– Есть и другие, – неохотно ответил он. – Многие бежали за море, но остались и те, кто явится на помощь, но придётся заплатить высокую цену.
– А я, значит, ничего не потребую? И мной можно воспользоваться? – вспыхнула Дара.
Её можно запереть в парилке, подослать тайком людей. Ей можно угрожать властью храма. Можно запугать, как беспомощную девчонку.
От злости захотелось плюнуть княжичу в лицо, но Дара сдержалась. Не Вячеслав стоял за этим. Она была уверена, что не он.
В его грустных глазах не было ни коварства, ни жестокости.
– Можно просить чародеев о помощи, но когда их станет много, об этом обязательно прознают Охотники, и тогда начнётся другая война, уже с Лойтурией и Рдзенией, или даже с самой Империей.
– Ярополк – внук Императора.
– Но не Император, – возразил Вячеслав. – У него немало других внуков, не менее знатных и властных. Сын лойтурского короля – тоже потомок царя-каменолома, а супруга наследника имперского престола – сестра Шибана из Дузукалана, который и объявил нам войну. И вот вопрос – кого поддержит Империя?
Дара нахмурилась, пытаясь понять все хитросплетения.
– Но при чём тут я? Или Горяй? Его князь не боится держать при дворе.
– Горяй умён и не попадается лишний раз на глаза Седекию. Он не силён в чародействе и всегда больше ценился за свои знания. Другое дело, если бы мой отец призвал к себе волхвов или ведьм, тех, кто не растерял былое мастерство.
Дара замотала головой:
– И всё же я не понимаю. На мой взгляд, так всё одно и то же.
– Горяй не опасен Создателю, он плетёт обереги для гридней Великого князя и лечит от болезней тогда, когда обычные целители бессильны. Он охраняет город от чужих чар и не подпускает других чародеев к столице. Горяй полезен Седекию, как бывает полезен цепной пёс. Но что, если бы Горяй обладал такой силой, как у тебя? Тогда бы Златоборску были бы не страшны ни Охотники, ни степное войско, ни Империя.
– Но при Злате…
– При Злате в столице жили волхвы и стоял храм Мокоши. При Злате мой дед Ярополк Змееборец приносил быков и рабов в жертву Перуну и Велесу. Это не сразу изменилось.
Дара видела лишь издалека покинутое капище Мораны возле Великого леса, но никогда не слышала, что стало с волхвами, когда пали старые боги.
– Куда ушли волхвы? Тоже за море?
– Подальше от городов и храмов, – уголок его рта недовольно дрогнул. – Нам пора идти.
Дара посмотрела на княжича исподлобья.
– Сначала объясни мне кое-что, сама я не могу понять. Из Ратиславии прогнали всех чародеев, но мне Пресветлый Отец готов разрешить остаться. В чём же разница?
– Одну тебя легче скрыть, чем отряд чародеев, а по силе ты равна. С этим Седекий готов смириться, как он смирился с Горяем.
– Почему?
Дара задала вопрос и тут же сама догадалась, каков будет ответ.
Вячеслав не произнёс ни слова, когда она проговорила негромко:
– Меня одну легче убить, чем целый отряд.
Княжич выглядел угрюмым.
– Мой отец не даст тебя в обиду, и я тоже буду рядом, – повторил он. – Я отправлю людей на поиски твоей сестры, а когда мы одержим победу над вольными городами, тебя проводят лучшие мои люди туда, куда пожелаешь. Ты и твоя семья получите щедрую плату. Но сейчас я прошу тебя остаться и помочь защитить нашу землю.
Княжич просил дочку мельника об услуге. Не посмеялась ли над Дарой Морана-пряха, спутав нить её судьбы с чьей-то чужой?
– Идём, тебя ждёт мой отец. И помни: всё отрицай. Он знает правду, но нельзя даже говорить об этом вслух.
– Тогда зачем мне лгать, раз он всё знает?
– Потому что даже у стен есть уши во дворце. Один-единственный раз в жизни тебе будет позволено солгать Великому князю безнаказанно.
– Да, Великий князь, – Дара повторяла это раз за разом.
– Ты родилась в Ратиславском княжестве, значит, ты подчиняешься его правителю, понимаешь?
– Да, Великий князь.
Он говорил с ней не как с кметкой, что не посмела бы слово молвить в ответ, но и не как с лесной ведьмой, могущество которой стоило уважать даже государю. И Дара не смела возразить. Она была всего лишь дочкой мельника и в жизни представить не могла, что сам златоборский князь обратится к ней когда-нибудь по имени.
– Я знаю, что ты ищешь сестру, но за ней мы пошлём своих людей. А ты нужна здесь.
– Да, Великий князь.
Когда он закончил перечислять, почему Дарина обязана подчиняться ему во всём, то будто даже смягчился.
– Не стой там, присядь.
Дара не посмела поднять глаз, поэтому только заметила тень, что взметнулась от его руки. Она опустилась на лавку напротив Великого князя, сложила руки на коленях.
– Я не желаю тебе зла, Дарина, но опасаюсь, что твоя беспечность навлечёт на тебя беду. Я князь, а это то же что и отец для всего народа. И как твой отец, я должен быть строгим, чтобы оградить тебя от несчастья. Ты понимаешь?
– Да, Великий князь? – ответила она неуверенно, точно спрашивая.
