— Чиж, — вдруг сказал, отставив стаканчик, дернув на скулах желваками, — возвращайся.
Эта неожиданная просьба-признание обожгла грудь. Легкие сжались, и у меня перехватило дыхание. Я почувствовала, как к горлу подкатил ком. Эти выходные и для меня не были легкими.
— Артем…
— Не нужно ничего объяснять. Просто вернись. Это все, чего я хочу.
Я потупила взгляд в стол — слишком пронзительным было ожидание в серых и ярких глазах Сокола.
— Мне кажется, Артем, ты зря ко мне подошел. Здесь не вполне удобно говорить. Когда-то ты сам не хотел, чтобы нас видели.
— Когда-то я был дураком и не понимал, что мне ни до кого нет дела. Пусть смотрят, Чиж, мне все равно. Разве тебе — нет?
Я покачала головой. Если бы он только знал насколько нет.
— Не знаю. Ты уверен, что не ошибся столиком? Еще не поздно обернуть шуткой все случившееся в пятницу в клубе и сослаться на розыгрыш. Я пойму и не обижусь. Думаю, они тоже, — кивнула в сторону, подразумевая присутствующий здесь народ, — поймут и поверят.
Словно в ответ на мои слова у нашего столика остановились красотка Анисимова с подругой, обе стильные и уверенные в своей привлекательности девушки даже в этот полдень понедельника. Изобразив удивление, Анисимова опустила ладонь на плечо Сокольского и улыбнулась парню вишневыми губами, тряхнув черной гривой волос.
— Артем, привет! Давно не виделись. Ты, случайно, не ошибся компанией? — окинула меня оценивающим взглядом и оглянулась к подруге, предлагая ей сделать то же самое. — Смотри, Кать, кажется, и вправду чижик, не соврали, — рассмеялась. — А я-то думала: о ком все говорят? А вот она оказывается какая — счастливица!
Что она увидела во мне смешного — не знаю. Обычная девчонка не лучше и не хуже других. А если увлечься мейкапом, так и с Анисимовой в красоте посоревноваться можно. Определенно я не напоминала сейчас Даффи Дака или Губку Боба. Скорее уж юную вампиршу Мейвис из мультфильма «Монстры на каникулах». И то бледным цветом лица и сильным желанием кого-нибудь укусить.
Нет, Анисимова никогда не была девушкой Сокола, но ей было обидно и непонятно, и она постаралась передать эти чувства «взглядом».
— Артем, идем лучше к нам, — предложила, подбираясь к шее парня, — с нами весело. Эта птичка на кого хочешь тоску нагонит. Правда, Кать?
— Руку убери, — вместо ответа или приветствия холодно отозвался Сокольский.
Сказал спокойно, но получилось достаточно громко, чтобы услышала не только я.
— Что? — растерялась девушка. Кажется, она не привыкла, чтобы с ней так разговаривали, да еще в присутствии такого количества студентов. Но руку убрала.
Артем все-таки повернул голову.
— Ты что-то хотела… Лера? — спросил сухо и с такой интонацией, что не только Анисимовой захотелось, как страусу, спрятать голову в песок, но и ее подруге тоже.
— Да нет, — девушка неуверенно пожала плечом, забыв о смехе. — Я просто так.
— Хорошо, если просто, — отвернулся Сокол. — А теперь иди.
Девушки отошли, и мы снова остались одни, если не считать любопытных. Время перерыва подходило к концу, но буфет и не думал пустеть.
— Анфиса, — Артем закусил губы, сжав руку на столе в кулак — я увидела, как натянулся металлический браслет на его наручных часах, — не слушай их. Я так не думаю и никогда не думал. Нет, я не ошибся, и мне не нравятся сказанные тобой слова. Для меня это и близко не было шуткой.
— Но они правы, Артем, — я подняла лицо. — Все они и даже Марджанов, которого ты заставил извиниться. Именно это я и имела в виду, когда хотела тебе объяснить почему. Почему я ушла. Почему все легко поверят в розыгрыш, зная тебя!
Сокольский надвинулся на стол и поймал мои руки. Сжал в своих, глядя в глаза. Всего на секунду, где-то за плечом Сокола я увидела бледного как мел Мальвина, отшатнувшегося назад. Оставив друзей, Мартынов вышел из буфета, хлопнув дверью, но дышать легче не стало. Это движение Артема, одновременно требовательное, внимательное и собственническое выходило за рамки любой дружеской посиделки и разговора. Слишком многое читалось на лицах, слишком многое угадывалось в позах. Сказать, что я смутилась — значит, ничего не сказать. Сокол и правда никого не замечал.
— Анфиса, какой к чертовой матери розыгрыш? Какое мне дело до того поверит кто-то или нет? Какое дело кто и что о нас думает, когда у меня такое чувство, словно мне выпотрошили нутро и вывернули наизнанку. Мне не хватает тебя, и я не знаю, что с этим делать. Не помню, чтобы меня когда-нибудь в жизни так ломало по человеку. Все это до черта серьезно, Чиж.
Артем сжал рот в твердую линию, а я растерялась. Нас разделял стол, но он казался жалкой преградой, помехой, едва сдерживающей готовый накатить поток чувств. Мне хотелось отдаться этому потоку, утонуть с головой в водовороте… И верить, верить, верить. Две ночи оказались бесконечно длинными.
— Чиж, не молчи, скажи что-нибудь, — попросил Сокол. — Я не видел тебя слишком долго.
