В дорогу Дара надела простое платье. Ткани были добротными и приятными к телу, но однотонной серой расцветки. Но даже если бы её обвешали с головы до ног жемчугом, разве стала бы она хоть немного похожа на княгиню Ирину? Она знала, что лицо и руки у неё как у простой кметки.
На второй день скренорцы пожелали зайти в Лисецк. Это означало, что им придётся сделать крюк и уйти с той дороги, которая вела к Мирной. На тракте стало неспокойно, все говорили о бесчинствующих разбойниках из степей. Путешественники старались идти большими караванами с хорошей охраной, и Вячеслав тоже не решался отделиться от скренорцев.
В сам Лисецк они не зашли, минули город, не сворачивая с тракта. Издалека Дара смогла разглядеть только городские стены и посад, что лежал вокруг. Ей было любопытно и ужасно хотелось посмотреть Лисецк, сравнить его с Нижей, но необъяснимый страх заставлял всех спешить дальше на север.
Пять дней они были в пути, когда услышали новость: Шибан прислал Великому князю голову его посла. Дара не сразу поняла, почему это всех взволновало. Она услышала, как нижинские стражники, выделенные для их охраны, обругали степняков грязными словами, заметила, как помрачнел Вячко, но расспрашивать никого не решилась. Верно, они бы подумали, что она совсем глупая.
Приближалась ночь, и решено было разбить стоянку на берегу реки. Быстро распрягли лошадей, разожгли костёр.
– Вовремя мы уходим, – один из скренорцев присел у огня рядом с Дарой. – Скоро у вас неспокойно станет.
– Почему?
– Ты разве не слышала? Вашего посла казнил дузукаланский каган.
– И что с того?
– Коль правители пошли рубить головы чужим послам, то жди войны. Такого оскорбления хороший государь не стерпит.
Значит, вот почему так расстроился Вячеслав.
– Ты боишься войны? – спросила она скренорца.
– Нет, – он усмехнулся высокомерно. – Но я не хочу участвовать в войне, за которую мне не заплатят. У вашего князя не хватит золота, чтобы мы согласились пойти против чародеев, а вольным городам для войны с вами мы не нужны. Поэтому я хочу вернуться домой, пока не началось.
Само слово «война» было пропитано смутным страхом. Он был непонятный, неизведанный. Дара родилась и выросла в мирное время. Она слышала песни о сражениях, встречала калек, что лишились в боях ног или рук, но смутно представляла, отчего война хуже всего, с чем они сталкивались каждый год. Разве люди не мёрзли от холода зимой? Разве они не умирали от голода, когда выпадало несколько неурожайных лет подряд? Разве тати не разоряли людей, не угоняли их в рабство? Так отчего княжич выглядел таким хмурым, точно уже ждал Морану на своём пороге?
Вокруг костра скоро собрались вместе скренорцы и ратиславцы. Поставили котёл, сварили ужин. Мужчины громко обсуждали вести о после, но Дара в разговор больше не влезала. Она взяла свою миску и отошла в сторону, села на берегу реки.
Заросли камышей уже были тронуты осенью, пожухли и начали желтеть. По воде текли опавшие листья. От реки ластился по земле холодный белоснежный туман. Дара сжалась, отпила похлёбки из миски.
Тревога сжимала горло, а в ушах стоял звон. Точно весенняя капель река пела ровно и протяжно серебристым голоском. Дара приняла её сначала за плеск воды, но скоро поняла, что в шуме том различался голос. Тонкий, чистый, как слеза.
Так могла петь только Звеня.
«Значит, мы недалеко от дома».
На Дару нахлынула радость и тут же сменилась тоской. Звеня протекала от Великого леса до самого Златоборска. Стоило пойти вверх по течению, и она оказалась бы в Заречье.
– Дарина…
Позади стоял Вячко. Вытянутое лицо было мрачным, взгляд отрешённым. Даре сразу стало понятно, что случилось нечто ужасное, непоправимое.
– Дарина, та деревня, о которой ты говорила… Мирная, верно? – спросил княжич, будто прочитал её мысли.
С трудом она смогла кивнуть.
– Мы не сможем туда пойти. Пришли вести, что на неё напали, деревня была сожжена дотла. И не только она, – голос прозвучал будто из колодца, и Дара едва поняла значение слов. – Говорят, что два дня назад пала Нижа.
Глава 15
«Мирная сожжена», – било в висках.
Ночью Дара увела лошадь. Та была не осёдлана, но для дочки мельника это даже к лучшему. Отец научил её и Весю держаться на коне, имея при себе лишь уздечку. И, может, Дара не была хорошей наездницей, но в ту ночь она позабыла про страх и погнала лошадь со всей скоростью, на которую животное было способно.
Ветер свистел в ушах, но он не мог прогнать тяжёлых мыслей.
Мирная обратилась в пепел, людей угнали в рабство, так сказал княжич. Их продадут, словно скот на базарах Империи или вольных городов. Брат Лаврентий, родители Жданы, смешливый Рычко, Богдан… она знала всех из Мирной. Всю жизнь знала. Их, наверное, уже не осталось в живых.
Богдан. Она ведь даже не вспоминала о нём всё это время.
Дара старалась не плакать и зло рычала сквозь стиснутые губы, скрипела зубами, сжимала в кулаках лошадиную гриву и била себя по ноге, чтобы отвлечься от более страшной невыносимой боли.
Ей всё представлялся нарочито медлительный Богдан с пронзительными голубыми глазами. Как мог он – столь упрямый и столь добрый – быть рабом? Нет, нет!
