страдают в основном матери?
– Да.
– Мэрайя Уайт приходится матерью Вере Уайт?
– Да.
– Правда ли, что этим заболеванием, как правило, страдают люди, пережившие сильное потрясение, такое как развод?
– Да.
– Мэрайя Уайт пережила развод?
– Да.
– Правда ли, что женщины, страдающие делегированным синдромом Мюнхгаузена, чаще всего имеют некоторые знания в области медицины – либо как профессионалы, либо как пациенты?
– Да.
– Правда ли, что Мэрайя Уайт несколько месяцев лечилась в психиатрической больнице?
– Да.
– Правда ли, что при делегированном синдроме Мюнхгаузена родители кажутся очень обеспокоенными здоровьем ребенка?
– Да, – сухо отвечает доктор Фицджеральд. – Но родители, не страдающие никакими психическими отклонениями, тоже имеют такое свойство – беспокоиться о здоровье ребенка.
Пренебрежительно пожав плечами в ответ на это замечание, Мец продолжает:
– Мэрайя Уайт выражала обеспокоенность здоровьем Веры?
– Насколько мне известно, да.
– Правда ли, что при делегированном синдроме Мюнхгаузена обычные способы лечения зачастую не помогают устранить симптомы?
– Да.
– Правда ли, что раны на руках Веры Уайт не удалось вылечить с помощью стандартных средств?
– Да.
– Правда ли, что галлюцинации Веры Уайт не прекратились под влиянием антипсихотических препаратов?
– Да.
– Правда ли, что люди, страдающие делегированным синдромом Мюнхгаузена, неосознанно стараются привлечь к себе внимание?
– Да.
– Правда ли, что случай Веры Уайт привлек внимание огромного количества людей?
– Да, – вздыхает доктор.
– Правда ли, что матери с синдромом Мюнхгаузена почти никогда не признаются в своих действиях, поскольку эти женщины – либо патологические лгуньи, либо они причиняют вред ребенку во время периодов диссоциации?
– Да.
– Мэрайя Уайт призналась в том, что вредила здоровью Веры?
– Насколько мне известно, нет.
– Разве то, что мы с вами сейчас набросали, – не классический портрет женщины, больной делегированным синдромом Мюнхгаузена?
– Да. – Фицджеральд вздергивает бровь. – Но в той же мере все это соответствует описанию женщины, у которой этого заболевания нет.
– И все-таки, доктор, вы сейчас сами назвали с десяток признаков синдрома Мюнхгаузена, присутствующих у Мэрайи Уайт. Если нечто выглядит как скунс, пахнет как скунс, и ведет себя как скунс… Короче говоря, действительно ли вы на сто процентов уверены, что это соматоформное расстройство?
Рот доктора Фицджеральда вытягивается в прямую линию.
– Ваши рассуждения – яркий пример ложной логики.
– Да или нет? – качает головой Мец.
– Нет.
– И что из этого следует?
Доктор смотрит адвокату прямо в глаза и, улыбаясь, медленно произносит:
– Из этого следует, что если Вера Уайт не страдает соматоформным расстройством, то она действительно видит Бога.
Глава 17
Противоречья: вот в чем женский рок.
А. Поуп. Послание к леди[39]
6 декабря 1999 года
– Невероятно! – пою я, и мне кажется, будто внутри меня всплывают маленькие пузырьки, готовые вот-вот полопаться от смеха. Я крепко обнимаю Джоан. – Где вы откопали этого доктора Фицджеральда?
– В Интернете, – отвечает она, внимательно глядя на меня.
Впрочем, мне все равно, где она его нашла. Хоть в лесу под камнем. Главное, что этот психиатр не только дал альтернативное объяснение Вериной болезни, но и победил в словесном поединке с Мецем!
– Спасибо вам. Вы держали этого свидетеля в таком секрете, что я, если честно, ничего подобного не ожидала! Чтобы так быстро выстроить новую эффективную стратегию…
– Это не меня вам нужно благодарить.
Я недоуменно улыбаюсь:
– То есть как?
– Мэрайя, у меня нет такого штата и таких ресурсов, как у Меца. Одна бы я не смогла так хорошо подготовиться. Пришлось бы полагаться исключительно на интуицию. Но пришел Иэн Флетчер. Он провел все выходные у меня в кабинете, нашел доктора Фицджеральда и по электронной почте обсудил с ним наше дело.
– Иэн?