Что я могла сказать после таких слов? После взгляда, который проникал в самую душу. Моя неуверенность даже мне показалась мелкой. Артем не играл, я это понимала, а требовать большего от него было не в моем праве.
— Артем, я не знаю, — ответила честно. — Что с этим делать — не знаю.
— Тогда скажи чего боишься. Я же чувствую, что есть проклятое «что-то». Ну же, Анфиса! Начни с «возможно», у тебя получится.
Я смотрела ему в глаза и помнила, что обещала объяснить. Признаться в том, что оставалось для меня действительно важным, несмотря на сказанные слова. Сейчас он готов был услышать, и я согласилась:
— Хорошо, я попробую.
Горячие ладони Сокола отпустили мои пальцы и обхватили запястья, словно он боялся, что я могу встать и уйти.
— Возможно, — попыталась оттолкнуться от слова, которое он предложил, — я уже обжигалась однажды и помню, как это больно, когда тебя предают. Когда живые чувства разбиваются о чье-то повседневное «люди хотят и получают», обесцениваясь по сути. Возможно, мое представление об отношениях отличается от твоего, и мне мало жить одним днем без надежды на завтра. Я это понимаю и не хочу от тебя требовать большего, но и повториться боюсь. Возможно, я не могу не думать о том, что ты просто привык ко мне. Мы жили вместе, а это сближает. И, возможно, я даже догадываюсь, что виноват случай и на самом деле Артем Сокольский никогда бы не посмотрел на Фаню Чижик, случись нам встретиться по-другому.
— Это неправда, Анфиса.
— Правда, и ты это знаешь. Мы оба забылись, Артем. Я просто очнулась первой. Завтра и ты очнешься, и все будет как прежде.
— А если нет?
— Тогда «как прежде» наступит послезавтра. И если тебе простят ошибку, то мне нет. Я первая себе не прощу.
Сокол раскрыл мои ладони, поглаживая их пальцами.
— Значит, это и есть твое проклятое «что-то»? Страх идти вперед? — спросил.
Его лицо неожиданно расслабилось и прояснилось, и я усомнилась в том, что смогла убедить парня своим признанием. Похоже, мои доводы показались серьезными только мне. Но вопрос повис между нами натянутым мостиком, и я уже приготовилась ответить: «Возможно, да», когда почувствовала на своей щеке ладонь Сокола. Его рука нежно погладила висок, забираясь в волосы. Сейчас не верилось, что в ней была скрыта сила, способная призвать обидчиков к ответу.
— Чиж, скажи, — вдруг спросил Артем, надвигаясь ближе. — Если отбросить все сомнения — ты скучала по мне? Хоть немного?
Я впитывала кожей его прикосновение, встречая знакомую колкую изморозь, бегущую по телу, и не сразу нашлась с ответом. Но признание все же слетело с губ:
— Да.
Артем покачал головой.
— И все, Чиж? Маленькое, тихое «да»? Я две ночи сходил с ума, мне этого мало. Скажи, Анфиса! — потребовал, улыбаясь уголками рта.
Как хорошо, что занятия уже начались и незаметно для нас буфет опустел. Было легче выдохнуть правдивое:
— Очень! — и сказать то, в чем я боялась признаться даже себе, глядя в зоркие глаза моего Сокола. — Ты же знаешь, Сокольский, что от тебя невозможно отказаться!
— Так, голубки! Если поели, попрошу на выход! — выглянула из-за прилавка буфетчица Валя, сметая салфеткой крошки с витрины. — Милуются они! Дома будете любовь крутить с гляделками, а мне буфет закрыть надо — столы прибрать и на кухню за новой порцией выпечки сбегать. Хоть пять минут перекурить от вас по-человечески!
— Ой, у меня же контрольная по английскому! — спохватилась я, вскакивая из-за стола под недовольным взглядом буфетчицы. Шагнула назад, чуть не уронив стул, затем в сторону. Щеки горели смущением, сумка выпала из рук… Господи, да у меня, кажется, полная дезориентация в пространстве. Ну, еще бы! Такое сказать!
— Я провожу тебя, Чиж. Пойдем!
Артем поднял сумку и нашел мою руку, крепко сжав. Захватив свою куртку, направился к выходу. Мы шли молча и остановились только у дверей нужной мне аудитории. Последняя учебная неделя перед новым годом состояла сплошь из контрольных и зачетов, и наверняка Соколу тоже необходимо было спешить на пару.
— Ну, я пойду, Артем? Мне пора.
— Анфиса!
— Что? — мы продолжали стоять, держась за руки. Университет, контрольная, зачеты… В мире наших взглядов все растеряло значимость и сдвинулось куда-то на периферию сознания, растворяясь в иной реальности.
— Я так и не сказал тебе. Не успел сказать, что о многом подумал и ты…
— Чижик! Зайдите в аудиторию! — в открытую дверь, напротив которой мы остановились, выглянул преподаватель и сурово сдвинул брови. — Мало того, Анфиса, что вы опоздали, так вы со своим парнем еще и контрольную мне срываете! Молодой человек, — обратился-воззвал к Соколу, — оставьте наконец в покое свою девушку и дайте ей нормально закрыть сессию.
Очень веско, ничего не скажешь! Реальность моментально обрела четкость и границы, возвращая к действительности. Я собралась было войти, но Сокол задержал меня и легко коснулся губами губ под строгим взглядом преподавателя.
— Анфиса, только попробуй снова сбежать, все равно найду, — пообещал и лишь тогда отпустил. — И включи телефон, трусливый Чиж, я обещал твоей маме, что отчитаю ее дочь.