Субудай, также спешившийся и стоящий рядом с Бату, недоуменно посмотрел своим единственным выпученным глазом на хана. Тот тоже удивился. Зачем нужны гонцы, если рядом весь тумен, следовательно, и сам Бурунчи? Или тот хочет, чтобы Бату излил свой гнев за опоздание темника на ни в чем не повинных воинов? Нет уж. Не зря его зовут Саин-ханом. Он не только могуч, но и справедлив, а потому не станет подвергать их наказанию. Довольно и гонца от Шейбани. Более того, он даже самого Бурунчи не будет карать, хотя и следовало бы. Он позволит ему в завтрашнем бою командовать пушкарями-урусами и искупить свою вину.
Но что это?! Едва прибывшая троица увидела, что хан обратил на них внимание, как тут же все они рухнули на колени, склонив головы до самой земли, и поползли к Бату. Хан насторожился. Гонцы так не кланяются, когда хотят обрадовать джихангира. Так пресмыкаются, когда…
— Вы привезли пушки? — сурово спросил Бату.
— Нет, — дружно ответили те.
— Понятно. Мне жаль, что Бурунчи оказался таким жалким трусом и не решился предстать передо мной сам. Ему нечего сказать в свое оправдание, вот он и прислал вас.
— Это не так, великий хан. Ему есть чем оправдаться перед тобой, — глухо произнес один из гонцов и на мгновение поднял голову, посмотрев на Бату. — И если бы он был жив, то никогда не послал бы нас к тебе, ибо недостойно сотнику говорить с ханом, когда жив его темник или хотя бы тысячник.
Теперь Бату узнал говорившего. Это был Кутух, который начинал рядовым воином еще при его деде, впервые отличившись при взятии столицы тангутов.
— Тогда скажи мне, Кутух, как вышло, что вы не привезли ничего кроме вести о том, что ваш темник погиб? Пушек нет, темника нет, — повернулся он к Субудаю, словно жалуясь на такое вопиющее непослушание. — А князь Святозар и пушкари Урусов? Они хоть с вами?
— Нет.
— Почему?! — взвизгнул потерявший терпение Бату, но тут же взял себя в руки и закончил фразу совершенно иначе, гораздо сдержаннее, хотя внутри все клокотало, будто в казане с кипящей шурпой. — Почему я должен вытягивать из тебя каждое слово? Скажи все, но по порядку!
Сотник послушно приступил к рассказу, который оказался краток, поскольку монгол знал немногое. Впрочем, если бы Бату ткнул пальцем в любого другого из этой троицы, рассказ от этого не стал бы длиннее, ибо никто из оставшихся в живых так толком и не понял, что именно произошло.
Их сотни находились в ту злополучную ночь не в крепости, а в степи. А где ночует сотня, там должен быть и ее сотник. Так говорит Яса. Тысячники тоже должны были находиться вместе со своими воинами, но Бурунчи позволил им отдыхать в крепости.
Тот же, кто знал не только все подробности, но и причины случившегося, сейчас находился слишком далеко от хана. Звали его князем Святозаром.
Трудно сказать, почему царь Константин избрал столь странный маршрут движения для своих войск. Вести все собранные к тому времени полки вдоль по Каме якобы на выручку Ряжского полка, как бы за это предположение ни ратовали многоуважаемые господа Мездрик и Потапов, не имело ни малейшего смысла.
Во-первых, тем самым Константин открывал дорогу на совершенно беззащитную Русь, и он этому уже никак не мог воспрепятствовать — пешим за конными не угнаться. Во-вторых, в тех диких местах невозможно было получить существенной поддержки со стороны местного населения.
В-третьих, я хоть и не стратег, но сами посудите — велика ли была Константину выгода с од-ной-единственной тысячи и стоило ли дело того, чтобы самому залезать в западню.
Говорят, что полки не имели пушек. Честно говоря, я сомневаюсь в этом. В городах были, а в полках нет? Что-то не клеится. Утверждают, что их вез Ряжский полк, воины которого делали все, чтобы не допустить их попадание в руки монголов. Но они уже были у степняков, и в немалом количестве.
Остается последнее и наиболее логичное — скорее всего, Константин получил сведения, что на Рязань идут еще пять или шесть туменов, и он потерял от страха голову. Подтверждает это предположение и то, что, несмотря на огромные требования, которые выдвинул Бату, царь согласился удовлетворить их в полном объеме, спасая жизнь внука. Как хотите, но это не делает ему чести.
Если бы аппетит монголов от такой уступчивости не возбудился бы еще больше — как знать. Не исключено, что Русь полностью лишилась бы всех степей в южном подбрюшье, из которого потом было бы так удобно ходить в набеги на оставшуюся территорию. Словом, Бату сам виноват, проиграв уже выигранную кампанию.
Глава 16Камо грядеши[108], княже?
Была бы Честь!
Не дай, Господь, бесчестья!
Мы за Россию примем смертный бой!
Не станет нас —
не оборвется песня —
Нас примет Бог
и воскресит Любовь!