– Он сделал это для вас, – отвечает Джоан спокойно. – Для вас он сделает что угодно.
На свидетельском месте мне ужасно некомфортно: со всех сторон ограждение, говорить нужно в микрофон, стул такой неудобный, что приходится сидеть как будто кол проглотила и глядеть прямо на зрителей. Сердце бьется в груди, как светлячок в банке, и я вдруг понимаю, почему рассмотрение дела в суде называется разбирательством: сейчас меня разберут по косточкам.
– Представьтесь, пожалуйста, для протокола, – говорит Джоан, цокая каблучками по паркету.
Я подтягиваю к себе лебединую шею микрофона:
– Мэрайя Уайт.
– Кем вы приходитесь Вере Уайт?
– Матерью, – отвечаю я, и это слово протекает внутрь меня, как бальзам.
– Как вы сегодня себя чувствуете, Мэрайя?
– Замечательно, – улыбаюсь я.
– Почему?
– Потому что мою дочь выписали из больницы.
– Насколько я понимаю, в выходные она была очень больна?
Естественно, Джоан знает, насколько Вера была больна: сама ее несколько раз видела. Эта нудная игра по нотам кажется мне смешной. К чему вообще все эти формальности, эти теории и гипотезы, если я могу просто подхватить Веру на руки и убежать с ней?
– Да, – говорю я. – У нее дважды останавливалось сердце. Она была в коме.
– Но сейчас она уже не в больнице?
– Ее отпустили в воскресенье после обеда, с ней все в порядке.
Я смотрю на Веру и, хотя это против правил, подмигиваю ей.
– Мистер Мец считает, будто у вас делегированный синдром Мюнхгаузена. Вы понимаете, что это означает?
Я с трудом сглатываю:
– Что я наношу раны Вере. Заставляю ее болеть.
– Вам известно, Мэрайя, что два эксперта, присутствующие в этом зале, заявили, что лучший способ диагностировать делегированный синдром Мюнхгаузена – это разлучить мать с ребенком и понаблюдать за состоянием его здоровья?
– Да.
– У вас была возможность видеться с Верой в минувшие выходные?
– Нет. Судебное постановление запрещало мне контактировать с ней.
– А что происходило с Верой с четверга по воскресенье?
– Ей становилось все хуже и хуже. В субботу около полуночи врачи сказали, что она может не выжить.
– Откуда вы об этом знаете, если вас в больнице не было? – хмурится Джоан.
– Мне сообщили по телефону. Сначала позвонила моя мать, потом Кензи ван дер Ховен. Они обе подолгу сидели у постели Веры.
– Итак, с вечера четверга до утра воскресенья состояние вашей дочери ухудшалось. Она впала в кому и едва не умерла. Но теперь девочка здорова и находится здесь, в зале. Мэрайя, где вы были в воскресенье с двух часов ночи до четырех часов пополудни?
Я смотрю строго на Джоан, как она мне велела:
– Я была в больнице, с Верой.
– Протестую! – Мец вскакивает и тычет в мою сторону пальцем. – Это неуважение к суду!
– Подойдите.
По идее, я не должна слышать, что адвокаты говорят друг другу, но от избытка эмоций они почти кричат.
– Она вопиющим образом нарушила судебное постановление! – возмущается Мец. – Я требую, чтобы по этому поводу сегодня же было проведено отдельное слушание!
– Господи, Малкольм! У нее же ребенок лежал при смерти! – возражает Джоан и поворачивается к судье. – Однако Мэрайя вернулась, и девочка выздоровела! Ваша честь, это подтверждает мою теорию.
Ротботтэм смотрит на меня:
– Я хочу послушать, что из этого выйдет. Вы, миз Стэндиш, пока продолжайте, а с нарушением судебного запрета мы разберемся потом.
Джоан снова обращается ко мне:
– Что произошло, когда вы приехали в больницу?
Мне вспоминается, как я вошла и увидела Веру, всю утыканную трубками и проводками.
– Я села рядом с ней и начала разговаривать. Аппарат, который был подключен к ее сердцу, запищал. Медсестра сказала, что нужно позвать доктора, и вышла. Тогда моя дочь открыла глаза. – Я вспоминаю, как покраснели Верины щечки, когда у нее из горла вынимали трубку, и как она позвала меня голоском, похожим на шуршание сухой листвы. – Врачи принялись ее обследовать. Сердце, почки – все функционировало нормально. Даже ручки зажили. Это было… поразительно.