Перед его мысленным взором мелькнули в последний раз исполненные скорби любимые лица: отца и матери, товарищей по школе астронавтов, потом появилась она, Гея, ее задумчиво-грустные глаза. И как же долго, как загадочно долго смотрела она на него.
Все было кончено. И тогда с глубоким облегчением он прошептал:
— Без ограничения срока…
И тут же стал неудержимо тонуть, растворяясь з беспамятстве, и уже в полузабытьи вымолвил певучее имя…
Глава 2
Странно, однако Мир не исчез навсегда, как ожидал Александр. Его засыпающее сознание было разбужено могучим ударом грома. Медленные раскаты его прокатились по всему бесконечному пространству. Александр вздрогнул, почувствовал резкую боль, пронзившую его правый висок. Первое, что подумалось: «Большой Взрыв… Сингулярность…» Капсула стояла вертикально, с отошедшими захватами, без фонаря. «Неужели авария в момент „ухода“? Наверное, поэтому и боль». Но нет, он сразу же отбросил эту мысль. Развитая система блокировок предотвратила бы любую случайность в анабиозном секторе. Хотя ситуация, действительно, походила на аварийную: экран капсулы не светился, все форкамеры были открыты, модуль гомеостатического контроля казался безжизненным.
Кибернетик освободился от заклинивших захватов и осторожно вышел наружу. В пультовой царила полутемь. Лишь тускло помигивали лампочки силовых блоков, показывая минимальный уровень энергообеспечения.
Кажется, он начал понимать, что все это означает. Нет, он проснулся не в момент ухода в анабиоз, а уже после длительного пребывания в нем. Причем настолько длительного, что, возможно, истощились энергоресурсы всего Корабля. Но почему, да и как могла исчерпаться энергия на «Ковчеге», где имелась надежная система ее регенерации?..
Лампочки между тем все мигали и мигали, указывая на то, что здесь, на астероиде, вечное лето сменилось вырвавшейся из крепкого плена лютой зимой.
Голову Александра по-прежнему ломило от боли. Он миновал полуосвещенный коридор и, едва не задохнувшись от колючего морозного воздуха, вышел на террасу. Не светило уже ни одно из мини-солнц. Дул пронизывающий ветер, совсем рядом что-то тихо шелестело, напоминая шорох осенней листвы. Он протянул руку в темноту и сразу догадался, в чем дело, О каркас терлись отошедшие листы пластиковой обшивки. Значит, по какой-то причине выскочили из гнезд вакуумные присоски. Странно, отчего он подумал о листве, ведь на «Ковчеге» теперь не было ультрафиолета.
Подняв глаза к небу, он невольно замер. Там не было и звезд! Лишь непроницаемый бархат вечной ночи и дыхание ледяного ветра. Александр на секунду почувствовал себя слепцом. Наступающая временами на астероиде чернильная тьма — во время экспериментов энергетиков — всегда радовала мириадами звезд над головой, и теперь исчезновение их потрясло его, пожалуй, больше, нежели тот страшный, непонятный удар грома. Александр до рези в глазах всматривался в темноту, но сумел уловить лишь слабое бледно-голубое свечение в двух-трех местах над горизонтом.
— Угольный мешок, — прошептал он. — Сверхплотная диффузная туманность…
Что, если «Ковчег» попал в самый центр газопылевого облака? Тогда конец…
Вдруг ему показалось, что на горизонте появилось нежное серебристое сияние. Вскоре он убедился, что это не было обманом зрения. Сияние было живым, пульсирующим, как на полюсах Земли, и его зыбкий струящийся ореол даже позволил кибернетику смутно различить изломы скалистого берега и масляный отблеск озера у его подножия.
Нет, не мог он улететь слишком далеко, и еще есть надежда. Вероятно, Корабль попал в пылевую туманность сразу же после его погружения в анабиоз, а свечение — это взаимодействия мелких частиц с полевой защитой. Тогда и энергопотери Корабля связаны именно с этим. Все резервы — на аннигиляторах защиты, а БМК просто осуществляет перестройку систем регенерации, снял их с сектора биологов и астроботаников, с лаборатории Геи…
Вспомнив ее, он почувствовал укол острой боли в сердце. Чему радуется? Возможности снова вернуться в спасительное забытье? Исчезнуть из этого мира, постоянно напоминающего о ней?.. О, как жалел он сейчас о том, что уступил Овлуру право звукового обеспечения системы БМК. Займись он этим сам, Большой Мозг Корабля обращался бы к нему сейчас нежным голосом Геи.
— Как же ты нужна мне сейчас, Гея…
И тут он вспомнил о браслете коммуникатора, холодившем его запястье. Он торопливо поднес его к пересохшим губам, подал команду на вызов.
— Готов к обмену информацией, — бесстрастно прозвучал вечно молодой голос Овлура.
— Меня интересует информация о Гее. Индекс сообщения — справочные данные, звуковые контакты с экипажем. Возможен также внутренний монолог, непосредственно перед обрывом связи. Только, пожалуйста, подробнее.
— Понял вас. Обращаюсь к сервисной программе. Ждите. Необходимо повторно вызвать сектор долговременной памяти.
Мозг Корабля отключился, и снова наступила тишина. Лишь ветер упрямо отрывал пластиковую обшивку.