Когда князь очнулся, он даже не сразу вспомнил, где он и что с ним приключилось. А может, его мозг и не хотел это вспоминать, тем самым давая хозяину передышку. Но Святозар так старался, так упорно силился, что рассудку пришлось уступить своему неразумному хозяину и широким жестом бросить ему все: «На! Смотри! Только много ли тебе с этого будет радости?»
Ох как князь сокрушался, что он вновь связан. Был бы он без пут, да окажись рядом с ним коварный Бурунчи — голыми руками задушил бы хитрого темника и ничего бы тот не успел сделать.
«А теперь что выходит? Иуда я, получается?»
И Святозар с безысходной тоской осознал, что да, так и выходит. Именно так и никак иначе. Ну кто теперь подтвердит, что он не был самим собою, когда кричал тем, кто стоял на стенах? Бурунчи? Или сам Бату?
Да, тот тоже мог бы, поскольку впервые — Святозар с мучительной ясностью только сейчас вспомнил это — попробовать катышки ему предложил именно хан. Случилось это незадолго до той злополучной битвы, во время очередного пиршества.
— Я вижу, тебе немного нездоровится, — сказал Бату и протянул ему зелененький шарик. — Возьми, поможет, — ободрил он князя. — Не бойся. Если бы я хотел тебя убить, то мои воины могли бы это сделать уже десятки раз. И уж тем более я не хочу этого сейчас. Ты — мой друг, и я еще не утратил надежды на то, что ты поддашься на мои уговоры.
Святозар взял. Помнится, он еще удивился непривычному вкусу, но снадобья лекарей редко пахнут хорошо, да и сладких среди них — ну, разве что мед, вот, пожалуй, и все.
Зато ему чуть ли не сразу полегчало. Потом, кажется, они снова пили вино. Бату опять пытался убедить его вывести воинов в степь, за Яик, но Святозар отказался и старательно пытался сдержать совершенно неуместную улыбку, которая словно прилипла к его губам, упрямо пытаясь раздвинуть их еще шире.
А дальше Бату предложил ему еще один катышек. Ну, точно, и как это у него выскочило из головы. Едва князь его принял, как стал весело, до колик в животе смеяться над словами хана, но тот не обижался и даже улыбался в ответ.
О чем говорил тогда Бату, Святозар, хоть убей, вспомнить не мог, но теперь был уверен в том, что ничего смешного в его рассказе не было — всему виной колдовские катышки. «Да ведь он меня проверял! — только теперь дошло до него. — Потому и Бурунчи казался таким уверенным, что возьмет Яик. Он тоже все знал, собака!»
Да, но что же теперь делать?! На князя вновь навалилась безысходная тоска. Ведь для всех остальных он — предатель, и что бы князь теперь ни сказал в свое оправдание, это останется лишь словами. Одно мгновение его глупого бессмысленного смеха там, на площади, перевешивает все, что он ни произнесет.
Но зачем он нужен хану? Неужели тот замыслил с его помощью взять все крепости на Яике? Скорее всего, так и есть. Будут его возить с собой, как куклу, к которой умелец приделал подвижные ручки и ножки. А не станет кукла слушаться, у Бурунчи есть катышек. Мало одного — засунут в рот второй. Не захочет глотать — впихнут силой.
И что потом? Он опять будет глупо улыбаться, веселиться, кричать, чтобы открыли ворота, и заливаться бессмысленным смехом, сидя в седле и глядя на то, как монголы безжалостно вырезают его по-рубежников.
«Ну уж нет! Если нельзя одолеть коварного врага, так можно хотя бы умереть с честью, — скрипнул зубами князь. — Хотя какая уж тут честь, когда я не только себя, но и отца навеки опозорил. Люди скажут: «Вот, государь, какого ты сына вырастил. Израдца земли русской!»
Горькие размышления Святозара прервал приход Бурунчи.
Воины, вошедшие вместе с ним в темницу, молча воткнули в держатели на стенах ярко горящие факелы и тут же удалились.
Бурунчи, оставшись один на один с пленником, присел на корточки и заботливо спросил:
— Что князь, худо тебе?
Святозар промолчал.
— Вижу, что худо, — невозмутимо продолжал темник и неожиданно похвалил: — Однако ты и силен. Двоих людей у меня убил. И ведь голыми руками сумел это сделать. Пятеро на тебе висели, а ты их всех раскидал. Ох и силен, — и заговорщически подмигнул Святозару. — Но это ничего. Когда враг — настоящий багатур, самым умным будет не убить его, а сделать из него друга. Ведь после вчерашнего у тебя совсем не осталось друзей, а это плохо. Разве без них можно жить на свете? А Бату по-прежнему предлагает тебе свою дружбу.
— Я уже познал ее на деле. Больше что-то не хочется, — с горечью заметил Святозар.
— Напрасно ты так сказал, — всплеснул руками Бурунчи. — Хан хочет посадить тебя в Рязани, а как это сделать, если тумены твоего отца стоят на пути к цели? — И, подумав, добавил: — Вашей общей цели.
— Чего же ты от меня хочешь, тварь?!
— Ругаешь меня, — вздохнул темник. — Я к тебе с добром, а ты ругаешь. Зря. Лучше подумай о будущем, о том, что тебя ждет впереди.