– Мне сказали, что ты колдовала прошлой ночью?
– Нет, Великий князь.
– Нет?
Кусая губы, Дара смотрела только на свои пальцы, крутила в беспокойстве рубиновый перстень.
Князь не желал ей зла, но запер в парилке, чтобы она задохнулась. Или… мог ли это быть кто-то другой? Кто-то, кто желал ей смерти? Или всё сделано было, чтобы испытать её силы? Князь не желал видеть Дару, пока она оставалась слабой. Не одну седмицу он избегал своей гостьи, но стоило ведьмовской силе пробудиться, он тут же позвал Дару к себе.
– Я не посмела бы колдовать, Великий князь. Я знаю, что это запрещено.
– Но ты сможешь, если я попрошу?
Она передёрнула плечами. Разве она сама знала, на что способна?
– Посмотри на меня, Дарина.
Она забыла, как дышать, на мгновение.
– Посмотри.
Превозмогая страх и трепет, Дара подняла взгляд. Великий князь был немолод, седые кудрявые волосы спадали на лоб, голубые глаза смотрели спокойно, без угрозы или осуждения. Из всех сыновей Мстислава Мирного младший Вячеслав больше других походил на него, и это сходство почему-то пробудило в Даре искру доверия.
– Ты сможешь, когда придёт срок, использовать свой дар? Горяй сказал, что тебя никто не обучал, но если найти тебе учителя…
– Да, Великий князь.
Он хотел, чтобы она пошла на войну вместе с ним. На верную смерть. Может, Дара была обещана лешему ещё до своего рождения, но Великому князю она не клялась. А скрыться от его влияния казалось не менее сложной задачей.
Только вчера она была полна решимости сбежать, и снова побоялась даже думать об этом. Разве могла дочка мельника противиться воле государя?
Дара находила в себе силы сдерживаться в присутствии князя, но стоило за её спиной затвориться тяжёлой двери, и спало всякое притворство. Как маленькая девчонка она разрыдалась от ярости.
Добрава лишь повела светлой бровью, но вслух не осудила.
– Пойдём, госпожа, – позвала она. – Время для молитвы.
– Молитвы, – сквозь зубы процедила Дара. – Мы только и молимся целыми днями, да толку? В Ниже небось все лбы отшибли, отбивая поклоны Создателю. И где они?
– Госпожа! – возмутилась Добрава.
– Что? Разве я говорю неправду? – злобно оскалилась Дара и быстро пошла по коридорам терема. Длинные рукава, расшитые золочёными нитями, развевались на ходу. – Разве сама не понимаешь, что молитвой на войне не поможешь? Ты-то, наверное, рада, что Вячеслав остаётся в столице?
Она остановилась, резко обернулась к служанке. Та стойко выдержала её взгляд. Посмотрела с вызовом, так, как не смеют слуги смотреть на господ. Но лесную ведьму Добрава, кажется, считала себе ровней.
– Зачем спрашиваешь? – хмуро спросила она, выпрямляя плечи.
– Из любопытства, – призналась Дара. Ей не было никакого интереса до любовных дел княжича, но теперь стало ясно, почему он приставил к ней именно Добраву. Кому как не полюбовнице вверять слежку за лесной ведьмой? Уж она-то должна всё доложить, желая заслужить доброе отношение. Как это должно было быть лестно – когда тебя одаривал лаской княжеский сын.
Дара усмехнулась своим мыслям. Она теперь понимала, как внимание князя тешило тщеславие.
– Мои печали да радости тебе без интереса, госпожа лесная ведьма, – недружелюбно сказала Добрава. – Ты лучше о своей участи беспокойся.
– Уж я побеспокоюсь, не сомневайся, – отрезала Дара. – А ты прочь с глаз моих, и чтоб больше духу твоего не было подле меня.
Дара оскорбила служанку, приметив со злорадством обиду в её глазах, и только когда Добрава развернулась и ушла прочь, пожалела о сказанном. Но было уже поздно.
В городе звенели колокола. Закончилась рассветная служба.
Дара не зашла в свою ложницу и не посетила по обыкновению храма для молитвы, а направилась сразу к Горяю. Чародей ещё не вернулся со службы, и она вошла сама, начертав на двери один из знаков, которыми он охранял свои покои.
Эти знаки украшали все стены и потолок в спальне княжеского чародея. Одни были старее, другие вырезаны совсем недавно. Многие Дара не знала, некоторые видела в Великом лесу, а третьим Горяй научил её сам.
Почти впервые Дара осталась в его покоях одна и огляделась внимательно.
Ряды склянок и банок, свитки берестяных грамот, разбросанные где попало без всякого, казалось бы, порядка, и сотни знаков, вырезанных на стенах, полу и потолке, на столбиках кровати и на ножках стола и лавок. Поначалу Дара даже не замечала их, будто они не существовали. Но с каждым днём, пока возвращалась её сила, знаки проявлялись всё отчётливее, и некоторые из них оказались знакомы.
Она провела пальцами по скрещённым лошадиным головам над низкой притолокой. Похожими часто украшали крыши для охраны от злых духов. Этот знак хорошо был знаком обычным людям, другое дело – неровный круг, похожий чем-то на медвежью морду. Такой не встретишь в работах даже самых лучших зодчих, зато Дара видела его в избушке в Великом лесу. Медведь – царь среди зверей, не зря леший часто принимал его облик.