«А все-таки сколько времени я проспал? — устало думал Александр. — Надо бы узнать… Заодно уточнить природу громового хлопка… Да, а к чему Овлур это сказал — „повторно вызвать сектор долговременной памяти“? Что это может значить? Или я интересовался Геей еще тогда, перед „уходом“?.. Бог мой, голова совсем не работает…»
В это время ожили сонары Супертранспьютера.
— Имеется расшифровка ее генетического кода и реперных информационных зон больших полушарий головного мозга. Кроме того, записаны некоторые ранние диалоги с экипажем.
— В своей реплике вы констатировали признак дубль-запроса.
— Предыдущий пользователь интересовался в точности такой же информацией.
Александр кивнул: «Значит, все-таки я. Просто не помню. Кажется, это называют так: спасительное излечение временем…»
— Когда конкретно был запрос?
— Примерно четыреста часов назад. Около семнадцати земных суток.
«Итак, я прав, Корабль сразу же попал в пылевую туманность. Да, я определенно интересовался Геей перед погружением в анабиоз. Значит, ресурсы „Ковчега“ истощились на аннигиляторы, а хлопок, который я принял за гром, — начало их активной работы… Как же теперь восстановить энергопитание?»
— Могу я узнать общее энергообеспечение Корабля на текущий момент?
— Все имеющиеся запасы, кроме аварийного, переведены в сектор физических лабораторий. Установки регенерации вышли из строя по условиям нарастания усталостных дефектор.[2]
Александр наморщил лоб, энергично потер виски. «С чем может быть связан такой активный рост усталости? Всего за семнадцать суток…»
— Да, сколько же времени я пользовался анабиозом?
— Примерно пять миллионов лет.
Кибернетику показалось, что он ослышался.
— Сколько?!
— Назовите ваш эталон исчисления времени.
— Нет, нет, я все понял. Пять миллионов. Спасибо, я понял…
Он был ошеломлен. Супертранспьютер не мог ошибиться, это исключено. Значит, его первые ощущения все-таки были верными. Корабль по инерции забросило невесть куда. Звезд нет. Неужели он в абсолютно пустом межгалактическом пространстве?..
В правом виске все еще пульсировала тупая, ноющая боль. Сознание работало вяло, сбивчиво. Жаловаться, собственно, было не на кого, ведь он сам хотел полного, окончательного забытья. Что же вырвало его из вечного молчания?
«Неизвестный пользователь! — вдруг вспомнил Александр. — Кто же еще запрашивал данные о Гее? И почему все энергообеспечение Корабля сконцентрировано именно там, в секторе физических лабораторий?..»
Заслоняясь от жгучего ветра, он осторожно перегнулся через бордюр и посмотрел вниз. Дом был мертв, хотя и казался лишь уснувшим. Серебристый каркас его растворялся в полумраке. Лишь в секторе физиков ярко, может быть, даже ярче обычного, сияли окна-витражи.
Значит, обнаруженное им накануне свечение воздуха объяснялось рефлексами от лабораторий? А слабый фон над астероидом? Вдали а Сверхновых не могло быть сколько пыли. Может, эта наводки от экспериментов на ускорителях «Ковчега»? Но кто мог работать там сейчас? Уцелевшие киберы энергообеспечения?.. Или, вообще, пошла какая-та неуправляемая ядерная реакция?..
Он повернулся и, стараясь быть предельно собранным, вошел в лифт. С трудом нашел кнопку вызова. Наклонился и назвал в микрофон конечный пункт — сектор физических лабораторий. Однако лифт был безмолвен и неподвижен. Тогда он вернулся в беспросветную трубу коридора и осторожно двинулся в самый его конец, к эскалатору. Под ногами что-то пружинило, то и дело раздавался легкий хруст композита, и Александру казалось, что он не в монументальном Доме-мегаполисе, а в карточном домике, готовом в любой миг развалиться на части. Он вытянул напрягшиеся руки и, нащупав ногами первые ступени лестницы, шагнул вперед. Разумеется, эскалатор был неподвижен. Постояв в нерешительности, Александр покрепче взялся за поручни и сделал шаг, потом другой…
Вдруг он почувствовал, что эскалатор медленно поехал вниз. «Кто его включил?» — пронеслась нелепая мысль, а руки уже скользили по пластиковому покрытию поручней. С каждой секундой скорость движения ощутимо нарастала. Постепенно появилась вибрация, в ладонях усилилась боль он трения. Только теперь Александр понял: эскалатор не работал, просто под тяжестью человека стал смещаться по направляющим вниз.
Раздумывать было некогда, и, резко оттолкнувшись от ступеней, он упал всем телом на боковой поручень. Лестница эскалатора со звенящим шумом неслась мимо него, а он изо всех сил держал неверное равновесие. Вибрация и гул сотрясали, казалось, все здание.
Наконец откуда-то снизу забрезжил слабый свет. Будто кто-то отдернул шторку.
Александр вытянул сначала одну ногу, потом другую. С трудом нащупал устойчивую переборку. Даже для того, чтобы просто спуститься, он должен был отчаянно рисковать.
Зыбкий свет позволил ему внимательно осмотреть уцелевшие фермы переходов. Если крепежные скобы не ослабила коррозия, по ним можно было еще кое-как добраться до сектора генетиков, но там его наверняка ожидало очередное испытание. Лифт ведь давно не работал. Правда, имелась небольшая ниша пневмопочты, но кто мог гарантировать ее сохранность. В любом случае только с ее помощью и можно было проникнуть на нижний этаж в лабораторию физиков.