— Два часа? Ты встречаешься с царем, даже не приведя себя в порядок? — возмущенные крики Элака доносились из-за розового куста, возле которого стояла ванна Бреселиды.
Всадница возлежала в кипарисовой лохани, блаженно вытянув ноги, и полной грудью вдыхала запах распаренного можжевельника. Его крошечные сине-зеленые орешки, плавали в воде, ошпаренные крутым кипятком, и отдавали ей свой терпкий аромат.
— А в чем дело? — беспечно осведомилась она.
— Рабы за время твоего отъезда даже не удосужились проветрить платья!
— Чего ты раскричался? — урезонил сатира сидевший рядом Нестор. Он выбрал из плетенки с пемзой самый легкий камень и протянул его Бреселиде. — Она ведь не на свидание едет!
Лесной бог просверлил грифона уничижительным взглядом, но ничего не ответил.
— После двух недель скачки, положено по крайней мере сутки отмокать и париться. — сказал он хозяйке. — Потом массаж, волосы на руках и ногах. Я говорю, их не должно быть.
Бреселида высунула из воды ногу и придирчиво осмотрела ее.
— У меня и так нет.
— Ну тебе повезло, — фыркнул Элак. — Но все остальное? Разве женщина может позволить…
— Чего ты от меня хочешь? — брови «амазонки» гневно сдвинулись к переносице.
— Умоляю, только не морщись! — возопил сатир. — Кожа и так стареет на солнце, а ты еще гримасничаешь!
Взявшись обеими руками за рая лохани, Бреселида с шумом встала, забрызгав водой белые плитки дворика.
— Ну все, ты рассердил меня, мальчик-козел! Где мой хлыст?
— Сиди смирно, пока я растираю твои волосы шелком! — ничуть не испугался Элак. — Пусть они хотя бы блестят. А вечером я сделаю тебе хорошую прическу. И надень вот это. — пан ткнул пальцем в разложенную на ветках шиповника красную тунику. Она действительно была «амазонке» к лицу и хорошо сочеталась с пшеничным цветом ее выгоревших волос.
— Красное — царский цвет. — вздохнула Бреселида. — Я не могу встречаться с Делайсом в таком наряде. Лучше надену черную. Мне тоже идет.
— Очень идет. — вкрадчиво подтвердил Элак. — Но поверь: черное наденет он. Спорим?
— Не я же читаю мысли, — «амазонка» махнула рукой. — Подай мне полотенце.
Пан обернул хозяйку плотной льняной материей и принес сандалии. Уйдя с солнца под сень галереи, Бреселида села за легкий плетеный столик и, водрузив перед собой медное зеркало, начала причесываться. Она очень старалась, желая уязвить Элака. Женщина собрала волосы на затылке в узел, скрепив его золотой сеткой. Приподняла пряди над висками и заколола изящными золотыми гребнями. Возле ушей Бреселида выпустила два длинных локона и тщательно завила их щипцами, так, чтоб тугие кудельки ложились на плечи.
— Ну как? — в ее голосе слышалось торжество.
Элак почесал переносицу.
— Красиво… — протянул он. — На женский взгляд.
Бреселида задумалась. Так причесывала ее Радка, но ведь она, и правда, смотрит женскими глазами.
— Не сомневайся, ты здорово выглядишь. — подбодрил ее лесной бог. — Поезжай, пусть царь в последний раз полюбуется на твои локоны. Вечером я тебя постригу.
— Да кто тебе позволит? Чучело. — «амазонка» расставила руки, и Нестор заколол ей тунику на плечах золотыми застежками. — Мне некогда, прощайте, страшилища! — она чмокнула грифона в клюв и побежала к воротам.
— Ты ее никогда ни в чем не убедишь. — вздохнул хронист. — Бреселида росла в тени красоты Тиргитао и не смотрит на себя с любованием.
Элак отжимал полотенце, упавшее в воду.
— И в тени распускаются цветы, — отозвался он. — Чем лилия хуже розы?
— Лилия ни чем. — щелкнул клювом грифон. — Но Бреселида-то — колокольчик, степной колокольчик. Она, конечно, умная девочка и очень славная, но, — Нестор поднял коготь, — ум и красота у женщины не ходят под руку.
— Да вы просто не умеете смотреть! — Элак с такой силой хлопнул мокрым холстом, что напугал галок на крыше. — Вечером я покажу вам этот колокольчик. Клянусь копытами своего отца! Вам и вашему слепому царю!
Делайс шагом разъезжал под Бычьими воротами. Бреселида опаздывала, чего раньше никогда не случалось. Царь раздраженно мял уздечку в руках, однако это мало помогало.
«Амазонка» же сваляла дурака: вместо кроткой Пандоры поехала на Белерофонте, хотя при ее росте было нелегко управляться с громадным жеребцом на тесных улочках Горгиппии. Иноходец был еще плохо выезжен и шарахался от шумной толпы. Поэтому, когда Бореселида, выбившись из сил, наконец, достигла ворот, Делайс уже потерял терпение.
— Советую тебе ездить на кобылах, — бросил он, смерив всадницу сердитым взглядом. — Жеребцы тебя явно не признают.
Бреселида закусила губу.
— Покойницкие головы еще во дворе? — с вызовом осведомилась она.
— Да, Тиргитао приказала насадить твои трофеи на шест и вкопать у стены андрона. — съязвил Делайс. — Поскольку обвинения с меня еще не сняты.
Сотница поморщилась. Ей не нравились намеки сестры. В них читалась явная угроза.