Другие имена она безостановочно повторяла в мыслях.
Веся, дед Барсук, отец, Ждана. Живы ли они, уберегли ли боги мельницу на краю Великого леса?
И ветер бил в лицо, и лошадь громко фыркала под всадницей, и ночь тёмным покрывалом окутывала землю. Становилось всё труднее разглядеть дорогу, и Даре пришлось замедлиться. Но ждать было нельзя. Она спрыгнула на землю, ухватила лошадь под уздцы и быстро пошла вперёд.
Всю ночь она держалась правого берега реки. Так вернее всего было не заплутать. Когда небо чуть посветлело на востоке, Дара начала узнавать знакомые места. Она была недалеко от Мирной. Чтобы оказаться в деревне, стоило перейти реку, но Дара торопилась домой, в Заречье и дальше, к мельнице.
Теперь она могла сократить путь и пойти напрямую через поля и рощу. Всё выглядело по-прежнему. Те же деревья, те же тропинки. Тысячу раз она пробегала по этим местам и с закрытыми глазами могла найти дорогу к полям ржи.
Только ржи больше не было. Поля почернели. Остались только зола и земля. Весь урожай сгорел. Дара замерла на краю рощи, не веря своим глазам. Даже пахло теперь иначе. Гарью.
Дара снова вскочила на лошадь, стукнула пятками по бокам. Взлетели комья чёрной земли под копытами. Вперёд, быстрее к Заречью. Лошадь минула поле, снова оказавшись на берегу реки. Дара спешилась.
Из-за дубового бора, душисто пахнувшего наступающей осенью, выглянули знакомые улицы. Сердце замерло, перехватило дыхание.
С высокого берега Звени открывался обзор на деревню, и с каждым мгновением всё яснее прорисовывались в ночи тёмные изуродованные тени домов. В них зияли дыры там, где пожрал дерево огонь.
Заречье сгорело.
Кажется, Дара заплакала. Она плохо запомнила, что случилось. Точно во сне она вновь вскочила на лошадь, но не посмела зайти в деревню. Неизвестно, кто мог таиться среди спалённых изб. Нет, она направилась вдоль берега к мельнице.
Там, где росли кусты калины, всё выглядело по-прежнему. Так же пела река и шептали травы. Так же ухали совы в полях и верещали летучие мыши. Так же стоял Великий лес на востоке, темнел бесконечной чёрной стеной. Казалось, что ничего не изменилось, но Дара один раз уже обманулась.
Лошадь задыхалась под ней, надрывно вздымались бока, но Дара била голыми пятками, подгоняя вперёд. Наконец она вырвалась с лесной дороги в поля и увидела знакомый берег у запруды.
Горло сжало холодной цепью. Дара боялась поверить собственным глазам. Вздохнула. Мельница была цела. И дом тоже. Они стояли на прежнем месте, их не тронул огонь.
Дара, не сдерживая больше слёз, дальше погнала лошадь. Двор становился всё ближе.
Пёс зло залаял, не узнав её в темноте.
Дара спешилась и прямиком кинулась к крыльцу. Но только она приблизилась к двери, как та распахнулась. Девушка еле успела отпрыгнуть в сторону и увернуться от удара. На неё кинулся кто-то, размахивая топором. Дара вскрикнула от испуга и сплела меж собой пальцы, будто толкая невидимую стену. Нападавший пошатнулся, попятился и рухнул оземь. Топор стукнул по деревянному крыльцу.
И только тогда Дара разглядела, что это была женщина. Простоволосая, полная…
– Ждана?
– Дарка? – отозвалась мачеха с недоумением.
Дара кинулась к ней, помогла подняться. Ждана вцепилась ей в плечи, вглядываясь в лицо. В полумраке они рассматривали друг друга с таким недоверием, будто никогда не видели прежде.
– Вы в порядке? – спросила Дара, натянутая, как тетива. – Веся, дед…
– Барсука ранили сильно…
Девушка сорвалась с места, кинулась в дом. Её нагнал голос мачехи:
– А отец мёртв.
Она споткнулась, ухватилась за дверной косяк, впилась в дерево поломанными ногтями. Дара застыла на месте, и шея стала деревянной, когда она попыталась обернуться.
«Отец мёртв».
На языке почувствовалась горечь. Сжав плотно губы, Дара произнесла:
– Где дед?
– На печи.
Она шагнула в сени.
И замерла на пороге, оглядела ставшую незнакомой избу. Там же стояли печь и стол, лавки и сундуки у стен, да только на полу лежали повсюду перины, тюфяки, шубы и тулупы, и все они были заняты людьми. У самого входа, справа от Дары, стоял кто-то, держа наготове нож.
– Дара вернулась, – негромко произнесла Ждана.
Она запалила лучину, и только тогда Дара разглядела, что это Рычко, неудачливый ухажёр Весняны притаился, готовясь к нападению.
Дара хмуро глянула на него и спросила:
– А чего дверь открывать не пошёл, богатырь?
Парень опустил руку с ножом и пробормотал что-то невразумительное, но она его уже не слушала. В тусклом свете лучины Дара разглядела искажённые тенями лица и узнала старых знакомых. Многие собрались в избушке мельника: старые родители Жданы и жена охотника Жито с двумя детьми, дочка старосты со своим грудным братом. Дара смотрела на каждого, и всё яснее представала перед ней та спалённая деревня под Нижей, где точно так же остались одни старики и дети.