— Едем, наконец. — царь махнул рукой. — Я должен был посетить Тира еще до полудня, а сейчас больше трех.
Бреселида взглянула на солнце.
— Твои визиты для этого кузнеца — большая честь. Он обязан принимать тебя хоть ночью.
— Обязан — еще не значит рад. — возразил Делайс.
Спутники миновали нижнюю стену. Разросшийся город давно перехлестнул за старые укрепления. Улицы ремесленников теснились по берегу неглубокой речки, откуда брали воду и куда сливали отходы и гончары, и кожевенники, и кузнецы. Волны несли грязь к порту, чьи берега и без того казались заболоченными.
— Вонища тут. — не одобрила Бреселида. — Как ты сюда ездишь?
— А как здесь люди живут? — хмыкнул царь.
— Люди живут везде. — пожала плечами «амазонка». — Что ты меня жалобишь? Сними золотой браслет и подари любому нищему.
— Это не решит дела. А остальные? В порту корабли скоро не смогут подойти к пристани из-за ила.
— Ты что-то придумал? — спутница внимательно посмотрела на царя.
— Кажется. Кое-что.
Они уже въезжали во двор Тира. У покосившихся ворот торчал крошечный алтарь Гефеста — ни то герма, ни то наковальня — обмазанный петушиной кровью и облепленный черными перьями.
Хромой кузнец выбежал гостям навстречу. Он поклонился царю и прижался губами к сандалии Бреселида. От всадницы не укрылось, что с Делайсом Тир держится не так церемонно, как с ней. Почти по-дружески. Кажется, не будь ее здесь, мужчины просто пожали бы друг другу руки.
— Покажи свое колесо. — приказал царь. — Сестра ее величества хочет посмотреть.
«Ну, на счет хочет… — усмехнулась Бреселида. — Ладно, чего я для тебя не сделаю?»
Тир провел их в кузницу, а оттуда через задние двери на заросший крапивой берег. Здесь из воды торчало колесо, к лопастям которого были прикреплены ивовые корзины. Другое такое же сооружение виднелось на близком противоположном берегу. Колеса крутились, подгоняемые водой и вычерпывали со дна толстый слой грязи. Двое рабов Тира снимали корзины, вываливали в телегу и ставили обратно.
— Ну и куда денется вся эта гадость? — с сомнением спросила Бреселида.
— Помнишь старые каменоломни за городом? Где нельзя работать из-за газа? — спросил Делайс. — Мы используем их. Скидываем туда и присыпаем сверху щебнем.
Бреселида молчала.
— А как вы думаете прочистить всю реку? — наконец, спросила она.
— На конской тяге, госпожа. — вмешался Тир. — Это Делайс придумал. — Он чуть не хлопнул царя по плечу, но вовремя удержался.
— Кони с тяжелой упряжью волокут колеса против течения. Вода заставляет их крутиться и черпать грязь со дна. — сдержанно пояснил спутник. — Ты понимаешь, о чем я говорю? Мне нужны деньги из казны, чтоб закончить работу. Если не расчистить подступы к порту, корабли скоро не смогут приставать. Купцы из Эллады найдут другие места на побережье, тот же Цемесс. Мы лишимся поступлений от торгового оборота…
Бреселида отлично его понимала. Он просил о поддержке в совете, где его мнения никто бы не стал слушать. «Живой бог» — не имеет права заниматься земными делами, без риска прогневать Триединую.
— Ты со стеной не намучился? — вслух спросила всадница. — И уже втравливаешь меня в новое дело.
Желая избавиться от болотной вони, Бреселида вернулась в кузницу. Под ее низкими закопченными сводами было прохладно и темно. На деревянных козлах возле тигля валялись разные предметы: наконечники стрел, заготовки для лезвий ножей. Сотница принялась рассеянно перебирать их. Ее пальцы наткнулись на почти готовый кинжал с тяжелым лезвием темной бронзы. Его широкая ручка была украшена золотой чеканкой, изображавшей амазономахию. Воинственные девы выглядели точь-в-точь как меотянки. Греки, конечно, побеждали.
Всадница не сомневалась, кому предназначен такой дорогой клинок. Не даром Делайс заметно напрягся, стоило ей взять оружие в руки. «Живому богу» нельзя прикасаться ни к чему, несущему смерть.
— Дела все время на очереди. — царь попытался отвлечь ее внимание от ножа. — И если я не втравлю тебя сегодня, завтра их будет не расхлебать.
— Я сделаю, как ты хочешь. — устало вздохнула женщина. — Хотя совет опять будет против.
— Ну их к воронам! — просиял Делвйс. — Поедем перекусим где-нибудь?
Спутники вышли из кузницы.
— Слушай, — царь с сомнением уставился на Белерофонта. — Уже час хочу спросить: жеребец у тебя не великоват? Как-то ты странно на нем смотришься.
Меотянка замялась.
— Это подарок. — произнесла она.
«А то я не догадался».
— Ваше величество окажет мне большую честь, — продолжала всадница, — если примет его. — она протянула спутнику уздечку.
С минуту Делайс колебался. Соображения рациональности боролись в нем с желанием немедленно вцепиться в новую игрушку. Последнее победило. Он легко вскочил в седло, и дымчатый жеребец понес нового хозяина вдоль стены кузницы.
— Прекрасно! — воскликнула «амазонка», когда Белерофонт вновь остановился перед ней, и «живой бог» спрыгнул на землю. — Вы созданы друг для друга!